Гл. 3 Морской Корпус. Действительность и предания

Николай Гульнев
      К Морскому  Корпусу  при  различных  государях  относились  по-разному.  От  от-ношения  государей  к  Морскому  Корпусу,  как  правило,  зависло  его  состояние  и  благополучие  воспитанников. 
      О Навигацкой  Школе  в  Москве,  основанной  Петром  Великим  в  январе  1701  года,было  сказано  выше.  Обратимся  всё  же  к  более  детальным  историческим  фактам  о  Навигацкой  Школе,  а  также  ко  времени  перевода  первых  воспитанников  из  Москвы  в  Санкт-Петербург  и  пребываниюКорпуса  в  городе,  когда  была  начата  новая  страница  в  истории  старейшего  учебного  заведения  России.
      Пётр  Первый, благодаря  созданному  им  Флоту,  к  концу  своего  правления  сумел  решить  на  Западе  практически  все  политические  цели  и  государ ственные задачи.  Только он за всю Российскую историю был плавающим Монархом, и все свои морские звания получил по заслугам,  непосредственно  участвуя  в  боевых  действиях,  рискуя  жизнью  неоднократно.
Последнее  воинское  звание, адмирал,  Петру  Великому было присвоено после заключенияНиштадтскогомира в августе 1721 года. К концу его правления на Балтийском море не осталось достойных соперников для  Флота России, и достаточно было демонстрации морской мощи летом 1723 года, чтобы все убедились – Россия настоящая  Морская  Держава. Вот что такое был Флот при Петре Великом! Екатерина Великая, сама того не ожидая, осознала величие России благодаря победам  Русского Флота в период  войн  с  Турцией.  Вот  почемуне состоялся реванш со стороны Швеции  во  времена  правления  Екатерины  Великой, и результатыНиштадтскогомира были повторно подтверждены.
     О каких бы победах на море или географических открытиях мы не вели  бы   раз-говор после смерти Петра, везде заметна определяющая роль  воспитанников Морского Корпуса. О  самих  воспитанниках  и Морском Корпусе (будем так называть это Учебное заведение, зная о том, что за более чем 300-летнюю историю Корпус претерпел много названий, а суть и значение его менялись в зависимости от роли Флота на данном историческом отрезке) написано достаточно. Я попытаюсь напомнить некоторые исторические факты о Морском Корпусе, с учётом тех материалов,  которые  появились  в  печати.
     Идея создания  Математической школы, способной готовить офицеров для Армии и Флота, возникла ещё в  1698 году. Пётр Первый 14 января 1701 года подписал Указ о создании Навигацкой школы близ Москвы. В июне 1701 года школу разместили в Сретенской (Сухаревой) башне в северо–восточной части Москвы. Первым руководителем школы был назначен боярин Фёдор Головин. В 1705 году был произведён первый выпуск из Навигацкой  Школы в количестве 64 человек. Они приняли участие в Северной войне и отличились в сражениях при Гангуте, Эзеле,Гренгаме.Интересен такой факт, что 26 мая 1714 года 20 учениковНавигацкой  Школы, выучивших геометрию, Пётр приказал прислать в Петербург и учить их  артиллерийским  наукам. Можно считать,что с этого времени появились первые артиллеристы, которых целенаправленно готовили по этой специальности. 1 октября 1715 года 300 учеников Навигацкой Школы перевели в Петербург и разместили в доме А.В. Кикина.
     Кикин – советник  Адмиралтейства,  арестованныйза злоупотребления. Дом Кикина находился на месте нынешнего Зимнего Дворца. 20 мая 1723 года Указом Петра для гардемарин была установлена форма одежды, как у солдат Преображенского Гвардейского полка. В связи со сносом здания – палат Кикина, в феврале 1732 года Анна Иоанновна пожаловала каменный дом князя Алексея Долгорукова «на Васильевском Острове в 3 линии». На этом месте сегодня расположена Академия  художеств. 15 декабря 1752 года в Москве была упразднена Навигацкая Школа. Первый руководитель  Школы адмирал Фёдор Алексеевич Головин22 февраля 1707года был похоронен в усыпальнице графов Головиных в Симоновом Монастыре. К сожалению, могила не сохранилась. На месте захоронения  адмирала  ныне стоит Дворец  культуры.
     4 марта 1753 года Высочайшим Указом Морскому Корпусу был пожалован двух-этажный дом фельдмаршала Миниха на Набережной Невы и 12 линии.Переселение воспитанников Корпуса  в  здание   состоялось в  декабре  1755  года.
     2 марта 1761 года в  Корпусе  была  освящена Церковь Николы Чудотворца.  Первая Православная  Церковь Морского Корпуса просуществовала до 1771 года, пока не случился  пожар  на  Васильевском  острове.
     Нам известно, что при Петре Великом только на верфях  Санкт–Петербурга были построены 262 корабля, из них – 33 линейных, 4 фрегата и 203 галеры. Преемники Петра до Екатерины Великой мало заботились о Флоте, а это сказывалось и на со-стоянии Морского Корпуса. Так, 4 января 1728 года руководителем Корпуса был на-значен капитан 3 ранга П.К. Пушкин, а с 17 марта 1730  года  Корпусом  руководил   капитан 3 ранга В.А.Мятлев. Дальше – хуже! С февраля 1732 года Корпусом руково-дил  капитан-лейтенант  В.М. Арсеньев.
     В связи с приближающейся Русско–турецкой войной, видимо, что–то изменилось во властных умах по отношению к Флоту, и в феврале 1733 года руководителем Корпуса был назначен  контр–адмирал  В.А. Урусов.
     В марте 1766 года на заседании  Адмиралтейств–Коллегии был рассмотрен вопрос о строительстве нового здания для Корпуса на берегу Крюкова канала вблизи Новой Голландии. Но это времена Екатерины Великой! Решения, которые касались Морского Корпуса, не выполнялись. У Императрицы проблем других хватало. Также не было выполнено решение о переселении Морского Корпуса в город Ораниенбаум в 1792 году, где «за заслуги Отечеству питомцам Морского Корпуса пожалован дом». На этот момент воспитанники Морского Корпуса с 31 мая 1771 года находились в Кронштадте, так как после сильнейшего пожара на Васильевском острове выгорели дома с 7 по 21 линию. Тогда сгорело корпусное имущество, архив и кадетская амуниция.
