Каждое лето родители увозили меня в деревню к бабушке. В силу своей занятости они не могли оставлять меня одну без присмотра, а в деревне свежий воздух, парное молоко, простор. Вот там я и познакомилась с Колькой Мотриным. Из всех детей это был главный выдумщик и фантазер. С ним приходило веселье, забавные игры, которые он сам и придумывал, даже породии на нас всех показывал, и мы смеялись от души сами над собой. А когда родители его наказывали за шалости и разные проделки и не выпускали на улицу, то это было страшным наказанием не только для него, но и для нас для всех, потому что нам просто не хватало Кольки, веселого и безобидного насмешника, вот тогда мы всей оравой шли и просили его родителей отпустить Кольку с нами поиграть, но наши просьбы на них не действовали, и нам приходилось расходиться по домам, потому что без Кольки было скучно и грустно. Даже взрослые замечали, если мы приходили рано домой, то Кольки с нами не было: "Что? Кольку опять наказали?" - спрашивали они. Ох! и доставалось же ему от отца с матерью за его непоседливость, несерьезность и постоянную улыбку на лице независимо от того, что ему говорят. Родители загружали его работой по хозяйству в надежде, что он станет серьезнее, но, чем больше нагружали, тем быстрее он справлялся со всеми делами и один из первых прибегал в клуб.
Повзрослев, он нисколько не изменился, а оставался таким же зубоскалом и остряком. А вот жена его Дарья была полной противоположностью ему - уж очень серьезная! Он даже сам ее побаивался: "Молчит и молчит, кто ее знает, что у нее на уме?" - говорил он в порыве откровенности своему тестю. Но при всей своей серьезности она спокойно и снисходительно относилась к веселому характеру мужа, считая, что в хозяйстве все спорится именно благодаря неунывающему его нраву и, умеющему принимать самые неординарные решения. Да и сами мужики в деревне, хоть и считали Кольку баламутом (они так и называли его "наш баламут"), однако шли к нему поднять себе настроение и расслабиться душой.
Бывало, придут к нему во двор, усядутся кто где, лишь бы поближе к Кольке, слушают его треп и наблюдают за его спорой работой, которую он никогда не отставлял в сторону ради таких слушателей. А те и не обижались: пусть себе работает, да и понимали, что их самих-то сюда никто не звал, хорошо, что еще не прогоняют. Тут уж Николай преуспевал сам себя: рот его не закрывался, остроты сыпались одна за другой, порой, допускал и крепкое словцо, но оно было всегда к месту и для связки, и не звучало так пошло, как, если бы это себе позволили кто- нибудь из присутствующих. Некоторые слушатели пытались при случае использовать Колькины остроты, но чувствовали, что у них никогда так не получится как у него - у Николая был особый дар! Вот и приходили мужики посмеяться над Колькиным трепом, а самому ему это было только в удовольствие.
Дарья, глядя на все это, только ухмылялась про себя, но мужиков не гнала, а даже втайне гордилась мужем, его подвешенным языком, неунывающим характером и веселым улыбчивым лицом, никогда не омрачавшимся тенью неудовольствия.
У Николая был еще один талант - играть на гармошке. Если намечалось какое-то торжество, то приглашенные интересовались: "А наш баламут-то будет?" - и услышав: "Ну как же ему не быть!? Без него и праздник не праздник", соглашались: "Значит, будет весело!" Вот так и повелось: будет Колька - будет весело!
И тут же со смехом вспоминали недавнее новоселье у односельчанина, где главным заводилой был Николай. Чего греха таить, деревня любит погулять широко. Правда, Колька и без самогонки был веселый, и все знали, что выпивал он один раз, но столько, сколько ему нальют: рюмку, значит, рюмку, стакан, так стакан...Так вот на новоселье все уже напелись, наплясались, начались шумные разговоры, пришла очередь и Николаю выпить, выпил и пошел спать в люльку своего мотоцикла. Выспавшись, он вошел в дом, а там уже хозяйка укладывает гостей, да и сама не чает, когда ляжет отдыхать после такого беспокойного дня, но Колька-то выспался, ему в пору и повеселиться, и он, схватив мешок с луком, стоявший в углу, одним махом рассыпал его по комнате. - "Твою мать, Колька, что же ты, антихрист, наделал? - закричала хозяйка. Пока она собирала лук, в это время Николай, притопнув ногой и, разведя руки в стороны, запел:
А я любила и люблю,
Твои глазки голубые
Я еще подголублю.
