2019, 2020 г
Наизусть
Читаю милый город наизусть:
Его лицо в осенней позолоте
Навеивает ласковую грусть
И тёплые раздумья о полёте.
Я отпустил, и более не жаль
Всего, что освещает ностальгия,
Иду ли в лазуритовую даль
Иль думаю о том, в чём есть Россия.
Не знаю, сколько я тут погощу,
Забытый, словно власть былых династий.
Оставлю для читателя свечу
В конструкторе своих деепричастий.
Не верю
Я более не верю никому:
Ни людям, ни созвездиям, ни книгам,
Ни радостям, сплетаемым в дыму,
Ни образам, ни буквам, ни интригам.
Но всё-таки люблю я красоту
Придуманных когда-то мирозданий,
Что строками плетутся по листу
И листьями вальсируют у зданий.
***
Стихией полирую я стихи,
Осмысливая чистые волненья,
Которые тонки, как две строки,
Как боли вкус, как слёзы наважденья.
Нюансы стихотворного изо:
Сердец экосистема и виньетка,
Эреб, в окне начертанный грозой,
Рецепторами сложенная сетка…
Мне более не нужно ничего,
Хоть есть ещё открытые вопросы:
Вот, например, не знаю я, какой
Хранят секрет шумящие берёзы.
Том осени
Превозмогать сознанье не резон,
Но листопад, спускающийся в душу,
Мне говорит о том, что всюду сон,
Развёрнутый значеньями наружу…
Побитая осколочным дождём
Листва, побагровевшая на ветках,
Читается как выстраданный том
Об осени, рябинах и ранетках.
Дикий сад
Цепляется за мысли дикий сад,
Где тишина хранит следы традиций –
Так я шагаю в памяти назад
До вечных постаментов и позиций.
В тумана нити плавно завернусь,
Потерянный для мира и отпетый,
Лелеющий исчезнувшую Русь,
Одним воспоминанием согретый.
***
Я слышу неразборчиво: «Плати
За сказку, исковерканную долгом,
За трату бесконечного пути,
Доверенную тоненьким иголкам».
Я слышу еле внятное: «Ало,
Я голос внутривенной ностальгии
По миру, где рождается тепло
В халупах голодающей России…».
Споткнувшись о печальную струну,
Пространство рассыпается на ноты,
И слышно разговоры про войну
За долю человеческой свободы.
Желаю бескорыстное добро
Дарить я обречённым и усталым,
Но мой комплект: чернила и перо,
И безнадёга, ставшая сериалом.
Заворожённый шёпотом извне,
Смотрю на облетевшие берёзы,
На родину в сентябрьском огне,
Роняющую траурные слёзы.
***
Легка зима, просторна и светла,
Но боль мою не снимет эта прелесть,
Когда в душе отсутствие тепла,
Когда пронзает сердце снега шелест.
«Боготвори, надейся и живи,
Определись с намеченной дорогой…» –
Да, понимаю, только без любви
Всё до смешной наивности убого.
Снежинок блеск, направленный в меня,
О чём-то повествует между строчек,
И тишина шатается, храня
Безудержные крики одиночек.
***
Моё вниманье выпито до дна
Ни контурами, бросившими тени,
А вами, аккуратная струна
И лёгкость глубины стихотворений.
Вникаю в распускающийся сон,
Стирающий обыденные грани,
В которые мыслитель заключён,
Которым не придумано названий.
Я радуюсь на честном и простом,
Просторном языке стихотворений
Тому, что вижу в облаке седом
Изящество расправленной сирени.
***
Плывут по луже пароходы,
А по ручью Титаник, вроде,
Но это, видимо, отходы
От тех вещей, что были в моде.
Весна. Вполне удобный ракурс:
Раздолье рифм, стихов и басен.
Взгляни: над нами тучи парус
И он воистину прекрасен.
На небе всё легко и просто,
Там нет приюта костной сути:
Глядит подобье Алконоста
На даль распятий и распутий.
Скучаю
Минорный путь подводит к рубежу,
Из ран осенних льющимся романам,
Где я под листопадами брожу,
Дышу осенним лесом и туманом.
Скучаю, вспоминая времена,
Где шлягер оживал посредству клавиш,
Где музыка хранила имена,
Которые ты помнишь, любишь, знаешь…
Здесь прошлое меняет голоса,
Гуляя по рокочущим октавам,
И смотрят чьи-то слёзные глаза
На рамки, возведённые уставом…
К чему
К чему многострадальный листопад,
Желтея, разлетелся по дорогам:
Феерия, инверсия, распад,
Красотами текущие под боком?..
К чему в конспекте осени сырой,
Утопший в бархатистом капюшоне,
Задумчивый лирический герой
На фоне фонарей, как на иконе?..
Возможно, захолустный окоём
Написан про тебя рукой незримой,
Где сердца состоянье – это дом,
Где искренние строки тоньше дыма.
Набор
Прилежно распускается дымок
И в бездне растворяется, как призрак,
Который не нашёл здесь уголок,
Не видя одобрительности признак.
Неспешно тает в кружке рафинад,
На столике красуется гербарий.
Тебе я рад, почтенный адресат,
Послание придумывать в хибаре…
Дымок и грациозный листопад –
Набор для стихотворного рисунка –
Отцветший и побитый ветром сад –
Небесная – неслышимая струнка.
Откровение
Общество – единый организм,
А душа – проекция в эфире.
Вижу сквозь осколки снежных призм
Жизнь, проистекающую в мире.
Вижу мимолётные штрихи
Сказки, полудрёма, ностальгии,
И вплетаю в тёплые стихи
Дали индевеющей России.
Чувствую мелодию и такт
Танца белокрылого мороза,
И предвосхищаю строгий факт:
Искорки спасенья – это слёзы.
Русская зима
Благословенна русская зима,
И нет ей на мотив альтернатив:
В ней радугой расколотая тьма –
Меж вечностью и временем обрыв…
Снежинки, фонари и тишина
Несут переливающийся блеск.
Звучит инструментальная струна –
Мороза расстилающийся треск.
Земля мёртвых
На землю мёртвых медленно сойдя,
Я понял: не имею ориентира,
Как будто сиротливое дитя,
Оставленное значимостью мира.
За поселковым кладбищем иду,
Вздымаются желтеющие кочки,
И сердце постигает красоту
Степенно зарождающейся строчки.
Колышется осока на ветру:
Здесь каждый колосок благословенный
Напоминает мне, что я умру,
Верней, сменю обличье во вселенной.
Секреты мироздания тонки:
Они за желтокрылым листопадом
Скрываются в течении реки
И в небе, изобилующим взглядом.
Я счастлив, что мгновением живу
И вижу полноценную картину.
Пока ветра влюбляются в траву,
Тревожащие думы отодвину.
Золотой миг
Облако похоже на дельфина,
Дрейфом увлечённого в окне,
Где фактура осени – картина,
Радостью цветущая во мне.
Маковка склоняется устало,
Тучка образовывает лик,
Но от живописного начала
Даже не останется улик:
Всё переродится, растворится,
Канет за пределы, словно дым,
В чьих-то отразится тёплых лицах
Миг с великолепьем золотым.
***
Словарь – незаменимый инвентарь,
Когда снежинка вложена в эпитет,
Когда ветра рассеивают хмарь,
И я пишу о том, что сердце видит…
Душою ощущаю архетип:
Плывут славянской древности архивы,
Спускается зима на ветви лип,
И все штрихи написанного живы.
Пойдём
Пускай судьба не будет краше
От пары яблонь наливных,
Но всё почти что рядом – наше:
От гибких линий до прямых.
Пускай не будут наши лица
Объектом камер и лучей,
Но нам начертано сразиться
За правоту на дне очей.