    Из  нововведений  при  Екатерине  Великой  в  Регламент  об  управлении  Адмиралтействами  был  включён  пункт  «О  запрещении  гардемаринам  без  Указа  жениться».  Дословно  было  внесено  в  Регламент:  «Запрещается  гардемаринам  без  Указа  жениться,  под  штрафом  3  года  быть  в  каторжной  работе».  Не  позволялось  жениться  ранее  25  лет.  Екатерина  Великая  считала,  что  офицер  Флота,  на  обучение  которого  были  потрачены  государственные  деньги,  должен  сначала  принести  пользу  Отечеству,  а  потом  думать  о  личных  интересах.  С  таким  требованием  следует  согласиться. 
     По Регламенту  наказания  воспитанников  Корпуса  отменялись.Но,как  говорят  воспоминания  будущих  воспитанников  Корпуса,секли,да  ещё  как  секли!       
     Настоящую заботу о Морском Корпусе и его воспитанниках проявил Император Павел Первый. Уже 1 мая 1797 года на заседании  Адмиралтейств–Коллегии адмирал   И.Л. Голенищев–Кутузов объявил, что Император повелел «для помещения Морского Корпуса купить дом, принадлежащий английскому купцу Конавину, где он имел сахарный завод». 8 декабря 1797 года под руководством архитектора Ф.М. Волкова были  досрочно  закончены работы по восстановлению и  достройке здания  Корпуса. Морской Корпус получил почти нынешний наружный вид.
    Над  зданием купленного сахарного завода возвели декоративный купол, также увенчанный крестом.Корпус  приобрёл  симметричный  вид.  В 1832 году в центре здания была возведена вращающаяся цилиндрическая надстройка, где производились астрономические наблюдения. Позже эта надстройка использовалась как сигнальный наблюдательный пост.
     11 декабря 1797 года Император Павел Первый лично поздравил военных моряков с новосельем. Видимо, с этого момента стала обустраиваться в Корпусе Церковь Святого Исповедника Павла, вместо сгоревшей церкви в 1771 году,  а храмовый праздник до 1917 года включительно, отмечался  6  ноября. Во  времена  учёбы  в  советское  время  Минный Двор назывался ещё  и  Сахарным  Двором. Что касается Церкви, то в 30-х   годах она была разрушена. Серебряные оклады икон, доски с именами героев, погибших за Отечество, бесследно исчезли. В помещении  бывшей  Церкви располагался курсантский  кубрик. Койки кубрика  стояли в  бывшей  Церкви, о чём  курсанты  догадывались, но не задумывались об этом. Я  думаю,  не  их  в том вина,  и  Всевышний  всех  простил.  Курсанты  не  знали   и о том, что в  этой  Церкви  отпевали  Директора Морского Корпуса  В.А. Римского–Корсакова  в ноябре 1871 года. Вот как вспоминает об этом гардемарин, будущий Морской министр России адмирал И.К. Григорович: «Его тело  отпевали  в Училищной Церкви. Мне пришлось стоять часовым у изголовья его гроба. Полумрак, горящие свечи и гроб, стоявший посреди часовни, создавали у меня жуткое впечатление, запомнившееся на всю жизнь».         
     Столовый Зал Корпуса обустраивался под руководством академика архитектуры-Руска. Высота Зала более 7 метров. Он не имел ни одной колонны, а потолок был подвешен на чердаке к дубовым стропилам якорными цепями. В 1933 году якорные цепи заменили металлическими фермами, что позволило увеличить высоту Зала. Зал украшали настенные лепные эмблемы с изображением деталей Герба Корпуса: офицерского палаша, корабельного руля и градштока. Зал освещали свечи в больших бронзовых люстрах, свешивавшиеся по четыре штуки двумя рядами. Западная стена имела девять широких окон, а восточная – шесть. Нарядный паркетный пол дополнял Зал. Над входными дверями на высоте 4-х метров от пола были сооружены хоры для оркестра. Слева от входа в Зал располагалась бронзовая фигура Петра Великого  работы Антокольского.(Сейчас этот памятник находится в Военно–морском музее). Рядом с ним были расположены три флага, пожалованные Корпусу: кормовой флаг линейного корабля «Императрица Мария», на котором держал Флаг  адмирал  Нахимов  в Синопском  бою,а также захваченный турецкий флаг и китайский флаг времён Боксёрского восстания. На стене за памятником были расположены мраморные доски, на которых золотыми буквами были вписаны имена питомцев Корпуса – Георгиевских  Кавалеров, с указанием свершённых ими подвигов,и портрет Царя.
     Гораздо  позже  появилось  стихотворное  посвящение  Залу  Морского  Корпуса  одного  из  выпускников  1965  года.  Вот  это  посвящение: 

Сияет  Зал  отделкой  новой,
Бриг  «Наварин»  не  гонит  вал!
…Зал   побывал,  увы,  столовой
И  местом  Славы  побывал.
Из Зала,  под  Петровским   взглядом,
По  руслу  времени–реки,
Последним   памятным   парадом
Шли  на  Флоты   выпускники.
Был  взгляд  на  Корпус – государский:
Так  повелось  в  России  встарь,
И  в  этом  Зале  «выпуск  царский»
Поздравил  Русский  Государь!
Зал  помнит  давнюю  картину,
Что  оставляет  вечный  след –
Кричали  «Слава  Наварину!»
Они,   наследники  побед.
Не  то  привыкли  мы  итожить,
Забыв,  что  Слава - не  молва,
Пытались  память  уничтожить,
А  память  русская – жива!
Привычкой  истинно  кадетской
Мы  покоряли  здесь  сердца,
И  славил  вечер  факультетский
Миг  благодарный  без  конца!
