Ветрова входит в девятый класс, в дух табака и мела.
"Ну, стрекулисты, и кто ж из вас Блоку усы приделал?
Проще молчать да глядеть из нор? Ладно. Урок."
И сходу: "Девушка пела..." - в церковный хор,
В платье, в святую воду, в Блока - не в долбаный "город-сад",
Не по программе - нате!
…знаешь, никто не придет назад: бросивший Каца батя,
Мишка – подколотый брат-близнец, Райка ( лейкоз, в двенадцать ),
Спившийся к серым чертям отец – Блок, он для всех забацал.
Школьные быстро бегут часы, все б им долбить да цокать…
Кто-то втихушку подтер усы на перемене Блоку.
Ветрова буркала: «Классный час…пропись…дерьмо по-флотски!»
В лицах сыграл наш девятый класс суд над поэтом Бродским.
Ворон летит, воронок летит…»Браво, актеры! Просим!»
Каца мы больше не звали «жид», Бродский он был да Ося.
Я понимала: закрыта дверь, девкой мне быть – не Бродским…
«Вера, тебе ведь лететь – поверь. И сигареты – брось-ка».
Ветрова с палкой едва-едва тащится коридором:
Огненно-рыжая голова, блузка с цветным узором,
Только нога не идет никак, с детства короче – чурка.
Глянь – а за нею Иван-дурак, наш математик Дуркин.
В классе закрылись, но слышно мне…
«Ты же калека, Катя. Да, поматросил. И да, к жене.
Да, пожалел, и хватит.»
«Ваня, хороший ведь ты, не злой, даже когда поддатый…»
Я облила ему стул смолой – что я еще могла-то?
Ветрова, Ветрова. Да, люблю. Помню – опять да снова,
Помню Цветаевскую петлю, камеру Гумилева.
Ветрова…помню твою доху, палку, платочек серый.
Знаю, увидимся…там, вверху.
«Что, прилетела, Вера?»