Пока фортуна катит фишку,
Мы дочитаем да пойдём
В ещё не изданную книжку
Про не забытый нами дом.
Самоцвет
Я счастлив, что надеюсь и храню
Безмолвие заброшенного сада,
Диковинки, не свойственные дню,
А всё, чего лишён - того не надо.
Чаёк плюс изваяния дымка,
Паёк у догорающих полешек,
Берилловая – чистая река –
Сокровище, не терпящее спешек.
Момента самоцвет я не крошу –
Ценю люминесценцию кристалла
И не спешу податься к рубежу,
Где волны разбиваются о скалы.
Персты
Взгляну на гладь скатёрки,
Сожму на ней персты.
Печи открою створки,
Подкину бересты.
Затрону патефон и
Гармошки рычажок.
Годков минувших стоны
Мне сердце рвут, дружок.
Какие там заслуги,
Отечества дымы?
Всего лишь эти руки
В решеньях кутерьмы.
Определение поэзии
Бог помогает мне через других,
Преподнося раздолье для прощенья,
Пока я погружаюсь в русский стих
И достаю из сердца изреченья.
Поэзия – не бремя для страниц,
Не пафосные рифмы на листах,
А способ обитанья вне границ
В душою обожаемых местах…
Поэзия – игра без запятых:
Продленье поля, речки и погоста,
Который в композиции затих
Не на съеденье критикам, а просто.
Жаль
Мне жаль ребят, застигнутых огнём
И солнце, растворившееся в кружке.
Вливается с годами общий фон
В предчувствие хождения на мушке…
Я ощущаю дно глубоких рек,
Бродячих рассуждений лабиринты
И бездну, поглощающую век
По правилам, когда всегда один ты.
Срывается с ветвей берёзы звук:
«Судьба моя пуста и одинока,
Запутана избыточностью мук,
Измерена отзывчивостью Бога».
Ты одинок
Для провиденья божие персты
Блеснут во мраке полночи угрюмой,
И слог поэта ляжет на листы –
Итог из разности и суммы:
«Живи как хочешь, грубо говоря,
Сам по себе, один, без ориентира:
В снегах зимы увядшая заря
Когда-нибудь осветит карту мира!».
Добрый знак
Я разлучаюсь с миром так:
Не заморочено и строго,
Покуда видел добрый знак
Того, кто понял имя Бога.
Я помню чистые лучи,
Не обжигающие глаза,
И потому прошу: «Молчи
До обозначенного часа…».
Я ухожу, но лишь на миг,
Чтоб обернуться в поле тенью,
Там, где на грунте спит родник
И по весне горит сиренью.
***
Из густоты ментальной мглы
Я извлекаю строгий образ,
Опять пишу из-под полы,
Чтоб ощутить себя ещё раз…
На плитке греется чаёк,
На юг порхает птичья стайка,
А на повестке дня урок:
Литературных истин спайка.
Весь мир вмещает тишина,
Но краской слов рисуя море,
Я ощущаю, как волна
Смывает горе, simple story…
Моя игра
Судьбу на строки просадив,
Я стёр из вида наносное,
Оставив мини-объектив
Богатый солнечной весною.
Я к одиночеству привык,
И ощущаю только плюсы,
Пока в века уходит миг
И над работой реют музы.
Игра моя, как мир стара,
Насквозь пронизана свечами.
Лучами зимняя пора
Согрета, тёплыми речами.
К тиранам
Деревья порублены, листья летят,
Желтея, краснея, чернея,
И я совершаю привычный обряд:
В бумагу вползает идея.
Разломаны корни родов, но зачем
Тираны играют нечисто?
Снимите с меня маскировочный шлем
Под тихий напев баяниста!
Я всё отпущу и смирюсь, и прощу:
Никто невиновен под солнцем,
Которое дарится – всем по лучу
И нежно цветёт за оконцем.
За упокой
Я ставлю свечку там, где купола,
Чтоб солнце не погрязло в паутине,
Чтоб лирика печальной не была
И музыка текла рекою синей.
Листаю книги, странствую, живу,
Пока меняет краски свежий ветер,
Несущий архаичную листву
Из траура осенних сонных недр.
Я выпал из общественной сети,
Душой не примирившись с зоопарком,
Где не употребляется: «Прости…»,
Где цели прирастают к иномаркам.
Слова избиты, смысл любви сожжён,
И нет резона в выборе наречий.
Иду, накинув старый капюшон,
Пока за упокой пылают свечи…
Богатырям
Есть у всего великая цена,
Но я несу ответственность за душу,
За то, каких героев имена
Из недр сердца вытащу наружу.
Произношу: Вы где, Богатыри,
В какие вас отправили пределы:
В потоки разливаемой зари,
К распутице тропы заиндевелой?
Я – грешный обитатель глубины,
Страдающий за глупые заслуги.
Бегу во сны, увы, а Вы сильны
Пред муками, связующими руки.
***
От сердца наконец-то отлегло,
Что жалило, язвило и кусалось,
И я смотрю на зимнее стекло
Узорами украшенное малость.
Весной на ветку лягут облака,
А в данный миг я впитываю вьюгу:
Свистящий вдох и выдох старика,
Округу превращающий в разлуку.
Снежинка
Из тонкостей снежинка сплетена,
Её симметрия – художественный перл.
Сильна цветами радуги она,
Не требует, чтоб кто-то её грел.
Она – шедевр вышних мастеров.
Коснусь воды я, воздуха, светил,
У ароматных байховых паров
Присев за чашкой чая у перил.
Плывут по небу образы перин,
И радуют порханием жемчужин,
Величьем императорских картин
И миром грёз, который простодушен.
Снежинки в вальсе. Медленно летя,
Они, блестя, притягивают взгляды,
И рукавичками хватает их дитя,
И улыбается, как символу награды.
Книга зимы
Я тронут выразительностью: так
Звёзд алфавит слетает с тёмной прозы,
Сверкая и пронизывая мрак
Мерцанием искристого мороза.
О приземлённом думать невдомёк
Бывает мне, когда смотрю в окошко,
Где светится фонарик – уголёк
И вещая поблёскивает крошка.
Порхает кристаллическая пыль:
Узор снежинки выточен и точен,
Слегка повествователен, как быль
Без крайностей, помарок, червоточин.
Внутри меня
Я без обид, без помыслов, без дна,
Вздымающимся копящимся илом:
Порхает в сердце певчая весна,
Виднеется изба в убранстве милом.
Пока внутри меня жива тайга
И ручеёк, щебечущий невнятно,
Я не оставлю здесь наверняка
Чернил не отмываемые пятна.
Знаки
Влюбился я до боли в серый фон,
На полземли расстеленной России.
Из сердца вон гоню Армагеддон,
Стихии злые, тяги роковые!
Читаю временами наизусть,
Что до поры до времени сокрыто:
И жизнь, провозглашающую грусть,
И тени из усадебки Аида.
Наполнив страшной тенью города,
Мне духи между строчек сеют знаки,
И я вникаю в то, что никогда
Не возродить былых угодий злаки.
***
Вопрос не в том, какой оставлю след,
Прощаясь с композитной обстановкой,
А в том, как можно вытянуть билет
На облако, плывущее как лодка?
По следующим перечням пройдусь:
По воздуху, по дну или по суше,
Храня внутри себя Святую Русь,
Где расцветают яблони и груши.
Досуг
Я строками окутаю досуг,
Пока окно, распахнутое настежь,
Приветствует меня, роняя стук –
В таком круговороте не увязнешь.
Подумать, рассудить – не навредит,
Пускай не будет радужней и краше
Заснеженной России тусклый вид
И счастье, перечёркнутое даже.
Карта мороза
Январь кристаллизует огоньки:
Узорные сосульки и снежинки,
В них радуги застывшие тонки –
Ведущие за облако тропинки.