Менялся  Флот,  менялись  планы,
Вершились  славные  труды,
Встречались  в  зале  ветераны,
Смыкая  гордые  ряды.
Вместилась  целая  эпоха
И  прокатилась  по  векам:
России  плохо – Залу  плохо,
И  плохо  нам,  выпускникам.
От  предков  буйные  замесы
Нас  закрутили,  замели,
И  мы,  великие  повесы,
Здесь  удивлялись   и   росли.
Беспечны  были  часто  в  малом,
Меняя   пламенных   подруг,
Да  и  не  знали:  первым  балом
Здесь   просыпался   Петербург.
Оркестры  гордо  отзвучали
И  промелькнуло  много  лиц -
Не  жён  искали  мы  вначале,
А  просто  преданных  девиц.
Их  много,  будто  на  вокзале,
Спешили  девочки  к  венцу -
Они  стояли  в  нашем  Зале,
Как  новобранцы  на  плацу,
А  мы,  как  войско  на  поверке,
Как  чёрно–синее  пятно,
И  нас  любили  пионерки,
И  комсомолки,  заодно.
И  гдетеперь  девица–дама
От  безымянного  числа?
Она  ведь  юношам  упрямо
Дала  «основы  ремесла».               
Была,  увы,  не  малолетка,
А  на  помин,  как  пух  легка,
Времён  обломанная  ветка
И  дама  флотского  полка.
…Года  идут, а  счастье  снится,
Нас  Корпус памятью  связал,
И  продолжает  сердце  биться,
Когда  мы входим  в старый  Зал!

     31 марта 1826 года Император Николай Первый, посетивший Морской Корпус, по-велел, чтобы в Столовом Зале поставили модель фрегата.  Впредь  «ежедневно  делать  в  Зале  развод  в  караулы  в Корпус  и  на  фрегат».  Только 24 августа 1839 года в новом Адмиралтействе капитан С.О. Бурачек закончил  модель 60-пушечного фрегата длиной 40 футов. Видимо, это был фрегат «Паллада».
     Выпускник Корпуса 1877 года Е.И. Аренс вспоминал: «В глубине  Зала  стояла
разборная  модель  фрегата «Президент» и учебная модель брига «Наварин» в большом масштабе, предназначенная для наглядного обучения морской практике». Значит, произошли какие–то изменения, и с этого времени многие выпускники Корпуса вспоминали о бриге «Наварин» вплоть до  1917 года.  Бриг  был  расположен  поперёк Зала, на  месте нынешней сцены.
     Архитектурной находкой нового здания можно считать Компасный  Зал, соору-жённый  Ф.И. Волковым  в  1843  году.  Зал освещался дневным светом через застеклённый потолок, а в нишах были расположены изразцовые печи. Позднее,в  1861  году,  Картушку Компаса выложили  ориентированную  по  истинному   меридиану.  Во  время  занятий  в  Компасном  Зале  постоянно  находился  дежурный  офицер. 
     Провинившийся  кадет,  удалённый  с  занятий,  прибывал  к  дежурному  офицеру  и  становился  на  центр  Картушки.  По  команде  офицера  кадет  должен  был  повернуться  и  шагнуть  на  заданный  румб  и  стоять  на  заданном  румбе  до  конца  занятий. По воспоминаниям великого Наркома  Н.Г. Кузнецова «старый обычай пытались перенести и на нас, курсантов, но не получилось. Однако,  кое–кто из моих товарищей всё же успел отстоять там в часы  увольнений». 
     Четыре  бюста,  установленные в нишах вместо изразцовых печей,  в советское  время перед обходом  дежурного  по Училищу помещений,  некоторые  курсанты-шутники размещали на  Картушке, и между бюстами бросали колоду нарисованных игральных карт.  Великие  «играли»  в  дурака!
     Из глубины времён дошла до нас легенда в повести Сергея Колбасьева «Арсен Люпен» и из  многих  воспоминаний выпускников, связанная с Компасным Залом. Вот как об этом рассказывает князь  В.В. Барятинский: «Произошло это при Николае Павловиче. Тайное общество решило убить Царя, узнав, что он должен был приехать  в Морской Корпус  на корпусной  праздник  в  честь  Павла  Исповедника 6 ноября. Прельстили одного гардемарина по фамилии фон Дезин, который с несколькими своими товарищами обещал обрушить потолок, когда Государь войдёт в большой Зал. Но заговор не удался. Фон Дезин за два дня до праздника узнал, что его отец,  флигель–адъютант, приедет с  Государем на праздник, и, желая спасти отца от верной смерти, сообщил начальству о заговоре, и заговор провалился. Но дело этим не кончилось: участники заговора, узнав про измену фон Дезина, заманили его в Компасный Зал и зарубили палашами». А Сергей Колбасьев в своей повести утверждал, что труп фон Дезина был замурован в одной  из  стен  Компасного Зала.  Дальше – больше!Легенда обрастала подробностями. Стали ходить  слухи  среди  воспитанников  Корпуса,  что в Компасном Зале по  ночам  бродит дух фон Дезина в виде привидения.
     Вот  воспоминания  1920 года О.Ф. Данилевского: «В Компасном Зале было 4 ниши, в которых стояли круглые голландские печи. По вечерам, накинув на себя простыни, со светившимися папиросами во рту, мы стояли в этих нишах и поджидали воспитанников, возвращавшихся из города. Эффект был что надо, только и слышно было, как буквально скатывался с лестницы очередной попавшийся».
        Компасному  Залу  выпускники  Корпуса  нередко  посвящали  стихи.  Из  советских  поэтов  прекрасное  стихотворение  посвятил  Компасному  Залу  выпускник  Алексей  Лебедев,  офицер-подводник.  Кроме  этого  стихотворения,  мне  понравилось  посвящение  Компасному  Залу  выпускника  Корпуса  1965  года  с  эпиграфом  Алексея  Лебедева.  Вот  это  стихотворение:

               
                Звезда  высока  над  Картушкой  Компаса,
                Касается  румбов  лучей  остриё!
