Брюллов в работе обретал покой,
А суета лишь отвлекала,
Изящной лёгкой творческой рукой
С утра писал, как по лекалам.
Талант великий дан ему Творцом,
«Последний день Помпеи» вспомним
Иль «Всадницу». Он творчества венцом
Ван Дейка, Рубенса напомнил…
Придворных лесть ему мешала жить,
И пустота всей жизни светской.
Как ржа, она подтачивала жизнь,
Клеймила жизнь бездушной меткой…
Художник дома ощущал уют,
И комнату он так обставил,
Что цвету красному в ней дал приют,
Цвет яркий обожал и славил…
Узнать, наверное, не суждено,
Что привлекло в кровавом цвете?
Что красное? В свободный мир окно?
Возможно, верил он примете...
Тарас Шевченко, бывший крепостным,
Впервые в этом окруженьи
Сбит с толку красным был, и стал «немым»
Под цвета крови наважденьем…
На окнах шторы – алый яркий шёлк,
Насквозь струится свет багряный…
Обоев нет, а был пурпурный штоф –
Покрыто киноварью рдяной…
Оббит диван сафьяном-кумачом,
Брюллов – в коралловом жилете,
И блик пунцовый светит над лицом
Напоминанием о лете…
Оружия увидел арсенал:
Щиты, мечи, кинжалы, копья…
Ковёр персидский "сказку" дополнял –
Узор рубиновый, как хлопья…
А на мольберте – всадник нагишом,
Который выполнен сангиной –
Красно-коричневым карандашом
По технологии старинной.
Тарас Шевченко был ошеломлён,
Такое видел он впервые.
Ни книг, картин, ни статуй иль икон,
Везде стоят цветы живые…
Но комната прекрасная была
Предвестницей освобожденья…
Раба Шевченко воля рождена –
Всё сгинуло, как наважденье…
Был выставлен Жуковского портрет –
Брюллов аукцион придумал...
Так вольность получил другой поэт –
Оплачена немалой суммой...
Шевченко никогда не забывал
Того, кем вольный мир подарен…
Когда свободу с жаром воспевал,
Брюллову был он благодарен…
Так комната в Историю вошла
Багрово-красными тонами…
И навсегда запомнилась она
Брюллова добрыми делами…