***
приговоренный к лучшей доле,
как к высшей мере,
я не утратил привкус боли
и запах серы...
горит из бревен и идей
костер бредовый,
мне ноги жжет до волдырей
и лижет брови...
и испаряется слеза
до появленья,
трещат поленья как гроза,
в дыму - виденья...
так день за днем себя сжигаю
в аду несбыточных желаний.
Фортуна
Напрасно я жду от фортуны подачки,
Смотрю безнадежно с любовью ей вслед.
Она в легкомысленной шляпке, с собачкой,
С усмешкой гранатовый вертит браслет.
Так близко, так рядом, что слышу дыханье.
Щекочет духами и сводит с ума.
Кому предназначено это созданье?
Про это кокетка не знает сама.
Сегодня с одним, а назавтра к другому
Уходит лишь только забрезжит рассвет.
Беспутна. И все же чиста как ребенок,
Мне в тысячный раз говорящая “нет”.
не зря
не зря судьба который год
открыто мной пренебрегает:
чтоб знал я, каково бывает
и что такое не везёт...
чтоб испытав своею шкурой,
к чужим страданьям не был глух,
чтоб даже тополиный пух
рвал тело разрывною пулей,
чтоб словно разъярённый улей
гудел во мне сомнений дух -
моей второю стал натурой
и даже первою из двух:
тот, кто в своих сужденьях сух,
плодит одну макулатуру...
поэзия
рифмованные мысли – не поэзия вовсе, поэзия в голосе, её нет без дрожи, без перехваченного страстью дыхания, заикание помешать ей не может, губит отсутствие сострадания и любви ко всему, что живёт и умирает всё же... без мурашек по коже, когда ничего не гложет – это проза, поэзия – это в сердце заноза – торчит из груди, а ты ещё дышишь и таких заноз у тебя тыщи...
***
Награди меня болью, Создатель,
Чтоб под общею анестезией
Я, бесчувственный, не утратил
Связь с измученной болью Россией.
***
Непаханной земли здесь женские изгибы
Так плавно переходят в дальний лес,
Возле него заброшенные избы
В себя вбирают нежный цвет небес.
Траншеями вдаль тянутся овраги,
Рекой затоплен неба край.
И полосой из белой в крап бумаги
Столбы берез – граница птичьих стай.
***
Стеклянной нитью осень держит лето,
И птицы не спешат на благодатный юг:
Раз даль полна спокойствия и света,
Не верится в возможность зимних вьюг.
Обманчива и красота, и ясность –
Последняя попытка удержать.
Даль запредельная зачем-то манит властно,
И от судьбы уже не убежать.
Листопад
Дворник в джинсах подметает
Желтый грустный листопад.
Жаль мне силы не хватает
Возвратить весну назад.
Что упало, то пропало.
Листья клена все кружат.
Что-то очень зябко стало,
Тихо плачет листопад.
Дворник шаркает метлой,
Горьким дымом пахнут кучи
Со сжигаемой листвой,
Низко-низко ходят тучи.
То ли дождь пойдет, то ль град -
Так себя приятно мучить
Под аллейный листопад.
Подметай же, дворник, лучше
Пламенеющий наряд.
***
На небе пир – а нам лишь перья
Достались вместо звездных блюд.
Покрыты пухом птиц деревья,
Которым куртки не набьют.
И кружится, вовсю моргая,
На серый от волненья наст
Ресниц заиндевелых стая –
Красавиц, тающих от нас.
в потоке
Поэт рыбачит в потоке своего сознания.
Станислав Ежи Лец
я, сам того не сознавая, из подсознания ловлю,
как пеликан в разверстый клюв, всё то, что из глубин всплывает...
бывает ерунда такая, что от неё я плохо сплю:
мне, как ни странно, королю, главу на плахе отрубают,
но через несколько минут уже другая вырастает,
да только не моя, чужая: собачья злая голова
иероглифы-слова из пасти исторгает с лаем
и в мир теней препровождает аптекаря и колдуна,
в том мире есть одна страна, где был Анубис обезглавлен,
чей пёсий мёртвый лик взирал, как кровью налилась луна,
пока не вымела всю смуту из северной страны метла...
из века в век метель мела и заметала путь... как будто
дорога здесь и не нужна - она всегда вела,
кружа, людей к разбою или бунту...
во тьме
я в коконе... повсюду тьма – внутри, во мне, и тьма снаружи, а свет, что никому не нужен, сочится с жалюзи окна в мой чёрный кофе – я простужен, на кухне стынет ранний ужин, а я сижу во тьме без сна и растворяюсь словно кофе... раздавлен я и перемолот... я – пыль, я – мёртвая земля с процентом низким кофеина, под кожею сокрыта мина – ещё не кончена война, пока не вытащен взрыватель и тёплой плоти ждёт шрапнель – и я разорван буду ей, когда нажму на выключатель...
я был слепым...
я был слепым... совсем недолго...
пока я пребывал во тьме
о мире мог судить я только
по крохам, что хранил в уме...
на ощупь, впитывая звуки,
я больно бился об углы –
как ни вытягивал я руки,
они не очень помогли...
я спотыкался, часто падал
и в темноте был одинок,
а жизнь текла, шумела рядом
потоком ледяным у ног...
не утонул, не рухнул в пропасть,
не спился, не убит толпой,
меня вела за руку совесть
пока я был совсем слепой...
самокопание
в холщёвом, разодранном в клочья, рубище
уйду я в пустыню читать свои вирши
звёздам, пескам, деликатным аркидам,
которых сжую я с задумчивым видом -
пускай прилетят почитателей тыщи,
нуждаюсь как в публике я, так и в пище...
но воду, где воду в пустыне отыщешь?..
как всякий пророк я в отечестве лишний,
в моей голове – склад ненужных вещей,
а в сердце нет места забытой душе,
найти чтоб её - к ней колодец пророю
и брызнет душа родниковой водою...
Быть или не быть
Нет такой профессии - писатель,
Нет такой профессии - поэт.
Если есть у вас работодатель,
Вы без нот не сможете запеть.
Быть творцом - отнюдь не синекура,
А страданья, боль и нищета.
Текст не может стать литературой,
Если вышел он из-под кнута.
Пишущий сродни отчасти Б-гу,
Но порою - сущий сатана:
Кто попал с толпой и веком в ногу -
Тех в кумиры выберет она.
Быть или не быть её кумиром,
Быть в ладу с собой иль с этим миром?
я - аксиома
я - аксиома!.. ничего доказывать не собираюсь
я никому - быть может старость помехой пылу моему,
а может ранняя усталость, а может опыт - не пойму,
не важно, как и почему, каков я есть - таким останусь...