                Алексей  Лебедев, 1939

          Наш  парус,  что  создан
          Для  точного  галса,
          В  далёких  морях
          Промелькнёт  над  водой,
          И  как  Провиденье,
          Картушка  Компаса
          Порадует  взор
          Путеводной  звездой!
          Натянет  судьба
          Безупречные  шкоты,
          Качнётся  под  бурею
          Старенький  ют,
          И  в  дивных  краях
          Роковые  широты
          Из  волн  белопенную
          Память  сплетут.
          Нас  Север  окинет
          Загадочным  взглядом
          И  бросит  навстречу
          Тугие  снега,
          Но  будет  Картушка
          Надёжная  рядом,
          И  вновь  за  кормой
          Загудят  берега!
          Дожди  и  туманы,
          Заряд  иллюзорный
          Просторы  зашторят
          От  базы  вдали,
          А  флагман  лихой,
          Молодой  и  упорный
          В  седой  океан
          Поведёт  корабли!
          ...О,  светлая  юность,
          Ты  в  вечности  свята,
          Уж  рифма  тебя
          Беспокойная  ждёт,
          И  точная  память
          Былого  курсанта
          Сквозь  бурное  море
          Назад  приведёт!
          Торжественный  миг
          У  Высокого  Зала,
          Где  каждый  нашёл
          Назначенье  своё,
          Где  честные  души
          Навек  пронизало
          Петровской  отделки
          Лучей  остриё!
          Кружатся  планеты
          Мелодией  вальса,
          Эпохи  рождают
          Других  моряков,
          Но  гордо  мерцает
          Картушка  Компаса
          Надеждой  и  славой
          Бурлящих  веков!
          Шторма  затерялись
          В  училищном  гуле,
          А  время  верстает
          Пророческий  план,
          И  молча  стоят
          В  вековом  карауле
          Коперник,  Колумб,
          Галилей,  Магеллан!
          Им  также  мерещатся
          Марсы  и  гроты,
          И  вечных  светил
          Неземная  краса!
          ...Уходят  в  моря
          Лейтенантские  роты
          И  мачты  несут
          Сквозь  века  паруса!

     Ясно,  что  в   советское  время  в  нишах  Компасного  Зала  стояли  четыре  бюста – Коперника,  Колумба,  Галилея  и  Магеллана.
     Противоречивый Император Павел Первый моряков любил. Возможно, за то, что среди фаворитов его мамаши  Екатерины  Великой  флотских не отмечено.  Но именно Павел  Первый восстановил Корпус с небывалой быстротой, а дворец Потёмкина превратил в Манеж. Так он мстил за смерть своего  отца  Петра  Второго.  Павел  Первый  последний Русский  Император, который лично руководил маневрами  Флота  в  море.Так, в июле 1797 года 14 линкоров и 6 фрегатов под штандартом Императора, поднятом над фрегатом «Эммануил», участвовали в боевом маневрировании и пушечных стрельбах по сигналам  Павла  Первого.
     Недаром при нём одержал знаменательные победы  и воспитанник  Морского   Корпуса адмирал Ф.Ф. Ушаков. И ещё. Именным Высочайшим Указом Павел Первый установил пожизненные пенсии для жён погибших российских офицеров, а для  детей – до совершеннолетия. По вступлении на  Престол, он  повелел Адмиралтейств–Коллегии жалование и провиант по его званию  «генерал– адмирала» обратить на содержание инвалидов. Нам теперь понятно, что  для властных  вельмож  такие  Цари не нужны. Пожалуй, это одна из  многих  причин, которая привела к  роковому  убийству  достойнейшего  Государя.
     За всю историю своего существования  Морской  Корпус эвакуировался дважды: в 1812 году в Свеаборг, а в 1941 году – в город Астрахань. И когда Отечеству было трудно, как правило, в Морском Корпусе  производили   досрочные выпуски. Так, 28 января 1904 года Николай Второй произвёл старших гардемарин в офицеры. 128 человек начали службу под знаком войны. В  Порт–Артуре и при Цусиме погибли  27  выпускников, 23  выпускника  попали в  плен.  Позже  досрочному  выпуску  из  Морского  Корпуса  были  посвящены  стихи:   

Вопросов  нет – «Зачем?  Куда?» -
В  порыве  все  едины!
Досрочный  выпуск,  господа,
Ура,  гардемарины!
Надежда  в  душах,  а  не  хмарь -
Не  пожалеем  выю!
В  старинном  Зале  Государь
Зовёт  спасти  Россию.
Всё  так,  ребята,  как  вчера -
«Отечество  за  нами!»
Под  взглядом  бронзовым  Петра
Уходим  мичманами!
Рука  врагом  занесена
Коварно  и  незримо,
Зовёт  тяжёлая  война
И  горькая  Цусима.
Всё  будет:  над  Россией  дым
И  осень  кровотока!
Быть  очень  просто  молодым
И  умереть  до  срока.
...Мы  вознесёмся,  не  сгорим,
Спасём  Отчизну  нервом,
А  всё,  что  было,  повторим
В  годочке  сорок  первом.
Тельняшку  узел  завязал
Созвездием  пехоты,
На  смертный  бой  проводит  Зал
Блистательные  роты!
Их  цели  славные  вели,
Им – Честь  и  Совесть – боги,
Они  геройски  полегли 
Вдоль  таллинской  дороги!
Подъём  душевный  объясним
Под  знаком  перемены -
Веками  помним  и  храним
Отеческие  гены.
     Действительно,  летом  1941  года  около  600-сот  курсантов  первого  и  отчасти  второго  курсов  были  брошены  под  Таллин  для  остановки  наступления  фашистов.  Многие  из  них  погибли.  Ясно  одно – новое  поколение  советских  курсантов  воспитывали  и  учили  не  матросы  Железняки  и  не  прочие  кричащие  большевички,  а  выпускники  Морского  Корпуса  дореволюционных  времён,  оставшиеся  на  Родине  и  продолжавшие  служить  Отечеству  Верой  и  Правдой.
