Весна баюкала московскую ночь,
В поезде объявили фрУнзу,
И снова по рельсам “тук-тук” и прочь
Из центра тащусь аморфной медузой.
Человек напротив устал и спит,
Я о нем вообще ничего не знаю.
Ну, и славно, пусть дальше сопит,
Я пока мечты сочиняю.
Мне вообще-то в подземном совсем не в кайф,
Мне б весенней Москвой надышаться,
Только дома меня ждёт семья
И собака, которая хочет гуляться.
А ещё мою душу вспорола игла,
Пропитав все нутро романтикой,
Мне ужасно больно, но что поделать,
Врачи здесь бессильны — проверено практикой.
Почему-то весь день гудит голова,
Видимо внутренним пчёлам от чего-то тревожно,
У меня болезнь — поглощать слова,
Если я не пишу, мне ужасно сложно.
Иногда меня спасают друзья,
Они у меня замечательны,
Но сегодня у Кати болит голова,
А Коля безмерно счастлив.
Я люблю смотреть, как влюбляются люди,
Как у них с каждым днём горит ярче глаз,
Это как бы огонь в хрустальном сосуде,
Я всегда молюсь, чтобы он не погас.
В Подмосковье сейчас, наверное, звезды,
То есть сильно нагретый далекий газ.
Человек напротив ушёл из вагона,
А я веду дальше этот рассказ.
Мне бы очень хотелось сказать о многом,
Я вообще ужасно люблю свою жизнь.
Вместо того зашли новых двое,
Один отвернулся, другой дрожит.
У него почему-то в глазах слезы,
И я мысленно вторю:“держись”.
Господи, неужели ты послал ему горе?
Если так, то, пожалуйста, отвяжись.
Если ты есть, то ты бессердечный,
Самая страшная тварь из всех,
У тебя похоже опухоль вечности,
Не пора бы ее извлечь?
Я давно почему-то на Бога зла,
Если он слушает, то уж точно знает,
Хотя к чему эти все слова?
Скоро поезд к конечной причалит.
“Медведково”, - ножевой моему рассказу,
Мысль рвётся в руках на куски,
И реальность сразу, увидев слабость,
Кутает в свои стальные силки.
А весна-то столичную ночь баюкает,
Облака доедают луну.
Я по улице все ещё многолюдной
Тихо домой бреду.