Мороз чеканит розу на стекле,
Виньетку-ветку, сетку, алебарду,
Загадку умещая в хрустале
На аристократическую карту…
Путеводное
Хватало бы на воду и муку,
Чтоб мог лепить я искренние строфы,
Путями талисмана плыть в тайгу,
Забыв про стропы, вспомнить автостопы…
Я понял философию пути:
Надежда укрепляется в дороге,
Когда века и годы позади,
А впереди – суждения о Боге.
***
Верю: Россия пока не отпета,
Не предана на съедение псам,
Но на вопрос я не слышу ответа
И не пытаюсь найти его сам…
Я обретаю масштаб кругозора,
Слыша, как шепчет в избушке очаг:
«Алое пламя завянет не скоро,
Превозмогая фактический мрак».
***
Пока для туч открыт мой кругозор,
Не лезу в спор – в агонию страданий,
С тобой не начинаю разговор
У мрачного безумия на грани.
Не лезу, ни учу и не берусь
Вторгаться в чужеродные пределы.
Внутри меня тебя хватает, Русь
С бревенчатой избою опустелой.
***
Спасибо тем, кто, мир со мной деля,
Учил науку жить не по шаблонам,
Кто ведал, как общается земля,
И рядом шёл под старым капюшоном.
Спасибо всем, чьи формулы просты:
Тетрадка, чай и что-то от эпохи,
С которой сожжены давно мосты,
Чьи утром по нутру гуляют вдохи.
***
Не думаю, не плачу, не плачу,
Ищу ходы для понятых стратегий
И, радуясь рассветному лучу,
Ложусь в кровать и закрываю веки.
Побеги смысла в общей целине
Не выразят цветов неповторимых,
Пока свобода корчится в огне
И русский дух грустит о Херувимах.
Всё движется в агонии кипя,
И нет резона думать о высоком
В избытке взглядов, колющих тебя,
В забвенье, становящемся пороком.
На подлинных руинах красоты
Растут за гранью правды небоскрёбы,
А я читаю сельские трущобы
И лики нищеты.
***
Кирпичный подворотни рот зловещ,
Как вход туда, откуда нет возврата.
Вникаю в структурированность ада,
Предметом думы сделав эту вещь.
Мне шепчет тихим шорохом трава:
«Мир уничтожил две великих вещи:
Искусство высекать любовь из речи
И дух, в котором истина жива».
***
Я больше не рыдаю о Руси,
О братьях, похороненных войною
И слышу изнутри я: «Не проси,
Не сетуй и не бойся, ты со мною…».
Со мною вечность, желтая листва
И солнышком обрызганные братья,
Надежда, что воистину права,
Целебные семейные объятья.
***
С кровати поднимусь в районе двух,
Мечтанья из сознанья вычитая
И вспомню, что России чистый дух
Лелеющий и жалящей до края…
В душе моей порой всплывает рык
От ужаса назначенного места,
Но я не подвожу тебя, старик:
Душа моя для всех людей отверста.
***
Пара капель в хрустале –
Мне уже полегче.
Пара книжек на столе –
Правильные вещи.
Тишины стена черна,
Но грохочет вскоре
Раскалённая струна
И приносит море...
***
Осенними листами
Обложки древних книг
Порхают над садами
И падают в родник.
Ручей несёт ранетки.
Была ли, не была?
У ласковой соседки
Косыночка бела.
Слова плывут, как гуси
По ткани тишины:
«Иваны и Маруси
В Россию влюблены…»
Спасибо – не иначе
За радужки ручья.
Я черпаю удачи
Из местного ключа…
***
Что не унёс каскад событий,
Мне обусловлено сберечь:
Миниатюр – симпатий нити
И не начавшуюся речь.
Я сохраню…Пускай немного
Даров увижу на пути:
Песчинку чистого истока,
Церковный крестик на груди…
***
Людское сердце – не мотор,
Оно играет редко,
Уютный дом, сосновый бор
И курочка наседка…
Хранить бы цыпок от ножей,
Дубы от бензопил,
Кристаллы недр от траншей,
А жизнь от «рваных жил».
Хранить бы родины дары:
Колосья и цветы,
Счастливый гомон детворы –
Небесные сады.
***
Горят огни причала
Озёрной красотой.
Здесь линия начала
Меж мною и тобой.
Горят штрихи покоя
Стеклянного пруда.
В природе всё нагое –
Святая красота.
Ах, лодочная гавань,
Мистическая тень,
Тумана белый саван,
Кукушечий плетень.
Меж мною и тобою
Немыслимая высь,
Но помни, что с любовью
Лететь не страшно вниз.
Гармоника
Играй, гармоника, твори,
Выдавливай тона…
Кистени и богатыри –
Другие времена…
Раскройся тысячами груш
И яблонь наливных –
Единым хором светлых душ,
Посевом проливных…
России – матушки очаг
У каждого внутри,
А ты нажми на тот рычаг,
Вживую посмотри.
***
Домик в яблонях и грушах –
Золотая тишина.
Поспевает солнце в душах,
И гармоника слышна.
Веют розами и вишней
Благодатные края.
Здесь рисует сам Всевышний
Манускрипты бытия.
***
Снегирь на ветке – добрый знак,
Но я закрою ставни.
Зима вздымает белый флаг,
Но спрятаться куда мне?
Где в мельхиор и коленкор
Оправлены тома,
Присяду у закрытых штор,
Забыв, что рядом тьма.
Я не чертёжник – раб строки,
А экспериментатор,
Читатель отзывов реки
Про судно и фарватер.
***
Чайник водружаю на плиту,
Думаю о том, что, в самом деле,
Правильные формулы плету,
Радуясь метельной карусели.
Пью чаёк, курю, смотрю в окно,
Наблюдая за январской пылью,
Мыслю, на альбома полотно
Тезисы рождественские сыплю.
Схемами ваяния гнезда
Заполняю белые полотна,
Знаю, где полярная звезда
В брошку золотую вбита плотно…
***
«Мы подождём», – озвучить под дождём,
Идя легко, не зная направленья,
Со внутренним – негаснущим огнём,
Сквозь логику незримого давленья…
Сквозь буквы опереточных границ
Идти по золотому бездорожью,
Ища себя на поприще страниц,
Не выпачканных пафосом и ложью…
Таков удел безвестных и простых
Изгоев механической системы,
В чьей душе не умер русский стих,
Наткнувшись на железные проблемы.
***
«Выше пламя, ниже мерзлота» –
Эврика для гаснущего сердца.
Тактика писателя проста:
Ручка, чай, возможность отогреться.
Водолазка, шерстяной носок,
Веяния юношеских басен.
Делаю заметки на глазок –
В рождество любой момент прекрасен.
Лампа, стол, свеча, игра ума.
Главное, чтоб не было тоскливо
От глубин буранного прилива,
От высот фамильного письма.
К ценителю прекрасного
Срисуй черты мои да забери
И лилий изобилие у речки,
И радугу над обликом зари,
И облако в луче церковной свечки.
Представь, ту явь, где слово я искал,
Мне подарить её тебе не жалко:
Россию, алавастр и фиал,
Или кассию, астру и фиалку!
На кромке у безумия почти,
Где шкалы разбиваются о скалы,
Изобрази меня, но не почти,
Поскольку я не видел Рая залы.
2018, 2019 г
Пейзажист
Кто я? Эпистолярный пейзажист?
Глубинно-рефлекторными штрихами –
Мелодиями, красками, стихами
Опять приукрашаю чистый лист.
Слова пассивны – вымеренный факт:
Изложенные символы и строфы
Не выразят насущной катастрофы,
Утраченного солнца артефакт.
Но стих есть не схороненная честь –
Слагаемое внутренней структуры,
Узор души весёлой или хмурой,
Благая и тревожащая весть.