     Сам факт прибытия Государя в Корпус  по случаю необычного  выпуска оставил неизгладимый след в душах воспитанников и стал одним из значимых   воспоминаний не только  воспитанников 1904 года, но и младших воспитанников, присутствовавших при данном событии. Следует  вывод,что  в Морском  Корпусе  учились
настоящие русские патриоты, верившие Государю. Один из выпускников 1904 года  А.Д. Кира–Динжан написал в Париже через 50 лет: «Наш царский выпуск оправдал оказанное ему  Государем и страной доверие, ибо по количеству жертв он стал первым из всех выпусков Морского Корпуса».  Так  было,  господа! Досрочный выпуск считали «доверием»! Так ли это сейчас? Сохранился ли в Корпусе русский патриотический дух? А ведь досрочный выпуск был и в 1812 году, и выпускники Морского  Корпуса  проявили себя блестяще!
     Вот воспоминания барона Н.А. Типольта – «Первые по старшинству в нашем выпуске, не задумываясь, выбрали  Порт–Артур и  Владивосток...». Позже  в советское  время  выпускники  сознательно выбирали Север или Камчатку!  Государю  всё–таки верили! По воспоминаниям С.С. Шульца в его доме произошёл такой случай: «Моя тётя  что–то с возмущением говорила о Николашке. Я попросил при мне, только что принявшем  Присягу, не сметь говорить таким образом». В этом  примере  видно отношение воспитанников Корпуса не к личности Царя, а к самой царской власти, как таковой.  Напомню,  что  при  принятии  Присяги  все  военные  присягали  Государю  и  его  Наследнику,  а  не  Отечеству  и  народу.
     Воспитанники  Корпуса  свою  форму  любили  и  гордились  формой.  Вот как в своих воспоминаниях писал о форме гардемарина Г.К. Граф: «Своей формой гардемарины будили зависть  сверстников–гимназистов и реалистов. К форме гардемарина добавлялся палаш в чёрных блестящих ножнах. При ходьбе свой  палаш
придерживался рукой в белой перчатке». Он же вспоминал, что в Инструкции гардемарину говорилось: «Всякий гардемарин есть слуга Государя и Отечества!» Что ж, просто и ясно в короткой фразе заключён «государственный интерес», о котором впервые поведал Император  Пётр  Великий.  Напомню  по  случаю,  что  в  советское  время  палаши  носили  и  курсанты.  Но  произошло  несколько  несчастных  случаев.  Так,  в  ВВМКУ  им.  Фрунзе,  один  из  курсантов  при  шуточном  фехтовании  заколол  палашом  своего  друга.  Кроме  этого  случая,  нередко  палаши  использовались  в  драках  в  период  увольнений.  Это  и  стало  причиной  отмены  ношения  палашей.  Где-то  до  1959  года  палаши  носили  курсанты  только  в  период  дежурства.  С  1960  года  палаши  в  ВВМКУ  им.  Фрунзе  уже  не  носили  и  на  дежурстве.
     И ещё из воспоминаний Графа: «Первый тост на торжественных мероприятиях был за Государя, после чего звучало ура!» Знайте и помните старые традиции, господа офицеры  и ветераны  всех  времён! Тост был первым!
     Для чего я об этом и говорю? А вот для  чего,  господа!  Позже, на  юбилейных встречах офицеров  Северного Флота, некоторые гражданские чиновники в  новых  рангах и в новомодных пиджачках, пытались предложить и предлагали последующий  тост  за Главковерха. Пусть они знают, что этот тост предлагается первым, но не забывают, что не за  всякого  Главковерха  мы будем пить.  Я не  помню,  чтобы солдаты  после  войны  поднимали  тост  «За Сталина!»  Солдаты  просто  не  знали  офицерских  традиций.   И  мы  их  не  можем  осуждать  за  это!  Зато  в  атаки  солдаты  шли  с  криком – «За  Родину!  За  Сталина!» Этот  факт  истории  Великой  Войны,  который  никто  и  никогда  не  сможет  оспорить! 
     Достоин  внимания  ритуал производства в офицеры выпускников Корпуса. Вот как об этом вспоминает Б.А. Арский: «В начале декабря была получена долгожданная повестка из Главного Морского Штаба с приказанием всем  нам  явиться
вечером, 5 декабря, в полной парадной форме в Морское министерство, на квартиру  Министра.  В дверях показалась маститая фигура седовласого  красавца – Морского  Министра Григоровича в окружении  Директора Морского  Корпуса контр–адмирала Русина, начальника бригады крейсеров  контр–адмирала Стаценко и чинов многочисленного штаба. После обычного поздравления с производством и восторженных криков –«Ура! За здоровье Государя Императора!» - мы все мигом вылетели, как птички из клетки, на Адмиралтейскую площадь, гремя палашами по каменной мостовой. Лихо рассаживались по «извозцам», стоявшим длинной вереницей у подъезда Министерства. В этот вечер и последующий день мы были героями дня и покорителями всех женских сердец Петербурга. Солдаты и городовые особенно молодцевато отдавали нам честь. А как праздновали этот день, всем морякам известно!» Добавлю, что выпуск отмечался в ресторанах «Медведь» -Большая Конюшенная  дом  27, «Данон» - Благовещенская  дом  2,  и  в  других  ресторанах  Санкт-Петербурга.
