Би-жутерия свободы 260

Марк Эндлин
      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 260
 
С первого же дня пребывания в Гомерике Энтерлинк помнил, что не было в Блокаду случая, чтобы голодного убило свалившимся на голову кирпичом хлеба. Поэтому он не доверял кредитным карточкам и худым женщинам, но официальные браки заключал с вновьприбывшими без какой-либо корысти, надеясь, что ему удастся избежать спать с женщиной валетом, так как это затрудняло бы привычный беспечный диалог. Самоудовлетворение же он считал беспрецедентным членовредительством в особо крупных размерах, поэтому к  себе претензий не имел.
При покупке той или иной игрушки Арику Энтерлинку, как правило, не хватало какой-то мелочёвки, выражавшейся в 3-4 таллерах. Сопровождавший его в магазин старательный Лёня, когда-то прекрасно разбиравшийся на родине в подворотнях и в подпольных валютных операциях без применения скальпеля, наличных при себе не держал, а кредитки носил или просроченные, или по доверенности на несовершеннолетнего внука, разрабатывающего нефть в Коляске.
– Какая фемина, представить страшно! – клишейно воскликнул Арик, врываясь в магазин и тыкая скрюченным пальцем в надувную исполнительницу «менуэта» с наколкой откровенного содержания: «У вас есть все основания поиметь куклу Дуню с деревенским налётом на зубах, не отказывающую себе в Саксе, ЗАГСе и сексе». – В аннотации сказано, что она закончила ЗФЛ (Заочный Факультет Любви), и отдаётся в выигрышной для себя цейтнотной позиции. Возможно за это её сняли с полки и с продажи, и выставили в витрине, как уценённую резиновую грелку.
– По возрастному цензу и присущему тебе феерическому темпераменту подойдёт вон та «Никудышная» без намёка на разработанные отверстия, – подсказал Лёня Дверьман, – соседям спокойнее, да и врачам-венерологам легче будет с тобой справиться.
– Что ты такое языком мелешь, постыдись покупателей, – вскипел Арик, – внимательно посмотри на мою руку. Бабушка меня уговаривала, что у меня пальцы, ну если не как у Гольденвейзера или Ойстрахов, то как у Ван Клиберна, уж точно.
– Отец и сын Ойстрахи были великими скрипачами, не чета тебе, по секс-шопам не лазили, – продолжал совестить Арика Лёня.
– Ну и что? Не держи меня за мальчика, им тоже приходилось свои смычки чем-то поддерживать! Лучше посмотри сюда, не напоминает ли тебе это произведение порноискусства под грифом «Ни шатко, ни валко» смешение спаржи с артишоком, где преднамеренно перепутаны местами мужской символ с женским?
– Я смотрю, что неисправимый Арик всё думает, – разыгрался Дверьман, – не отражают ли авангардные экспонаты модные тенденции в судьбаносной пластической хирургии на гениталиях.
– Тоже хватанул! Лично для меня всё это «ни то, ни сё». Вон там, в углу, надувное перекисноводородное чудо-юдо развалилось. Сгодится ли оно для сведения счетов с амуром на подоконнике?
– Очнись, старик. Где ты в Брюквине подоконники видел? – осадил друга прагматичный до мозга костей Дверьман.
– Чёрт с подоконником, ты на неё погляди, начинается красотка с пупка. Ни головы, ни грудей. Ноги в стороны разбросаны. Над лобком с причёсочкой «Микроволновка» флюгер с надписью «Вход бесплатный», и тесак на добрую память прилагается.
 – Всё это зрелище, как приложение к многодырчатой тыкве на праздник ведьм Хеллувин, сгодится, – съехидничал Дверьман, – послезавтра как раз шабаш в ночь под первое ноября намечается.
– Лёнька, да это ж то, к чему я всю свою бессознательную жизнь стремился, – горестно вздохнул Энтерлинк и дунул на флюгер, замаскированный в волосах размалёванной куклы.
На другой стороне появились замечательные слова, напечатанные мелким шрифтом «Не нравится, не нюхай».
– Не годится, как в профилактории, – не унимался импульсивный Арик, – оскорбляет достоинство меньшинств. Я вполне осознаю, что предметы собственного производства, не рекомендуемые к торговле и употреблению – это малые дети, всё же я тут себе один семейный наборчик присмотрел – наколенники, чтобы не больно было на бутылку выпрашивать и налокотники, чтобы выбиться из фургона старых любовников в люди.
– Не морочь порядочным людям голову, – предупредил Дверьман, извлекая из-под прилавка запылённую куклу с пепельными волосами по имени Мулен Груш производства 1889 года, баба ништяк. По моему эта тебе подойдёт в самый раз. Освоишь, поделишься опытом. При ней ты закрутишь роман с самим собой, как козью ножку, хотя курить «для мебели» из груши вредно, но в присутствии «Пепельницы» не возбраняется.
– Ты же знаешь, Лёня, я не верю в лобовую атаку беззлобых и к тому же не курю. Ещё в роддоме, когда я выглянул оттуда и увидел клубы дыма, выпускаемые папашей, я попытался занять исходное положение, но природа настояла на своём.  Но сама по себе идея отличная. Подарю-ка я её заядлому курильщику Амброзию Садюге, в награду за новаторское предложение – взимать штрафы с художников за ущерб, нанесённый кисточкой при реставрационных работах в галереях. Между прочим, у Амброзия завтра день рождения к горлу эмфиземной отдышкой подступает.