***
Вопрос не в том, что мне раскроет дым,
А в том, что жизнь исчерпана до края,
И всё на свете кажется пустым
Макетом сфабрикованного рая…
Я погрузился в сумерки, во мрак
И разучился солнце видеть в оба,
Но, делая в разлуку новый шаг,
Пытаюсь опровергнуть слово «злоба».
Прошу освобожденья, но никак
Не вспомню заточения причины
И не пойму: загадка или знак
Теней полёт в бескрайности пучины…
***
Привычный мир становится иным:
Сплетается из тензоров и метрик
В ажурно-расползающийся дым –
В лекарство, отдаляющее берег.
Смотрю на антикварный циферблат –
На тикающий бег блестящих линий,
Вникая в чётко вымеренный лад
Мелодии родной небесно-синей.
Исследую теряющийся миг:
Пространственную мелочь углубило,
И мне щебечет времени родник,
Что вера – это истинная сила.
Грустинку инкрустируя дымком,
Вплываю в неразгаданные дали,
По облаку гуляю босиком,
Не верю наставлениям печали.
От быта остаётся панцирь лишь –
До небыли пустая оболочка,
Несбыточная комнатная тишь,
На прениях поставленная точка.
***
Уйдя на вечерок один в себя,
Смотрю на вальс графической снежинки,
И, о годах минувших не скорбя,
Читаю данность мига без запинки.
Читаю в иллюстрациях ума:
«Зима твой дух укутает узором,
Расчерченным старательно весьма
Мороза изливающимся взором».
***
Что такое душа и стихи
В механический век технологий,
Где условия ставят грехи
И диктуют рабы патологий?
Мой ответ: «Одинокий покой,
Леденящий до нервных сплетений,
Нарисованный скрытой рукой
Привидений…».
Я желаю услышанным быть,
Но едва ли услышат глухие
Штиля жизни скрипичную нить,
Хаотичную флейту стихии.
Стороны души
Изнаночные стороны души
Хранят изображенья согрешений,
Но я, читая эти чертежи,
Решенья отправляю до мишени:
Раскаянье приходит, как гроза,
Раскалывая темень монолита,
А после проступает бирюза,
Искристой позолотою облита…
***
Параметры осознанных глубин
Мельчают под давленьем технологий,
И человек оставшийся один
Угрюмо размышляет о дороге.
О Боге и о внутреннем пути
Он думает, не выдавши печали,
О крестике церковном на груди –
Об истине, которую распяли.
Сюжеты книг жуёт он, не спеша,
Желая стать лирическим героем,
Чья радостная вечностью душа
Исполнена незыблемым покоем.
Говоря о мире
Снова «бросим якоря»
Где-то на квартире,
Повидаемся не зря,
Говоря о мире.
Окунёмся в тишину
Или же в дебаты
Про хорошую жену
И про честь солдата.
На конфорку чайник ставь –
Будет кипяток.
Чай раскроет сласти явь
Между горьких строк.
Моя простуда
Имена, улыбки, лица –
Ни за что не зацепиться
В катакомбах, где ходы –
Лабиринты темноты.
Разноцветные фрагменты
Со скользящей киноленты
Не застигнуть никогда –
Не забрать с собой – туда…
Открываются мотивы
И красивые курсивы,
Исчезая всё равно:
Снова в памяти темно.
Проступают сердца раны
Сквозь измученный и странный
Взгляд, сжигающий дотла,
Погружённый в зеркала…
Такова моя простуда:
В никуда из ниоткуда
Волос гложет седина,
Взгляды, лица, имена…
Заживо
Поэтов хоронят заживо
В пределах бетонных сот,
В потёмках сознанья нашего,
Лишённого всех высот.
Золу от тетрадей – на воду,
Позор – на земных царей
За подлых законов грамоту
И гибель богатырей.
За гибель всего великого
Беру я минуту лишь
Раздумья, до дрожи дикого,
И в душу впускаю тишь.
Напутствие
В войне с собой не будет орденов,
Лишь лица маскировочного типа,
Этапы постижения основ:
«Прости, не понимаю и спасибо…».
Во всём благословляй черты небес,
Какими бы не стали постулаты,
Ведь кто-то после гибели воскрес,
Оставив истлевающие латы.
Побойся заблудиться в облаках,
Они не предназначены для бренных,
Надежду убаюкай на руках
Для новых – фантастических вселенных.
Взгляни туда, где правит простота,
Где солнце, не сжигая, а лелея,
Корабликом плывёт в руке Христа,
Ведь нет на свете радости милее…
О главном
Когда становишься прожженным и матёрым,
Теряются вопросы к зеркалам,
И нет причин внимать чужим укорам,
Намерениям, жалобам, делам.
В борьбе с собой поверить остаётся,
Что ты - лишь часть течения реки,
Зрачок поглубже старого колодца,
Душа – шедевр творческой руки.
Обыденность не терпит крыльев чистых,
Рутина – обезьянник без цепей,
Без шансов для намерений лучистых
В шаблонами обставленной судьбе.
Куда идти, когда пути забыты,
И образ потребителя в умах
Толкает населенье на кредиты,
Урезав человечности размах?
До и после
Разверни все краплёные карты
И рецепты прокуренных дней:
Карусели бандитского фарта
Так и крутятся в мире теней.
Мы такие же планы стругали,
Чертежами такими же шли,
Но теряли, теряли, теряли,
А потом никого не нашли.
Ручеёк пришвартует листочек
И последней снежинки полёт
Мне в тетради черкнёт пару точек
До и после того, что грядёт.
В молчании читателя
Навряд осилю адскую игру,
Мелькающую в вымеренной сводке.
В молчании читателя умру,
Как формула секретной разработки.
Не стану тем, кем сделались они –
Приверженцы ступеней дарвинизма
И принципа, где выживут одни,
Другим перепадёт снежинки призма…
Погас просвет. Все тянут на себя
Подачки, расфасованные в пачки,
Забыв, что можно, искренне любя,
Решить любые сложные задачки.
Пока воюют люди за еду,
Я думаю, что время закругляться:
Всё чаще в чащи снежные иду,
Знакомых не меняя интонаций.
Всевидящий Отец, прости меня
За грёз переливающихся горстку,
За робкое свечение огня,
За сердце, не осилившее вёрстку.
***
В плену у архитектора зимы
Пылают фонари, часы и фары,
И лучик разрезает тело тьмы,
Внезапно разбиваясь о кошмары.
Текут огни пылающих аллей,
И вещество, затронувшее нервы,
Мою картину делает милей,
Откупорив ментальные резервы.
Оплаченное жизнью вещество
Играет на рецепторах свободу,
Людское разрушая естество
О гибели блистательную ноту…
Прекрасные рождаются слова
В агонии, пронизанной углями,
Но лжёт моя больная голова,
Пытаясь мыслить ровными углами.
Накатывает хлёсткий снегопад
И я бренчу по выдуманным струнам
В стихии, ускоряющей распад,
В пространстве неземном и полнолунном.
Одиночество
Одиночество ест натуру,
Проясняя безумья лик,
Заполняющий ту структуру,
Из которой построен миг.
Одиночество – это бремя
Холодка заполярных снов,
Потрошащих навыверт время,
До глубинных души основ.
Что такое поэт
Что такое поэт?
Конструктивное свойство ума?
Исключительно нет –
Это слабость, диагноз, тюрьма!
Сколько было таких:
Поедающих взглядом леса,
Поднимающих стих
Из руин, где живут голоса?
Что есть бег впопыхах
В лабиринтах несчастной души
Меж грозой в облаках
И зарёй, где щебечут чижи?
На текущий вопрос
Откровенья найдутся внутри
Риторических грёз,
Отражённых в антракте зари.
