Жить жизнью бесстрастной и культурной, под открытым небом идей, читая, мечтая и записывая свои мысли, жизнью довольно медленной, чтобы всегда быть на грани скуки, достаточно полной размышлениями, чтобы никогда не встретиться со скукой. Жить той жизнью, отдаленной от чувств и от мыслей, только мыслящей чувствами и чувствующей разумом. Застыть на солнце, золотясь, подобно уединенному озеру, окруженному цветами. Хранить в тени то благородство личности, проявляющееся в способности ничего не требовать от жизни. Существовать во вращающихся мирах, словно цветочная пыльца, что поднимается вверх в вечернем воздухе от дуновения ветра, и оцепенение ночи позволяет ей, чуть заметной, опуститься там, где придется. Быть этим, спокойно обладая знанием, ни радостным, ни грустным, постигаемым на солнце его сияния и при свете звезд его отстранения. Не быть ничем бо;льшим, не иметь ничего бо;льшего, не хотеть бо;льшего… Музыка голодного, песенка слепого, реликвия неизвестного путника, бесцельные шаги верблюда в пустыне…
Ф. Пессоа. Книга непокоя.
Вот он, один из моих самых великих соблазнов, постоянно испытываемый мной в жизни, и удающийся мне легко, вольно, весело, потому что он - Дар мой с детства, наполненный таким грустным очарованием и такой потаённой привлекательной силой в пересказе Пессоа. Как я узнаю его!!!
Одинокое, чистое, маленькое красивое озеро, окружённое цветами - ни житейских бурь, ни подводных течений - лишь единственное пребывает тут- пронзительное, прозрачное интеллектуальное созерцание - вторые небеса Бога на земле.
Ведь как известно, божественные небеса состоят из двух небес, в каком-то смысле абсолютно равных, и всё же - небеса, достигаемые любовью выше и совершеннее, и покрывают небеса, достигаемые интеллектом или разумом. И здесь, во-вторых небесах - я дома... И так было всегда, почти с самого рождения. А в первых? А в первые я лишь стучусь...
И чтобы постучаться в первые небеса, я расстаюсь со вторыми. И ,ах, как нелегко мне расставаться с ними, когда они уже и сами по себе- красота, истина, блаженство. И всё же, какая-то неумолимая сила тянет меня ещё более вверх, тянет смотреть туда, идти туда, забывая о своём родстве и сродстве, уже данном мне.
В земной жизни это означает вовсе не ещё большее одухотворение и отстранение, а наоборот, погружение в гущу жизни, ибо только там можно найти неподдельную любовь и дать ей её неподдельное место. И вот, мне приходится покидать берега замкнутого интеллектуального озера и отправляться в джунгли. Но могу ли я далеко от озера уйти и ухожу ли я далеко от озера? Или я всё же делаю только робкие вылазки?
Понятно, что я мечтаю быть не тем, кто я есть, при том, что и быть тем, кто я есть - мне прекрасно. Не понятно - растворились ли для меня наконец-то вторые небеса? И скажите, не письмо ли Богу я пишу, разговаривая на эту тему?
Ты посылаешь запрос, раз за разом - и раз за разом он уходит в пустоту, а потом, когда ты забываешь уже о своём запросе, он вдруг к тебе возвращается, абсолютно неожиданно и прямо из этой пустоты. И ты с удивлением и далеко не сразу узнаванием, принимаешь его и прочитываешь его. Так вот значит каков ответ - говоришь ты сам себе, придя в чувство. Вот как тебе ответил Бог, презрев на тебя.
"Войдите" - он мне ещё ни разу не сказал, сколько я не стучал робко. Значит?.... Значит закрыто?... Или значит РОБКО я стучал???
Я знаю, что могу разговаривать с голосами практически всех одухотворённых лиц, существующих или существовавших на земле, вести с ними неспешную беседу, отвечать им, совместно вспыхивать и источаться. Но в земной жизни при этом я не участвую, в происходящем там не замешан и исподволь, а иногда и крайне резко, чувствую свою вину. Где моя Родина? Когда я ошибаюсь?
Чтобы описать вторые небеса так верно и так чувственно, как их описал Пессоа, нужно самому быть там, или по крайней мере бывать там. А я вот порой, раз от раза бываю на первых, но никогда там надолго не задерживаюсь. Выбрасываюсь, падаю вниз...
Пессоа принял свои вторые небеса как должное и... источал, источал, источал... их на землю... как мог... И я говорю, что мне они тоже нравятся, как прямая песня моей души, но почему же я не могу принять их? Эту, носящуюся в воздухе цветочную пыльцу, мёд в горшках наших смыслов, вечную ауру и эфирный ветер - в общем всю ту божественную непревзойдённую эссенцию, единственный изъян которой лишь в том, что она не включает в себя человека - с его, как раз несовершенством?
Горе мне, горе! - я видимо, бодхисаттва, жертвующее своей божественностью существо! Я хочу жить и умирать рядом с несовершенным человеком, и ошибаться как он, и быть растерзанным как он и полностью беззащитным. Бодхисаттва, не вмещающийся ни в одну Культуру - непереносимый, потому что любой бодхисаттва - непереносимый варвар, ни одна Культура не способна включить его в свои смыслы, смыслы бодхисаттвы выпирают отовсюду и раздирают ткань любых культур.
Так нет же никакого озера - плещи вода, бушуй океан, к чёрту озеро!
Буду стучаться, пока не достучусь, а не достучусь - продолжу! Если что-то и выкидывает меня со вторых небес - слава ему, иначе я не могу...