Самый тяжелый период службы — это период до основного призыва и он подходил к концу. Нас девятерых перевезли в дивизионную часть, где уже ждало новое пополнение. Мы очень сильно отличались от всех остальных, только что призванных, первое время нас даже принимали за «горшков» (полугодовалых вояк).
Самое яркое впечатление от курсов молодого бойца, именно для их прохождения нас привезли в дивизию, это прибывшая партия таджиков. Их длинные стеганные халаты и тюбетейки, небритые чёрные лица, непонятный говор, они сильно смахивали на басмачей из советских фильмов. Таджики держались вместе, обособленной группой, но когда их переодели в форму, то и они потеряли свой особый «восточный шарм». Наша донецкая группа быстро познакомилась с «басмачами», а получилось это так. Сергей, мой земляк, столкнулся в центральном проходе казармы с одним из таджиков, звали его Хасан. И как водится перекинулся несколькими крепкими словами, всё бы ничего, обычное дело, но Сергей произнес: «твою мать», а для Хасана это было не ругательство, а посягательство на честь матери. Они сцепились, я их начал растаскивать и получил удар под дых, но рассудив здраво, что драться здесь негде, предложил Хасану встречу на плацу.
Через десять минут обе компании, дончане и таджики уже стояли друг против друга на улице. Мы — я и Хасан, начали первые. Таджик был моей комплекции, худой и жилистый, двигался очень быстро, но не успевая найти точку опоры, наносил много несильных ударов. Я же старался поймать его на встречном движении и пару раз хорошо приложился к его лицу. Когда же он понял, что силы у нас равные, постарался свалить меня с ног и драка переросла в борьбу. Здесь у меня было преимущество, я в детстве занимался самбо, целых два года и имел даже первый юношеский разряд. Я провел простейший бросок через себя в падении и сел на него сверху, захватив его руку. Болевые приёмы были моим «коньком», я взял его руку на излом. Таджики поняли, что их лидер побеждён и кинулись на моих земляков. И тут началось такое...
Пошли в ход ремни намотанные на руки, снятые сапоги, дрались самозабвенно. Я бросил Хасана и начал раздавать направо и налево, бил не разбирая куда и в кого. Тот кто был в такой драке, знает главное правило — не оказаться на земле, иначе будешь затоптан. Приходилось крутиться, как заведённому, остановишься — получишь удар. Через пять-семь минут мы все чертовски устали и запыхались, потом разошлись в стороны, на земле никого — это уже хорошо. Начали обтираться и сплевывать кровавые слюни и разговаривать, а разговорившись объяснили что ругательство (твою мать) не касалось лично матери Хасана, а просто это у нас, у русских выражение такое, вместо слова «вот» или «надо-же». Извинились друг перед другом, посмеялись, и как это бывает, даже подружились.
На курсах мне немного повезло, так как я был шустрым и весёлым, меня заметил старшина и поставил на должность каптёрщика. Каптёрка! Заветная мечта солдата, почти такая же, как Хлеборезка. У меня был свой кабинет, не много работы и много свободного времени, вот где я отоспался на все последующие два года. Моей задачей была смена и учёт нижнего и постельного белья, а в армии смена белья происходит раз в неделю в банный день, которым была суббота. В остальные дни я удачно создавал видимость занятости. На курсах молодого бойца учили всему тому, что я уже постиг за прошедший месяц. А это одеваться, ходить строем и петь строевую песню, учить Устав и беспрекословно выполнять все команды отцов-командиров. Так что немного я потерял, оставаясь в каптёрке.