Изнутри
Как жить тому, кто слышит голоса
Людей, не проступающих во взгляде:
Надеяться на Божьи чудеса
И баловаться рифмами в тетради?
Когда, что есть, поделено на три,
Не лист я расправляю, а дорогу,
Кладу на пух, копая изнутри,
Мотивы музе, дьяволу и Богу.
Начаться бы душе моей с нуля,
Чтоб отпустили прошлого фантомы,
Где под ногами рушится земля,
Где стужа комы жжёт фотоальбомы.
Невидимки
Пока дробится время на слои,
В уборах, изготовленных из дымки,
Нейтральные, чужие и свои
В мои покои входят невидимки.
Двоятся эфемерности черты,
Ложатся в переменчивые строки,
И лики из полночной темноты
Играют меж собою в диалоги.
Из вечности струятся голоса
И бродят литургические тени,
Чтоб заглянуть философу в глаза,
И прояснить загадки сновидений.
На рубеже
Опасно танцевать на рубеже,
Но ценность жизни в этом и таится:
Не дать угаснуть творческой душе,
Свободной по характеру, как птица.
Лелеет ночь фонарные огни,
Холодный ветер бьёт по околотку,
И человек, далёкий от родни,
Сомнамбулизм обёртывает в нотку.
Он жертвует позицией… Бери,
Но в область пустоты не будь затянут,
На Господа украдкой посмотри,
В его руках таланты не завянут.
***
Слежу за всем, впадающим во взгляд,
Но вижу как-то мало верных тропок,
Ведь наяву кишит кромешный ад,
В котором путь просторный крайне топок.
Распад, разоблачение, развод,
Тревожащих несчастий лотерея –
Всего лишь нечисть водит хоровод,
Однако, далеко до апогея…
Я клею из ветшающих эпох,
Списав черты простых изображений,
Стихи, что предусмотрены на вдох,
Слова, что доберутся до мишени…
Хотя, едва ли ведаю, о чём
Звенят судьбы запущенные стрелы:
О том, где простирается мой дом,
О том ли, где расчерчены пределы…
Дыханье
Дыханье смерти может быть иным:
Ни холодом – искомым облегченьем,
Когда судьба становится мученьем
И правда жизни тает, словно дым.
Мне больно созерцать царящий ад,
Где рынок ест духовные ресурсы,
Где в клетках у злодеев плачут музы,
Которые над нами не парят.
Строчки
Строчки водружаю на весы,
Нервы нагружаю до предела,
Падаю в текущие часы
Просто, безоглядно и умело.
Рушатся снежинки на меня,
Вижу аккуратную огранку,
Слышу, как надеждами звеня,
Небо вырывается за планку.
Мысли чужеродные смотрю,
В пламени купаюсь без ожога,
Взоры устремляю на зарю
С ликом ослепительного Бога.
Формулы поэзии просты:
Формы – это прелесть для наивных –
Строчки утончённой красоты,
Вымытые в выплаканных ливнях.
***
Текут песочные часы,
Цветут абстрактами фракталы,
Со скрипом ржавые весы
Ведут к последнему финалу…
Звучит скрипичная струна,
Что подогрета патефоном.
Из глаз моих течёт вина:
Я стал не фразою, а стоном.
***
Рождаются в полночной тишине
Надеждою светящиеся строки,
И сердце разрывается во мне
От мыслей, повествующих о Боге.
Оспариваю быта страшный сон,
Безудержные веянья пустыни,
Где эхо трансформируется в стон,
И гибнут достоверные святыни.
Я чувствую, как движусь наяву,
Меняя плоскостные переплёты,
И каюсь, улыбаясь, что живу
И образы беру из рук свободы.
Плен
Плен среди стен и никак по-другому,
Так бы сказал я: «Творческий мрак,
Душу свободную тянущий в кому,
Где управляет устройствами враг».
Крошатся мысли мои в стратосферу,
Перетекают в несбыточный смех,
Льющийся скромно, безудержно, в меру,
Заполоняющий формы прорех…
Эхо подъездов всплывает в сознанье,
И голосов бесконечных сумбур,
Преодолев частоту пониманья,
Рвётся за рамки нейронных структур.
Игра теней
Игра теней в конструкциях ума
Рисует мне безвылазную бездну,
Где пустота - страшнейшая тюрьма,
Поскольку я, наверно, в ней исчезну.
Агония имеет привкус тьмы
В пространстве, переполненном до края,
Где дух из клети косвенной тюрьмы
Пытается найти дороги к раю.
Астральный образ щурится хитро,
Но эта красота необъяснима
И, всё же, я надеюсь на добро,
Ища во мраке образ Херувима.
Не жалею
Забрали всё и просят заплатить
Единственным оставшимся запасом –
Душою, распустившейся на нить,
Что вяжет сроки на огласку массам.
Влюбившись в чётко-вымеренный такт,
Я больше не жалею о далёком
И, складывая стоки в строгий факт,
Без прений ожидаю встречи с Богом.
Года рассудят: прав или не прав,
Но, больше не желая торопиться,
Я о бумагу стачиваю нрав,
Летаю в сновидениях, как птица.
Мне этого хватает, как-никак:
Родившиеся фразы не избиты,
Но я устал, как филин видеть мрак
И то, как в нём горят метеориты.
***
От тишины остался зычный вздох –
Последняя ступенька осознанья,
Что ты один и рядом только Бог,
Ведущий полнотою назиданья…
На бытие взирать мне под углом
Прощения, отзывчивости легче,
Чем ворошить былое за столом
И поднимать беспомощные речи.
Журчит событий скромный ручеёк,
Ведь так и надо: тихо, постепенно
Целебною рукой снимает Бог
Наручники невидимого плена.
Что тленно – не поёт, оно пройдёт,
Но я вложить пытаюсь в вечность что-то,
Где все имеют право на полёт,
Где климат не отнимут, где свобода.
Коллеге
Недобрые заслуги искупи,
Покуда есть возможности и средства,
Надежда на бесспорное соседство
И жизнь, что часто требует: «Люби!»
Лепи, как есть, без лишних аксиом
Ребром или накатанною гранью,
Душой, не подлежащей вымиранью,
Чернильницей, тетрадкою, пером.
Не нужно ни цветов, ни похвалы,
Мы улетим, оставив только строки
О вечности, об обществе, о Боге
И радугу на краешке иглы.
Отличие
Горели эпитафий имена,
За мной ходили духи со свечами,
На пол в окошко падала луна
И становилась детскими мячами.
Я плыл без акваланга по морям –
По головам людей, лежащих в коме –
По мрачным затонувшим кораблям.
У Гулливера был букашкой в доме...
Сквозь рай и ад, решётки и кресты
Прошёл я то, о чём молчат руины –
Носители сверхнизкой частоты –
Овациями смытые картины.
Наличье многолинзовых очков
Дало увидеть броское отличие
Полей для стад копытных и сверчков
От цветников для птичьего обычая.
Единственное
Мне б душу измождённую отдать
Ни дьяволу, ни обществу, а Богу.
Беззвучно отворяется тетрадь
И пишутся молитвы понемногу.
Ко тьме я приспособился, но стих –
Единственное, что ещё осталось
От искренних намерений моих,
Над коими не властвует усталость.
Я скромными стратегиями жив:
Осиливаю с тенью поединки,
Внутри убив желание нажив,
Цитирую симметрию снежинки.
Играю, да, бывает иногда,
То в преферанс, то в русскую рулетку,
Хоть в сумерки стекли мои года,
Отмыв от сна обыденности клетку.
***
Я просто плавал в глубине,
Где обретаются ответы,
Скитался дрожью по струне
И цвёл пучком иного света.
Я умер, видя бункер, лес
И, выходя душой из тела,
Услышал: «Рано ты полез
В потусторонние пределы.
