так темно… вокруг ничего, – это настала ночь.
она не садится рядом, как гость. не садится пить чай,
говорить о любви, обнимать за плечо.
вот сейчас – она бьет наотмашь мне по лицу.
и я падаю на стул, опрокидываясь назад.
я смотрю в окно. там фонарь нещадно пытается не сгореть,
не затухнуть пытается, хочет пожить еще.
но темнота все же берет свое – и фонарь гибнет,
лопаясь лампочкой внутри себя.
и страшно так, просто жуть берет: кроме тьмы сейчас
– ничего. я пытаюсь найти хоть что-то рядом с собой,
хоть чью-нибудь руку, хоть что-то, чтобы не упасть за край
– в объятья ночи. не хочу туда. я – не – хочу – туда.
кто рядом со мной? никто? никто. только Бог.
и слава Ему за это. и еще спаси-бо за ночь,
за тьму, выкалывающую глаза, – мои глаза, полные слез.
не трясите меня. не трясите меня.
темно… ночь – хозяйка здесь. место мое – стул.
и по лицу мне, по лицу. и фонарь… бедный. за что его?
я говорю: «не хочу туда». слышишь, ночь, темнота?
оставь меня. от меня и так осталась лишь боль.
я смотрю в окно. в доме напротив – свет. везде свет.
у меня темно. и Бог рядом. я знаю это – я слышу,
как Он садится рядом на стул. и обнимает меня за плечо,
и говорит о любви. да-да, Он говорит о ней. а ночь молчит.
темно, все так же темно. тот фонарь остывает уже,
как труп. но лампочка искрит иногда. раз-два. раз-два.
Бог сидит, я сижу. я сижу, опрокидываясь назад, чтобы слезы,
выступив снова из глаз, исчезли. назад, назад.
темно, темно, темно. и фонарь внутри меня пытается не сгореть,
не затухнуть пытается, хочет пожить еще.
ночь все так же хлещет меня по лицу, по рукам. я сижу на стуле,
опрокидываясь назад. и Бог говорит. говорит о любви.
темно. включите свет! Бог говорит.
Он говорит о любви. о любви к тебе.
(с) doberman.