Тут же ему в тон ответила молодуха:
А над рекой стоит туман,
Я влюбленная такая,
Хоть пиши с меня роман.
Но женщины в возрасте цыкнули на нее, она примолкла, а Кольку попросили: "Николаша, иди уже спать в свою люльку, дай и нам отдохнуть". Но не тут-то было! Он в свою очередь пошел по кругу щекотать за пятки улегшихся спать, стаскивать одеяла и продолжал петь:
На инженера учится.
Ох, хороший инженер
Из него получится.
Шум, гам поднялся, как в курятнике, а Колька снова схватил мешок, уже собранного хозяйкой лука, и снова рассыпал его по комнате. Тут уже всем было не до сна.
Все вместе давай собирать, рассыпанный Колькой лук, а хозяйская дочь вытащила весь замороженный лед из холодильника, подкралась к Кольке сзади и все это подбросила ему в штаны. Эх, как он взвился...Глаза его от удивления вышли из орбит, сам весь прогнулся и под общий хохот выбежал во двор освобождаться ото льда. Он и сам потом вспоминал этот случай с удовольствием, такого сюрприза он, конечно, не ожидал. Надо отдать должное Николаю: он сам любил от души похохмить, но и принимал без обид шутки от других. Много мне порассказали интересного про Кольку, когда я приехала в деревню продавать дом бабушки и выписывать ее из села в город.
Удалось и мне встретиться с самим Николаем. Он сразу меня узнал и каким-то танцующим шагом, с неизменной улыбкой на лице двигался мне навстречу: "Здравствуй Галинушка, кралечка моя, дай же я целону тебя в щечку", - растекался в своей любезности и красноречии Колька. - "Николай, а ведь тебя ни время, ни жизнь не меняет, каким тебя помню с детства, таким ты и остался".- "А что мне сделается-то, голуба ты моя! Жизнь ведь она такая, какую сам себе сотворишь, а я ее с детства подстраиваю под себя...ха - ха - ха...опса дрица о ца ца!" - рассмеялся неунывающий Колька и хлопками ладошек прошелся по своей стройной и ладно скроенной фигуре. С ним невозможно было разговаривать серьезно: его поведение и открытое, смешливое, доброе лицо настолько располагало к себе, что я забыла о своих проблемах и по-дружески обняла его, успев вставить в разговор несколько слов о цели своего приезда.
Узнав о том, что я на следующий день должна была ехать в райцентр в паспортный стол, Николай предложил ехать вместе, как оказалось, ему тоже надо было ехать туда же.
Мне это было на руку: не ждать автобуса туда и обратно, да и время сэкономлю, которого у меня было в обрез. На том и порешили - едем вместе. На следующее утро Колька подогнал к дому бабушки свой старый мотоцикл с люлькой, видавший виды и разные дороги. Я выразила сомнения по поводу надежности этого средства передвижения, но в ответ услышала ободряющее: "Садись, не боись!" По дороге в райцентр поговорить нам не удалось, Колька гнал своего "коня", не обращая внимания ни на ямки, ни на кочки, ни на мои увещевания ехать медленнее; я уже не раз попрощалась со своей душой, а он в ответ только смеялся: "Эх, прокачу! Будешь помнить Кольку!" Мотоцикл подпрыгивал, и я вместе с ним, думая только об одном - суметь удержаться и не выпасть из "седла".
Наконец-то из-за поворота показалось здание паспортного стола, и Николай резко затормозил. - "Приехали," - и обратив внимание на мои белые от напряжения пальцы, намертво вцепившиеся в люльку, спросил: "Да ты жива ли? Или десять раз уж за дорогу умерла?" А я еле разжала зубы и процедила: "Оббраттно с ттоббой нне ппоедду, ччумма бболлотная!" А он подхватил меня на руки и донес до входа в здание, поставил на крыльцо. Всю мою сердитость как рукой сняло. Добрый он Колька, веселый, беззлобный и жизнерадостный человек.
У кабинета паспортистки уже была очередь, но почему-то Николая вызвали сразу, как только мы вошли в помещение, видимо, его хорошо здесь знали. - "Я скоро",- шепнул он мне и скрылся в кабинете, из-за двери которого послышался возмущенный женский голос:
-Я ведь вам объясняла, уважаемый, чтобы вы фотографировались без улыбки.