Запрещено, нельзя, табу –
Не для живых вопрос о гробе.
Свою насущную тропу
Пройди, забыв о едкой злобе».
Возможно всё
Когда во снах виднеются гробы
В пожаре истлевающих фантазий,
Я думаю о призраках судьбы
И начинаю бдеть о смертном часе.
К каким пределам льётся данный мир,
Доподлинно никто сказать не в силе:
Возможно, в горловины чёрных дыр,
Возможно, в ненаписанные были…
Мы все уйдём за бренный окоём,
Не выведав немые тайны фабул,
Возможно, в очищение огнём,
Возможно, на олимп своих парабол.
Возможно всё и даже этот миф,
Прошивший откровения и песни,
Покуда не разбит мой путь о риф
И не подарен на съеденье бездне.
К гостю
Я помню гения, угасшего давно,
Истлевшего, как свечка за решёткой,
Включавшего потешное кино,
Разбавленное горестною ноткой…
Один среди капканов и трясин,
Он шил крестом, плёл бисерные чётки,
Коллекцию рассказов и былин
Хранил, как безупречные находки.
Я видел гения и пил с ним иногда,
Он говорил: «Твори, пока живётся,
Найди себя и в зеркале пруда,
И в ёмкости бездонного колодца.
Переливайся, радуйся, живи,
Веди свою игру на поле брани:
Хоть в нежной вариации любви,
Хоть в жалящем циклоне состязаний».
***
Общественность влюбилась в пустоту,
Ища хороших слов и одобрений,
А гений пожинает нищету,
Довольствуясь прохладою осенней.
Блестят снежинки радугами снов,
И лирик в неприметной оболочке
Приходит к пониманию основ,
Рисуя незатейливые строчки.
Он знает, что его не слышат, но
Взирает за пределы каламбура,
Где кушают кровавое вино
Строители финансовой структуры.
Он учит откровенья наизусть,
Знакомясь с диалектикою боли,
Ведь радости вытачивает грусть,
А вера закаляется в неволе.
Вопрос веры
Вопрос открыт, и я вздыхаю, кто
Дизайнер человеческих мечтаний,
Кто «решено» кидает в решето,
Не терпит долгосрочных ожиданий?
Кто через нивелируемый круг
Взирает на пружинистые стены
Раздумий, раздувающихся вдруг
Из цветастой пены?
Кто помещён в субстанции людей,
Следами действий пачкающих сферу
Духовных – платонических идей,
И что-то отдающих люциферу?
***
Закрыть глаза, прислушаться к себе
И ощутить, как тонко плачет скрипка
В печально излагаемой судьбе,
В картине, где склонила ветви липка.
Закрыть глаза, покаяться, пока
Кипит, бушует, делается горше,
Врастает небоскрёбом в облака
Чета с Аидом, спрятанным под кожей.
***
Я против сна, где правят ярлыки,
Где боль гнетёт, и люди смотрят косо,
Оттачивают кобры языки,
В обход наиглавнейшего вопроса.
Теченье жизни выправило зло
В своих неоспоримых интересах,
Но я ищу пространство, где светло,
В насущных пьесах.
***
Конечно, в небе спросят за накал
Страстей, переплетаемых с движеньем,
За тяжкий рок, парок, игру зеркал,
Размешанные с диким сожаленьем...
Конечно, я ответственен за грех,
Но только перед тем, кто смотрит внутрь
И может успокоить гул прорех
И подарить немыслимую утварь.
Ремесло
К четырём приду с нашатырём,
Поглядим на резчика снежинок,
Хрупких паутинок не побьём
Панцирей астральных невидимок.
Ремесло на кромочке ножа…
Аккуратней, это ветхий шпатель:
Здесь мороз маэстро и душа,
И особых формул обожатель.
***
Возможно, я к чему-нибудь приду:
Надеюсь, что не в качестве товара
На книжных антресолях пропаду,
Сгорев от имманентного пожара.
Кому нужны высокие стихи
В детально-упразднённый век подделок?
Тенденциям грядущим вопреки,
Пишу под эхо тикающих стрелок.
Хоть как-то выступаю за добро,
Не все дороги к небу мной забыты:
Чернильница, тетрадка и перо –
Сюиты, не менявшие орбиты…
Инструмент
Для каждого найдётся инструмент:
Кому – футлярчик с грифелем урана,
Кому-то в пустоту абонемент,
Кому-то грань бездонно стакана.
У всех свои орудия труда:
Кто – небожитель, кто-то неба житель,
А я на рельсы – в рейсы – в никуда
Отчалю, чтоб найти свою обитель…
***
Ни времени, ни мест, ни перспектив –
Минувшие возвышенности стёрты,
И больше не приносят позитив
Идиллий распечатанных когорты.
Игра зеркал, просветов и теней
В невосполнимой пропасти рассудка
Не возвратит величественных дней,
Где небо расцветало незабудкой.
Я много ярких перлов не сберёг:
Смиренья, милосердия и веры.
Теперь наружу просятся химеры,
Но я не открываю им дорог…
За гранью сна
За гранью сна мерцает идеал
Звездою, погрузившейся в метели,
И я читаю в омутах зеркал
Прямые, синусоиды, параллели.
Отдав долги, оставшись на один
С мороза демоническим дыханьем,
Я мудрость извлекаю из седин,
Взрастая над убогим пониманьем…
Насколько перегружен данный час
Идеей, не вмещающейся в рамки:
Увяз на днище глаз моих рассказ
О том, как возводились Божьи замки…
Сморю на расцветающую высь
И прикасаясь к отсверкам снежинок,
Произношу у зеркала: «Молись,
В верхах оценят данный поединок».
***
Меня слегка согреет новый стих
Без хитрости накрученных фантазий,
Ведь я передаю текущий миг,
Очищенный от грязи.
Яснеет то, о чём молчат часы:
Основы окружающих предметов
И сердце водружая на весы,
Я глянул прямо в гранулы ответов.
Текут и тают отблески минут
Снежинками, покинувшими тучу,
Пока во мне волненья восстают,
Которые вовеки не озвучу.
***
Ровный стих – по дереву резьба,
Смысл на формате А4,
Для печи лощёной скорлупа,
Огонёк в ледово-стенном мире.
Верую, что кто-нибудь поймёт
Мысли из желтеющей тетради,
Ведаю, как в душах таит лёд,
И гребёт светило на фрегате.
***
Поэты прозябают на мели –
У каждого свои кресты на шее,
Но я не понимаю: как смогли
Сменить огонь небесный на траншеи?..
Не верю новомодной шелухе:
Она слетит и выявит пределы,
Погрязшие в лирическом штрихе
Позоры, маски и для сердца стрелы.
Сейчас я глуповато помолчу,
Зато не буду мешкаться у Бога,
Когда водрузят мою свечу,
Которою осветится дорога.
Ответа нет
Куда идти, когда с ума схожу,
Бродя по заколдованному миру,
Где в темном лабиринте нахожу
Константы раскалённую секиру?
Ответа нет – он спрятан глубоко
В душе – вне измерений – на подкорке,
Где строчка появляется легко
Из плавного скрипения заслонки.
Вопросов много, но финал страстей
Пределом будет, так или иначе,
И растворятся в бренной суете
Любые непосильные задачи.
От сердца
Кипит трансцендентальная война,
Нацелены на гены аппараты,
Штрих коды заслоняют имена
И сети расфасовывают взгляды.
Безверье выпускает из берлог
Боязней пасти, жалости и страсти,
Но я опять к тебе взываю, Бог,
Ведь у тебя всё сущее во власти.
Не лишнее скажу я всё-таки:
Игра со злом не лучшая затея.
Цитирую от сердца: «Помоги
Избавить правду от объятий змея».