     Ритуал выпуска  из  Морского  Корпуса  в  советское  время,  а  на  тот  момент  ВВМКУ  им.  Фрунзе,  был несколько другим.  Привожу  воспоминания  выпускника  Училища  1965  года.  «На Парадном Дворе мы строились в мичманской форме, где нам вручали дипломы и кортики. После прохождения торжественным маршем мы убывали в кубрики для переодевания  в  лейтенантскую  парадную  форму.  Повторно строились в парадной форме. Нас поздравляли, и мы снова проходили торжественным  маршем».  Напомню,  что выпуск 1965 года первым возродил традицию отмечать производство в ресторане. Сначала с просьбой к командованию  вышел Третий факультет, чтобы торжественный вечер  провести  не в столовой, а в Зале Революции. Так  назывался  Зал  в  советское  время. В  просьбе  было отказано.  Выпускники  объявили, что участвовать в торжественном вечере не  будут,  а  после  производства  уйдут  в ресторан. Всё это дошло до начальника Училища.  Далее  привожу  воспоминания  выпускника  1965  года:  «Меня, как старшину класса, вместе с начальником кафедры Минно–трального вооружения вызвал к себе  вице–адмирал А.Г.Ванифатьев. Помню, как краснел и переживал из–за этого скандала  начальник кафедры. Я же ответил, что решение выпускников  окончательное. Если же  я всё  же  решусь друзей уговаривать, то  одноклассники  тут  же посчитают меня  за труса и предателя. Начальник Училища был мудрым и великим адмиралом.  Он  знал  традиции   Морского  Корпуса,  и  сумел понять нас, мальчишек, и никаких крутых мер  не предпринял. Мы пришли к компромиссу: поднимем три тоста в столовой, выслушаем напутственное слово адмирала,  а потом  уйдём в ресторан. Так всё и произошло. В итоге наш Третий факультет и Артиллерийский  факультет  отмечали выпуск в ресторане «Восток» в Приморском  парке.  К  сожалению, этот ресторан сейчас снесён. Всё обошлось мирно и весело, в комендатуру никто не  попал».
     У выпускников Морского  Корпуса  до 1917 года была традиция заказывать себе перстни или запонки  в  честь  окончания  учёбы.  Выпускники  советских  времён  к  жетону  о высшем образовании заказали накладку с надписью «ВВМКУ им. Фрунзе». Жетон о высшем образовании был украшен белой  эмалью.
     Что  касается  высшего  образования,  добавлю,  что  воспитанники  Морского  Корпуса  стали  получать  высшее  образование  со  2-го  июня  1867  года.
     В истории Морского  Корпуса известен случай, когда было  произведено  два выпуска.Это  произошло  в  1914  году:

Строй  подравняйте, счастливцы  Фортуны,
Долю  измерьте  напевом  души:
Вот  они - яхты,  вот  они - шхуны,
Перстень  с  секретом  и  палаши.
Эхо  пророчит - «В  литавры  ударю!»
Адмиралтейская  светит  игла -
В  день  производства: «Ура,  Государю!»
Флотская  смена  вполне  подросла.
Юность  не  терпит  назначенной  меры -
Звоном  регалий  заглушит  молву:
Невский  гудит:  «Господа  офицеры!»
И  у  «Медведя»  идёт  рандеву.
Счастье  безмерно - оно  не  устало
В  небе  высоком  надеждой  звучать:
В  тесном  застолье  звоном  бокала
Время  приспело  судьбу  величать.
Служба  Отечеству - это  награда,
Кем  бы  ты  ни  был,  Петровский Кадет!
...Флаги  качнулись  у  стен  Петрограда
И  потускнело  шитьё  эполет.
Гимны  допеты  в  бесовском  хорале,
Лопнули  цепи,  ушли  якоря -
Нет,  не  заметили,  как  потеряли
Веру,  Отечество,  Флот  и  Царя.
Божеской  карой  и  тенью  напасти
К  нам  возвратились  иные  года,
И  оказалось,  что  Хамы  у  власти,
Но  утверждают:  они – господа!

     Так  уж  повелось  на  Флоте,  что  при  постоянном  напряжении  сил,  риске,  самопожертвовании,  любая  шутка,  байка  или  розыгрыш,  всегда  являлись  своего  рода  некой  отдушиной,  непременной  составляющей  флотской  службы.Корни  своеобразной  человеческой  разрядки  нам  следует искать  в  прошлом.Если  обратиться  к воспоминаниям  выпускников  Морского  Корпуса,  то  традиции  шутки  или розыгрыша  закладывались  ещё  со  времён  учёбы,  когда  ценились  меткое  словцо,  точный  афоризм  или  безобидная  шутка.   
     Выпускник  Корпуса  С.С. Шульц  вспоминал: «Морской  Корпус  помещался  в  большом  трёхэтажном  здании,  фасад  которого  выходил  на  Неву  и  занимал  участок,  ограниченный  11 и  12  линиями.  Против  них  помещались  Патриотический  (на  10 линии)  и  Елизаветинский (на  13  линии) институты.В  Морском  Корпусе  говорили: «Среди  двух  роз  сидел  матрос!»
     Юные  кадеты  (как  в  будущем  и  курсанты  Училища)  прекрасно  разбирались  в  человеческих  качествах  своих  воспитателей  и  наставников,  и  нередко  давали  им  нелицеприятные  прозвища.  Так,  по  воспоминаниям  бывшего  выпускника  князя  П.П. Ишеева, одного  из  корпусных  дежурных  офицеров  лейтенанта  З.Н. Геращеневского  кадеты  прозвали  «Обалдуем»  за  его  грубость.  Мало  того,  решили  над  ним  подшутить.  Вот  что  вспоминает  Ишеев:«В  те  далёкие  времена  в  объявлениях  журнала  «Новое  время»  публиковались  длинные  столбцы  лиц,  искавших  работу.  Особенно  кучера,  лакеи  и  дворники.  Мы  написали  груду  открыток,  вызывая  их  в  одно  и  то  же  время  на  квартиру  «Обалдуя».  Представляете  ли  вы  себе,  что  делалось  в  назначенный  час  у  его  квартиры?  Десятки  обманутых  людей  обрывали  звонок,  кричали,  ругались,  не  стеснялись  в  выражениях,  требовали  вернуть  им  деньги  за  проезд.  «Обалдуй»,  как  говорится,  рвал  и  метал». 