-Да куда же мне ее спрятать-то эту улыбку? Я всю жизнь с ней живу.
-Странный вы какой-то...в прошлый раз вы сфотографировались в майке, потом в футболке, затем в рубашке с "петухами" и всегда с этим смешным выражением лица, как будто издеваетесь надо мной.
-Да что вам моя улыбка не нравится? Всем нравится, а вам - нет. Что же мне маску Мефистофеля надеть?
-Не надо никакой маски! Еще этого только мне не хватало! Вам самому-то не надоело фотографироваться и вот уже месяц изо дня в день приезжать сюда? А Колька опять за свое:
-Нет, вот вы мне объясните, чем все-таки не нравится вам моя улыбка?
-Да улыбайтесь вы себе на здоровье сколько хотите, но паспорт - это документ, понимаете? Серьезный документ, и на долгое время! В следующий раз сфотографируйтесь в костюме, в рубашке и с галстуком, и без этой вот...вашей издевательской улыбки! Я вас убедительно об этом прошу!
-Ладно, будет сделано, - ответил Колька и вышел из кабинета с возмущением:
-Я месяц уже прихожу сюда с разными фотографиями, а она все отказывается их принимать...Может, мне без головы сфотографироваться или с завязанным ртом?
Но я заметила, что все его возмущения были ради красного словца, в его глазах стоял смех, а губы расплывались в улыбке. Все присутствующие тоже не скрывали своих улыбок. По дороге домой Колька сокрушался: "Никогда не думал, что улыбка может мешать человеку в жизни."
Через три дня ему снова надо будет ехать в паспортный стол с новым фото. И он решил сделать их несколько и на разный вкус. Пока он этим занимался, я успела оформить все документы и готовилась к отъезду, а Николаю снова пришлось фотографироваться и отвозить свои новые фото. Так и не знаю удалось ли ему поменять паспорт или до сих пор его мучения продолжаются из-за его замечательной улыбки на лице...
Некоторое время я была очень занята, пропиской бабушки, продажей дома, (нашелся все-таки покупатель, желающий приобрести его для загородной дачи), и как-то забылось про Кольку со всеми этими хлопотами, но бабушка заскучала по деревне, по своим подругам, оставшимся там, вот и решила я свозить ее в родные для нее места.
Остановились мы у моего дяди, то есть, у сына моей бабушки, а вечером состоялась встреча с ее подругами, которые все и про всех знают. Вот тут и произошел разговор о Николае. Оказывается, вся деревня была в курсе его мучений с фотографиями, каждый пытался давать ему советы, как сделаться серьезным, на что он отвечал так: "А вот вы попробуйте всю жизнь быть веселым, как я!" Да...это была задача! Как я поняла, он еще долго ездил в паспортный стол, пока жене Дарье это не надоело. Она решила сама посмотреть на вредную паспортистку. А тут еще и из милиции пришло извещение на уплату штрафа за проживание без паспорта и прописки. Оказывается, что паспортистка Людмила Петровна написала на Кольку заявление: ей надоело ждать его фотографий и объяснять ему одно да потому, вот она и написала на шутника, где просила найти на него управу и проверить паспортный режим по адресу Николая.
Молодой лейтенант, преисполненный важности, вошел в калитку и спросил: "Николай Мотрин здесь проживает?"
- А мы вас, вроде как, и не вызывали, - с усмешкой ответил Колька.
- А нас, гражданин, не обязательно вызывать, мы иногда и сами приходим к таким, как вы.
- А я чем заслужил такое внимание к себе? Вроде, живу сам себе, никому не мешаю...и вот тебе здрасьте!
- Да нет, ошибаетесь...вы как раз и мешаете нормально работать паспортному столу и лично паспортистке Людмиле Петровне.
- И чем же я помешал ей, если у нее такая работа: знай себе принимай фото или не принимай, как у меня. Вот почему-то именно мои фото она отказывалась принимать всякий раз, когда я их привозил. Наверно, ей нравилось часто встречаться лично со мной.
Только Николай произнес эти слова, а тут рядом и Дарья оказалась, как на грех.