Реализм
Не отводи усталый взгляд, смотри:
Моя душа оплачена по счёту
В просторах, где восходят фонари
И тишину зову я на работу.
Поплакать бы – не плачется, увы,
Запущены иные механизмы
Посредствам серебристой тетивы,
Что тянется ко мне от звёздной призмы.
Хотелось бы дожить мне по-людски,
Но скалятся во мраке крокодилы,
И реализм наплывами тоски
Рисует мне кинжалы или вилы...
***
Я, погружаясь в сумерки, смотрю
На то, как мы забыты благодатью,
Благодарю, курю и жду зарю
Над птицею распахнутой тетрадью.
Предвосхищаю страшные суды,
Грядущие оттуда и отсюда,
Ведь в каждом сердце бездна темноты,
Где в самом пекле зиждется Иуда.
Мне грустно о таком, но не молчу,
Ведь я задел духовные резервы,
Идя пешком к загробному лучу,
Сквозь в небо прорастающие нервы.
Стелю итог строкою по степи:
Причины нет чтоб медлить со словами:
Насколько можешь, искренне люби,
Ведь всё так и Всевидящий над нами.
Обращение к брату
Сочтёмся, на досуге забегу,
И разберём детально обстановку:
Поверхности манерности, тоску
И на доске стратегий – рокировку.
Я так скажу: «Опомнись, сбереги
Духовный свет, а не поблекший кадр,
Ведь не уснут свирепые враги,
Ища в сердцах энергий генератор».
Идёт война на уровне ума,
А за окошком строят пирамиды,
Но не затронет алчности чума
Штудирующих значимости виды…
***
Я мёртв давно для глупых эпопей,
Для басен, для историй и теорий,
Поэтому от сердца я тебе
Слагаю стих и в радости, и в горе.
Пишу, чтоб, оставаясь навсегда,
Кого-нибудь согрели эти речи,
И кто-нибудь в грядущие года
Поставил за меня в церквушке свечи.
Тебе, герой, не вписанный в огонь,
Замолвивший за истину словечко,
Себя произношу, прошу не тронь,
Пускай за упокой пылает свечка.
Прошу, не тронь, что здесь не для тебя,
Я душу положил на эти строки,
Природу первозданную любя,
Ни мир, в котором люди одиноки.
***
Клясть – у Бога красть: благослови,
Даже если чувствуешь ловушку,
Всё излечит искренность любви,
Срезав предрассудочную стружку.
Посмотри, подумай, рассуди:
Меж мирами лязгают рапиры,
Но у Бога вечные мундиры –
Те, что не погаснут на пути.
***
Произношу: «Спаси и сохрани,
Давая лишь посильные потери,
Снежинками порхающие дни
И счастье сокровенное по вере».
Всего с лихвой хватает у меня,
А то, чего не знал – того не надо:
Ни ангелов божественного дня,
Ни демонов бушующего ада.
***
С кого цепочка жизни началась,
Тот в праве устанавливать порядки,
Судить несчастных, падающих в грязь,
Играющих с опасностями в прятки.
Возможно, ты когда-то пощадишь,
Но я не стал просить такого блага,
И то, что принимаю с миром лишь
В душе моей становится отвагой.
***
В потоке содержимого ума
Всё, что угодно может показаться:
Небесный дом, подземная тюрьма
И память откровенных интонаций.
В сознанье, перевёрнутом в черты
Холодных размышлений о великом,
Улыбкой ангел светит с высоты
И не гордится самым чистым ликом.
***
Я всё так и отвечу за слова,
Переводя на нужный ритм разум,
Не веря в жизнь, где совесть неправа,
Ни привалам, ни фразам, ни гримасам.
Над божьим проведеньем не шутя,
Не встраиваю душу в чьи-то рамки,
Как тишиной рождённое дитя,
Рисующее сказочные замки.
***
Не ведаю, не мыслю наперёд,
Но согреваюсь лучиком священным,
Которой проникает через лёд
И прожигает образные стены.
Ценю промозглой осени сады,
Гоню духовный голод Мандельштамом,
Пока народ в бегах от пустоты
По магазинам, офисам и храмам.
Феномен
Сгорел, сломался ли, устал –
Неважно, как отметить горя
Реалистический оскал
Из категорий аллегорий…
Неважно, сколько будет проб,
Изделий, планов, заготовок,
Когда во сне я вижу гроб
И надмогильный заголовок…
Пореже думать бы о том,
Какие радужные грани
Откроет рифменный синдром –
Конструктор наименований…
Не красотой наполнен миг,
А каллиграфией распада,
Но я без малого привык
К разливу алых русел ада.
Агония
Сознанье разворачивает бриз,
Редеет, истлевая, словно уголь,
Рисует новоявленный каприз,
Цепляясь за теряющийся дубль…
Предчувствую: агония грядёт,
Являя мне основы под рентгеном:
И залитый лучами небосвод,
И облака, текущие по венам.
Что дальше? Только выпить и поджечь
Вколоченные в мозг авторитеты,
В тетради зарифмованную речь,
Планетами гремящие кисеты.
***
Я выдохну, забуду и смирюсь
С деталями вне сферы пониманья,
Пока в душе поёт живая Русь
И ей принадлежит моё вниманье.
Я зачерпну из лужи серебра,
Перемахну зрачка тончайший обод,
Идя туда, где всё, что есть игра:
Мотивы действий, музыка и опыт.
Мой мрак затронет света вещество
И жизнь согреет ветер ностальгии
По датам, умещавшим волшебство,
По хлябям достопамятной России.
Осилю, что начертано судьбой,
Хотя в неё и верю не особо,
Вникая в оглушительный прибой
Затишья из распахнутого гроба.
***
Растоптан лоск моих цветущих лет.
Не от того ли на душе паршиво?
Ты отдал всё, твержу себе, поэт,
Что в глубине души дышало живо.
Не так ли? Или всё же, может, так:
Транскрипция моя из ниоткуда,
Вмещает распустивший краски мак
И облако, похожее на чудо.
***
Поэзия – пустая болтовня,
Когда вокруг художники кошмаров
Рисуют ад и смотрят сквозь меня
Глазами роботов, лакеев и товаров.
Какой мирок безумный водружён
На место, предназначенное людям,
Где я чужими взглядами прожжён
И обречён бродить по перепутьям!
Пытаясь подытожить смысл дел,
Пока горят распаленные взгляды,
Я не хотел, но всё-таки сумел
Провозгласить заслуженность утраты.
Молитва писателя
Огня тряпьё вплетается в стихи,
Писателя кусая без поблажек,
И к Богу он взывает: «Помоги
Ужиться мне в лесу многоэтажек!»
Без яда мата просит: «Не оставь
Меня на светском рауте актёров,
Где в музыку обёрнутая явь
Течёт по микросхеме коридоров».
Он извлекает слово изнутри –
Из недр, возлежащих в тёмной сфере,
Как лучик ускользающей зари,
Как голос, повествующий о вере.
План
Когда всерьёз запутана игра,
Стратегий разворачиваю план,
И не смотрю на мёртвое «вчера»,
Где был другими градусами пьян…
Я не исчезну с верою в волне,
Сужденьями бушующего мира,
Ведь, говоря с собой наедине,
Вычерчиваю линию пунктира…
Здоровый взгляд – орудие труда,
Поступки – многосвойственный апофиз,
Поэтому не брёл я никогда
Во тьму неологизмов и гипотез.
***
Побойся озвучивать думы
В скрепляемой фарсом среде,
Где галстуки, маски, костюмы
Преследуют правду везде.
Тому достаётся победа,
Кто понял, что значит война,
Где суть – конспирация света,
Где нота молчанья важна.
Благих состояний основы
Не выдай толпе напоказ,
Не вырони честного слова,
Не высвети искренних глаз.
***
Печали вырубаю на корню
И перлы собираю на пути.