За полированной крышкой прилавка отдела «Механизированной техники любви» появилась грозная фигура скучающего по местному конфликту Сёмы Купона, которого ничего кроме судьбы высокопоставленных падающих и ушибающихся кукол с полок не волновало. Сёма уверовал, что кукла – ненаглядное пособие по сладкоежной любви, требующее деликатного подхода подобру-поздорову. Дусю это не удивляло Она учитывала его неисчерпаемые академические познания женщин.
 Арик схватил с полки «Кудрявую Пепельницу», и прижав её к ишемическому сердцу, бросился к кассе, за которой грузно восседала объёмистая подруга Сёмы Дуся Бистро. Энтерлинк принялся активно с пеной у рта сбивать цену, торгуясь за каждый пфенниг. При этом выяснилось, что виноватым опять оказался старик Альцгеймер, у Арика, как всегда, не хватало 3-4 таллеров. Казалось, Арика хватит апоплексический удар, так он побагровел. Дуся вырвала куклу из его дрожащих рук. У него затряслись несмыкаемые губы – сейсмометр обиды. Униженный, он заплакал соответственно возрасту увядающего в нём растения с грохочущим названием рододендрон (таким Арик представлялся посетителям магазина).
Сцена была душераздирающей, будто кто-то развешивал ёлочные игрушки на необозначенный вегетативный невроз. Основной костяк покупателей, онемев от ужаса, бросился вон из магазина. Можно было подумать, что могущественный сосед через Министерство Лёгкого Поведения намеревался намылить перешейки японским островам. Хотя до исламизации история ловко оперировала расходными терминами – руссификация и онемечивание.
– Это уже переходит все допустимые границы, – взревел Купон и угрожающе двинулся мозгами в путь на старика. Сеня сорвал с ближайшей полки похотливую заводную игрушку, очень популярную в узких кругах авиаторов-садомазохистов под экзотическим названием «Чёрная дыра петли Нестерова».
Спасая товарища от неминуемой расправы, Лёня Дверьман по наводке соседей искал гречку с манкой в отделе «Лошадиные крупы». Он применил свой давний канонадно-ипподромный опыт-топот в двухъярусном стойле с коричневой в подпалинах кобылой в запечённых яблоках. Он по-свойски потащил Арика Энтерлинка к входным дверям, предвидя, что деградирующий старикан сам их не найдёт, и их совместный поход в секс-шоп «Ненормативные побрякушки» может закончиться для Энтерлинка в травматическом отделении госпиталя «Пони-Айленд» с его приветственным плакатом «Добро пожаловать в Нью-Порк – лечебницу мира!»
Любезная Дуся, несмотря на их не сложившиеся покупательские отношения, всё же сунула Лёне серебряный  со словами, – Скажите господину Энтерлинку, чтобы он не бился над созданием аппарата перемалывания отбросов общества и почаще захаживал, а то мы томимся здесь без него от окна до испытательного порога чувствительности. Будем безумно рады видеть его к  закрытию всего в мечтах о ластоногих русалочках в общественных бассейнах.
– Бесконечно преданные, за мной! – всхлипнул растроганный Арик. – Спасибо, Дусенька, добрая вы душа, с меня и одной-то хватит. Если вам когда-нибудь понадобится акушер-дегустатор, я предоставлю вам адрес неподоражаемого Горджес Озверяна, для него и запретный плод стал сладок после изобретённого им заднего зеркала гинекологического осмотра, и по возможности, будьте с ним осторожны – он любую аристократку обменяет на трёхрядку или на блюдо рыбных палочек под заливным смехом.
– В целях личной безопасности посоветую тебе не кокетничать, Арик, с Сениной женщиной, этой мастерицей ставить рога в изобилии. Не обнадёживай и не обезналичивай её. Откуда тебе знать, хватит или не хватит ей того, что ты, мерин, у себя давным-давно не мерил? Если достойный собственного уважения мужчина приходит в движение, а дама не жалуется на головную боль, это ещё не означает секса. И потом, разве тебе известно, какое у выбранной тобой куклы артистичное горло, учитывая, что её не пугает нашествие бутылок в домашнем баре?
– Ну и дуралей же ты, Дверьман, сразу видно, что не смотрел глубокозаглоточный порнобоевик “Deep throat”. Не все партнёры в нём любят с неослабевающим интересом дырокола.
Эта непродуманная Арикина фраза вывела Лёню Дверьмана и Франсуазу Напиток, страдающую редким заболеванием зубов с диастемами между ними, а также Гулю Трапезу из весьма сомнительного душевного равновесия, и они единотошно приняли безоговорочное решение – посмертно вступить в полувоенное формирование «Култышки», в уставе которого золотом записано: «Все, из кого сыплется песок, на борьбу с гололёдом!»

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #261)