- Про какие личные встречи ты говоришь, Николаша? Так значит, за этим ты катаешься каждую неделю в райцентр...
Колька побледнел: он любил и уважал Дарью за ее уверенное спокойствие, надежность, за ее душевную теплоту. Она никогда не повышала голоса, но именно ее уверенного в себе спокойствия он боялся больше всего и чувствовал себя нашкодившим учеником перед любимой учительницей.
- Даша, да я...да ничего такого...- начал заикаться Колька.
- В следующий раз поедем вместе с тобой, а сегодня пойдем фотографироваться.
Лейтенант, наблюдая эту сцену, тоже почувствовал себя школьником перед этой женщиной, и поторопился удалиться.
- Я думаю, вы сами решите этот вопрос...да, совсем забыл...распишитесь, что вы обязуетесь в десятидневный срок получить паспорт.
Николай расписался и, махнув рукой, отвернулся.
- А вы можете быть и серьезным",- сказал напоследок лейтенант и, козырнув, вышел за калитку.
Колька немного даже растерялся от его слов:
- Пойду посмотрю на себя в зеркало, какой я серьезный, - сказал он Дарье и, не меняя выражения своего лица, побежал в дом, чтобы запомнить, как в следующий раз надо ему сфотографироваться.
- Беги уж,- засмеялась жена, и ее смех отозвался в Кольке теплом и нежностью к этой загадочной женщине, его Дарьюшке.
В этот день у Николая получилось замечательное фото! Правда, перед ним стояла Дарья и показывала ему своим лицом серьезное выражение, а для пущей убедительности, в тайне от фотографа, грозила еще и кулаком. И все-таки, уголки губ у мужа так и тянулись вверх, готовые растянуться в улыбке, но фотограф поймал сиюминутное выражение Колькиного лица, именно поймал, потому что через несколько секунд Колька уже был снова Колькой - шутником и балагуром, и, обняв Дарью, искренно ей признался, как трудно дались ему мгновения перед фотоаппаратом. Дарья прильнула к нему со словами:
- Я тебя понимаю.
На следующий день Николай повез свое серьезное фото в райцентр. И тут по дороге в паспортный стол ему встретились дети и попросили его: "Дяденька, дайте денежек на хлеб".
- А как вас зовут, - проникся Николай к ним.
- Я - Маша. Я - Саша.
- И где же вы живете, Маша и Саша?
- Мы живем в детском доме, - в один голос ответили они.
- А что? Вас там не кормят?
- Мы сбежали оттуда, - снова дружно ответили дети.
- Почему? Вам там плохо?
- Да, дяденька, нам там плохо.
- Давайте, покажите мне, где этот детский дом, а я разберусь, почему там детям плохо.
Дети доверчиво взяли Николая за руки и повели в детский дом, где он и познакомился с директором и воспитателями, и попросил их быть внимательными к этим детям, пообещав часто их навещать. А детям сказал, что будет к ним приходить, но чтобы они его ждали и никуда больше не убегали. Он, действительно, часто их навещал, приносил им гостинцы и игрушки, но эти посещения держал в тайне от Даши. Так уж получилось, что детей у них не было, а им этого очень хотелось. Вроде бы, они подходили друг другу, но...но...Бывает такое. Николай узнал, что родители Саши и Маши погибли, а родственников у них не оказалось, вот так и попали они в детский дом.
В очередную поездку Николая в детский дом, Дарья поинтересовалась: "Вроде и паспорт, Николаша, давно получил, а ездить зачастил." Пришлось Николаю чистосердечно во всем ей признаться. Но неожиданно для него Дарья предложила в следующие выходные привезти детей к ним домой, чему Николай очень обрадовался. Администрация пошла навстречу просьбе Николая и под роспись разрешила взять детей. Чем дальше, тем чаще дети жили у Николая с Дарьей. Пришло время решать судьбу детей: нельзя же приручить их и бросить, этого они себе никогда не позволят - это раз, а, во-вторых, они так привыкли к детям и полюбили их, что считали уже своими. Николай и Дарья начали оформлять документы на усыновление детей. А Дарья повеселела и ожила. Вот так нежданно и негаданно состоялась новая семья. Сам же Николай перестал посещать все гулянки, прекратил всех веселить, а все время проводил с детьми, только им отдавал свою радость, жизнелюбие и веселость своего характера. Ради этого стоит жить!!!