Не сетую, не плачу, не виню,
И сам себе вещаю: «Отпусти…»
Одно мгновенье – больше ничего –
Указанная Господом стезя
И солнышко из кладезя его,
И мир теней, куда пока нельзя.
***
Сквозь сумрак хлябей – к озерцу
Лежит нелёгкий путь,
Где загляну в глаза Творцу
И лягу отдохнуть.
Объём болот неизмерим:
В бреду я обойду
Садом, Некрополь или Рим
И к божьему суду…
***
Пара капель в хрустале –
Мне уже полегче.
Пара книжек на столе –
Правильные вещи.
Тишины стена черна,
Но грохочет вскоре
Раскалённая струна
И приносит море...
***
Ремесло Создателя –
Это род людской.
Счастье созидателя –
Внутренний покой.
В кринках архитектора
Выровнялись мы
По наитью вектора –
Лучика из тьмы.
Многое искусственно,
А искусства нет…
Капнет на пол бусина,
Шмель оставит след.
***
Куда умыкнуть от засад в толчее
Высоток, макетов, машин?
Искать ли спасенье в последнем луче,
В ключе, где ты мыслишь один?
Один – непосредственность, двое – сумбур,
И далее – едим по ряду…
Не требует бег из нейронных структур
Душа без наличия взгляда.
***
Карабкаюсь, взлетаю и плыву
По резкостям текущих состояний,
Однако, появляюсь наяву,
Чтоб черпнуть обжигающих страданий.
Мне нравится парить, как журавлю
И через мрак проглядывать, как филин,
Мечтаю лишь не выдумать петлю,
Когда путями буду обессилен…
Ищу
Кладу кленовый листик в альманах,
Ищу в твоих элегиях улыбку,
Исследую гармонию в садах
И задаюсь вопросом на засыпку:
Какая весть наполнит тишину –
Хранительницу правильных традиций:
На плечи положившая вину
Иль снявшая нагрузку композиций?
***
Ответа не дают сюжеты книг,
Он где-то на задворках подсознанья:
В лазурной глубине, где божий лик
Рассеивает сумрак мирозданья.
Играя в жизнь, смотря сквозь ярлыки,
Нетрудно уловить первопричину
Сознания, что верит вопреки –
Ума, не погружённого в пучину.
Вся жизнь - игра, но кто бы, что не пел:
Шпаргалки на тревожащие темы
Находят только те, кто улетел
Из штабеля хранителей системы.
***
Трещащие пострелы уголька
И склад умов, пылящихся на полке –
Спасение для сердца старика,
Отцветшего в писательской берлоге.
Объёмы содержанья темноты
Тревожный вырисовывают вывод:
Расчерчены влияния фронты,
Но нет путей транслирующих выход.
Ни смысла, ни надежды, ни опор –
Лишь робкое поскрипыванье створок
Со мною остаётся до сих пор
И тема, что не терпит оговорок.
Судьба
Забыт людьми фольклорный архетип,
В купюрах скрыты карты геноцида,
А я иду меж ясеней и лип,
Как представитель гибнущего вида.
На пике столкновения эпох
Рождается сознанье безнадёги,
А я иду, беря глубокий вдох,
Пытаясь отыскать в себе истоки...
Напрасно всё: я к смерти не готов,
И к жизни приспосабливаюсь плохо.
Моя тоска не выше облаков,
А чистый лист не меньше, чем эпоха.
***
Вот и нашёл я, кажется, свой стиль:
Свобода мысли, свойский лексикон,
Прохлада одиночества, бутыль,
Что омывает время похорон.
Я хороню красоты жизни той,
Где приносил последнее семье,
Где не был озадачен нищетой
Под пламенной сиренью на скамье.
Исчезло всё. Теперь я одинок.
Шагаю под луной, теряя лик,
Который от судьбы сберечь не смог,
К которому давно уже привык.
Теперь я призрак прошлого для тех,
В которых видел будущего блеск,
Вещаю леденящей ночи: «Эх,
Как всё-таки ужасен стиль гротеск».
***
Уносит ветер дряхлую листву,
И тишина пьяна осенним стилем.
Листочек из блокнотика сорву,
Утешенный небесно-чистым штилем.
Со временем становится родным
Пространство, разукрашенное дымом,
Текущим откровением простым,
Изящным, золотым, неуловимым.
Немыслимо, до неба глубоко,
Спускаюсь в лабиринты подсознанья,
Смотря на фантастические зданья,
Бегущие строкой…
Константа
Тщедушным эпизодам поперёк,
В периферии выстроенных правил,
Храню я музыкальный огонёк,
Который темень косную разбавил.
Уводят рвенья жизни за собой
И ставят временами ультиматум,
Но я всегда довольствуюсь судьбой,
Ведь, так или иначе, грянет фатум.
Смотрю на мир сквозь ультрафиолет
И размышляю о лазейках в стенах,
Но есть на всё единственный ответ:
Константа в окруженье переменных.
Внимание
Ко мне на неопознанной волне
Внимание приходит в тишине,
Улавливая нужные предметы
И время, пригвождённое к стене,
Обводит запоздалые ответы…
Итог пишу, привстав из-за стола:
«Сияют добродушные дела,
Они вне измеренья изумлений,
Вне сметы, прогорающей дотла,
Вне тленья рафинированной тени…».
***
Потеря человеческого лика,
Специфика изнаночной черты,
Являясь иллюстрациею мига,
Показывает тщетность суеты.
Ни образа, ни времени, ни места,
Остались только чёрная вина
И глубина, которая отверста,
И арфы древнегреческой струна.
Осталось очарованным от дыма
Ходить мне на фатальном рубеже
В надежде, что цветёт неуловимо
В измученной и раненой душе…
***
Ландшафты снов, мечты, подход к вещам,
Барьеры, тупики, головоломки
Я разбираю строго по ночам
И окунаюсь разумом в потёмки.
Не нужен ни баллон, ни акваланг,
Чтоб изучить рельефы океана,
На острове надежд поставить флаг,
Забрать бинты туда, где плачет рана.
Молчание
Никто не отзывается на стон
В системе, отрицающей искусство,
Где каждый на купюры разделён
И обречён от взоров прятать чувства.
Стремления, влекущие к добру,
Бравурно разбиваются о стены
И личности, ведущие игру,
Для общества готовят перемены.
Разобраны великие умы
На байки, каламбуры и цитаты,
Но люди, выходящие из тьмы,
Способностью молчания богаты.
***
Опасность заблудиться истекла
В ментальной архаичности проекций,
Сплетаемых из дыма и стекла,
Где прячу я израненное сердце.
Меня согреет полный света день,
Развеет отягчающие думы
О том, что я прозрачен, словно тень,
Что результат – слагаемое суммы.
Не доктор Хаус – пауз мастерство
Играет роль при чтении картинок,
Раскрывшее загадки вещество,
Размотанный клубок лесных тропинок.
***
По венам тянутся цветы,
Стремясь от грязи к небесам,
И обнажаются черты
Неподконтрольные часам…
Я растворяюсь ввечеру
И разворачиваю пыл,
Сгораю, мучаюсь и мру,
И отпускаю то, чем жил.
Листва шумит, с ветвей летя,
С моих рецепторов, с моих
Основ, где зиждется дитя,
Перерастающее в стих.
Я умираю, но пою
О том, как холоден исток
Шальную молодость мою
Переместивший на листок...
***
Расположусь удобно в кресле,
На троне, словно в замке, если
Отправлюсь вовремя пешком
За порошком.
Зайду за рамки бренных граней,
Сотру значенья расстояний
И ощущу, как тает боль,
Врастая в ноль.
Возможно, даже встречу стража,
Который скажет: «Это наше…»,
А я отвечу: «Мне на миг,
Пойми, старик!»