     Воспитанник  Морского  Корпуса Б.Б. Лобач–Жученко в «Записках последнего гардемарина»  вспоминал:  «Кадеты  были  обижены  назначением  вместо  любимого  Директора  Морского  Корпуса  адмирала  А.И. Русина  малоизвестного  для  многих
капитана 1 ранга  В.А. Карцова,  да  ещё  зятя  Морского  Министра.  Старшая  гардемаринская  рота  выразила  своё  неудовольствие,  учинив  скандал  на  весь  Петербург. 
     Балом  в  Морском  Корпусе  6  ноября  открывался  в  то  время  светский  зимний  сезон.  Для  своих  матерей  и  сестёр  гардемарины  получили  пригласительные  билеты,  которые  по  сговору  были  организованно  переданы  проституткам  с  Невского,  с  обещанием  им денежного  вознаграждения.  Многим  из  проституток  удалось  пройти  на  бал,  который  был  скандально  сорван». 
     В  стенах  Морского  Корпуса  было  много  безобидных  розыгрышей,  шуток,  но  Петровский  кадет  не  опускался  до  воровства  картин  и  до  пьянства,  хотя  нередко  кадеты  бравировали    тем,  что  они  настоящие  «морские  волки»  и  для  них  бутылка  рома - пустяк!            
     И  как  тут  не  вспомнить  кадетское  шутливое  четверостишие:

Моряк  стучится  в  двери  рая -
Апостол  Пётр  ему  в  ответ:
Куда  ты,  рожа  пропитая,
Для  моряков  тут  места  нет!

     Воспоминания  воспитанника  Корпуса  С.С. Шульца  дополняют  отношение  к  спиртному  кадет  и  гардемарин: «Бал  в  Морском  Корпусе  был  одним  из  самых  больших  и   парадных  в  Петербурге.  Столовый  Зал  был  самым  большим  открытым  Залом  в  Столице.  Зал  Дворянского  собрания  отделялся  от  стен  колоннами,  и  помещение  для  танцев  было  меньше.  Многие  классы  и  ротные  помещения  превращались  в  гостиные  и  буфеты,  богато  снабжённые  винами,  шампанским  и  всевозможными  закусками.  Несмотря  на  обилие  вин,  пьяных  не  было.  Кадеты  и  гардемарины  могли  в  буфетах  съесть  пару  бутербродов,  выпить  лимонаду.  Но  вина – ни-ни!  Категорически  запрещалось.  Вероятно,  на  балах,  в  соответствующем  обществе,  в  присутствии  дам  не  принято  было  напиваться».
     Из  воспоминаний  корабельного  гардемарина  Б.А. Арского  следует,  что  даже  после  производства  в  офицеры  и  прибытия  для  службы  на  корабли  новых  мичманов,  пьянство  не  приветствовалось.  Так,  когда  на  вопрос  командира  корабля - «Мичман,  а  ты  водку  пьёшь?» - новоприбывший  мичман  ответил – «Так  точно! Пью!» - командир  корабля  заметил:  «Каков  мичман!  Ещё  молоко  на  губах  не  обсохло,  а  уж  водку  пьёт.  Посадить  его  рядом  с  командиром».  И  так  «накачал»  для  наглядного  урока  юного  мичмана  спиртным,  что  тот  запомнил  командирский  урок  на  всю  оставшуюся  жизнь. 
     Интересны  воспоминания  воспитанника  Корпуса  Д.В. Никитина  относительно  использования  ненормативной  лексики.  Рассказывая  о  преподавателе  морской  практики,  Никитин  заметил:  «Он  был  светски  любезный  и  галантный  кавалер,  очаровывал  в  приёмные  часы  молодых  и  пожилых  дам,  мамаш  и  тёток  наших  кадет.  В  корабельной  обстановке  он  вспоминал  годы  вояжей  на  клиперах  и  корветах,  и  демонстрировал  нам  всё  богатство  русского  языка.  Однажды,  как  на  грех,  он  увидел  нескольких  камер-пажей  в  блестящих  мундирах  и  парадных  касках  на  соседнем  корвете  «Скобелев».  Нашему  преподавателю  показалось,  что  в  самой  походке  этих  юношей  проглядывал  некий  снобизм  и  презрение  к  нам,  скромным  морякам.  Он  дал  полную  волю  своему  возмущению,  используя  такие  словечки,  которые  мы  и  не  слыхали.  В  конце  он  же  заметил,  что  у  этих  пажей  и  задница  золотом  расшита». 
     Ненормативной  лексикой  было  выражено  отношение  к  воспитанником  Пажеского  Корпуса,  где  учились  только  дети  высокопоставленных  вельмож.
     Одной  из  легенд,  ходившей  в  Морском  Корпусе  среди  гардемарин  и  кадетов,  была  легенда  о  Белой  Даме.  Случай,  произошедший  в  Корпусе  перед  войной  1914  года,  только  подогрел  интерес  к  этой  легенде.
     Произошло  следующее.  Гардемарин,  дежуривший  ночью  в  Картинной  Галерее,  увидел  в  полумраке,  как  на  него  из  Столового  Зала  движется  женская  фигура  в  белом  одеянии.  Медленно,  но  верно  призрак  приближался  к  гардемарину.  Напуганный  до  полусмерти  гардемарин  вскинул  винтовку  и  выстрелил  в  приведение.  На  выстрел  прибежал  дежурный  по  Корпусу  и  дежурные  из  ротных  помещений.  Зажгли  общий  свет,  но  следов  Белой  Дамы  не  обнаружили.  Следующим  утром,  осматривая  всю  Галерею,  в  одном  из  портретов  Директоров  Морского  Корпуса, которые  висели  тогда  на  месте  нынешних  мраморных  досок  с  выпускниками,  с  отличием  закончивших  Училище,  обнаружили  отверстие  от  пули.  Позже,  один  из  выпускников  ВВМКУ  им. Фрунзе  1965  года  посвятил  стихи  Белой  Даме:

О,  как  мы  многого  не  знали,
Как  нас  вели  по  целине,
И  доски  мраморные  в  Зале
Нам  не  мерещились  во  сне,
И  не  мерещились  трофеи,
И  бриг  при  Зале - «Наварин»,
Мы,  новой  власти  корифеи,
Спокойно  жили  без  былин!
