А вот и я. Простишь ли гостя позднего?
Но ты не спишь, а я не в силах ждать.
Услышала, вернулся ты из Грозного,
Где похоронены твои отец и мать.
Не суетись, отстань от холодильника,
Я выпью кофе. Может, покурю.
Да фотки посмотрю в твоём мобильнике.
Не предлагай, я крепкого не пью.
Я помню их. А был ли на Андреевской?
Там на Кубинской старенький мой дом.
На «ямах» ветер вспушивает верески...
Нет-нет! Не плачу. Просто в горле ком.
Ты не нашёл могил? Сравняли холмики?
И дома нет? Давно уже пустырь?
Я в интернете всё искала ролики...
Не повезло. Ну что ж. Неси пузырь.
Мне память ослепительным накалом
Фугасной вспышки светит бездны снов,
Как смотрит скорбно каменный Гикало
И двое с ним на трупы пацанов.
Как на вокзале с хохотом и матами,
Держа под дулом моего отца,
Прикрывшись вороными автоматами,
Девчонку унижали три «бойца».
Мне не забыть, как выглядит агония...
Пусть обошлось и в прошлое стекло.
И как всю ночь в проходе меж вагонами
Стоял отец, упёршись лбом в стекло.
А ты сейчас об обновлённых улицах,
О небоскрёбах, площадях...Есть тост.
Мне удалось не спиться и не скурвиться.
Я пью за человеческий компост.
За тех, на чьей крови растёт боярышник,
Вскипает пеной по весне кизил,
За то, что даже если в хлам состаришься,
Чтоб никогда о них ты не забыл.
Посмотришь, мы здоровы с виду, вроде бы.
Но мы-то знаем, друг мой, инвалид,
Когда нам ампутировали родину.
Вот нет её – а всё болит, болит...