Да  что  нам  старые  знамёна
И  Флот,  победами  суров,
Нам  Зал – не  Зал,  а  просто  зона
Для  безупречных  вечеров,
Для  торжествующего  крика
И  для  собраний – «Да!»  и  «Нет!»
Затёрта  старая  мастика
И  сбит  прекраснейший  паркет,
И  с  позолотой  люстры  сняты,
А  серебро  ушло  в  подвал –
И  вроде  те  у  нас  пенаты,
Но  далеко  не  Царский  Зал!
... Мы  царский  век  считали  адом
И  жили  век  без  алтаря,
И  грозный  Пётр  державным  взглядом 
Не  провожал  уж  нас  в  моря!
Но  мы  в  поту  строгаем,  строим,
И  вышибаем  клином  клин,
Жаль,  не  глядят  на  нас  Герои
Со  светло-мраморных  глубин!
Но  дух  эпохи  неизменен –
Он  вознесён,  как  русский  стыд,
На  нас  глядит  товарищ  Ленин
И  Фрунзе  весело  глядит,
И  Троцкий  ночь  пугает  тенью,
И  сочиняет  бредней  том,
Но  мы  к  святому  обретенью
Без  них  душою  прирастём,
И  разберём  былые  беды
И  новизны  советской  стать,
И  сами  призраком  легенды
Эпохи  будем  постигать!
Глядишь,  и  в  ритме  ошалелом,
Среди  загадочных  картин,
Увидит  ночью  Даму  в  белом
Советских  лет  гардемарин!
Оней  поклон  отдаст  галантно
В  печальном  сумраке  огня,
И,  наконец-то,  будет  снята
С  легенды  давней  простыня,
И  прозвучит  отгадка  длинно,
Ничто  отныне  не  тая,
Что  нет  на  Даме  кринолина
И  нет  исподнего  белья!
И  полетит  легенда  прямо,
Нам,  оставляя  давний  след,
И  станет  ясно – то  не  Дама,
А  императорский  кадет!
... Оставьте  выдумки,  голуба,
Не  всё  тут  классовое  дно –
Так  поступать  с  легендой  грубо
И  нам,  курсантам,  не  дано!
Пусть  манит  истина  посева
И  даль,  что  так  обнажена,
Пусть  Дама  в  Белом- Королева,
А  лучше – юная  княжна,
А  лучше – царская  особа
На  ниве  зла  и  дележа –
Она  глядит  ночами  «в  оба»
И  ищет  милого  пажа!
Но  размышлять  у  нас  опасно –
Скула  от  страха  сведена:
Ходить  бы  Даме  надо  в  красном,
Ведь  впереди  была  война,
И  стяг  иной,  и  выбор  куцый,
И  без  раздумий  грозный  штат,
И  гром  победных  революций,
И  не  победный  результат,
И  на  кровище  рёбра  к  звеньям,
И  грешной  сыти  кабала –
Не  Приведеньем,  а  Знаменьем
Та  Дама  Белая  была,
Но  не  ходил  в  ночи  Нечистый –
Он  и  в  душе  построит  дом!
... Сюда  вернутся  атеисты
Без  Исповедника  с  Крестом.
И  понесутся  в  спешке  даты,
Без  Дамы  в  Белом – чистота,
Курсанты?  Нет,  не  виноваты –
Они  не  трогали  Христа!
И  в  Зал  придут  не  королевы,
И  не  былой,  высокий  Свет,
А,  как  шпалеры,  девы,  девы,
Не  надевавшие  корсет!
Но  будет  Зал  старинный  в  моде,
И  будут  праздные  умы,
И  будем  мы  за  «благородий»,
И  за  «величеств»  будем  мы!
И  заглушим  болячки  нервом,
Закроем  Родину  собой –
Нас  в  бой  направят  в  41-м,
А  после  боя – в  новый  бой!
И  понесётся  канонада,
Не  разбирая  фронт  и  тыл –
И  где  бригада,  не  бригада,
И  где  он,  атомный  настил?
Но  мы  невинными  явились
В  ином,  своём  календаре,
И  в  старом  Храме  не  молились,
А  спали  год  на  алтаре!
Так  выбор  к  выбору!  Не  лишний –
Не  покоробит  сердце  стыд,
А  за  незнание,  Всевышний,
Нас,  не  задумавшись,  простит,
И  не  отыщет  зло  в  протесте,
И  не  пошлёт  небесный  гром!
... А  Храм?  Вернём  на  старом  месте,
И  койки  с  Храма  уберём!
И  в  торжестве  иных  размеров
Мы  тихо  скажем – «Зло  не  сей!»
Не  хуже  царских  офицеров
Послужим  Родине  своей!
Но  будут  прошлые напасти
В  расшивке  новых  эполет –
Есть  власть,  но  совести  у  власти,
Как  оказалось,  тоже  нет!
В  Кремле  пьянчуга  грешный  корчит
Святого,  только  без  Креста,
А  Дама  Белая  пророчит
И  удивляет  пестрота!
Колготки  в  рост,  не  кринолины,
Курсант  в  невежестве  другой –
Уже  воруются  картины
Из  Галереи  дорогой!
Теперь  считают  нормой  кражу,
Теперь  не  ценят  с  прошлым  связь:
И  Даму  в  Белом - на  продажу,
И  Дама  в  Красном – продалась!
А  адмиралы,  словно  дети,
Судьбу  измерили  ценой -
Шалеют  больше  на  паркете,
Чем  от  диеты  крепостной,
И  не  в  морях  разводят  дрожжи,
А  где  добра  невпроворот –
Им  кресло  личное  дороже,
Чем  обделённый  Русский  Флот!
Их  не  прельщает  Дама  в  Белом,
Им  светит  личное  окно –
Их  под  державным  переделом
Венчает  рыцарь  в  кимоно,
И  бутафоров  странных  действо,
И  сытость  личного  нутра -
Им  ни  к  чему  Адмиралтейство,
Как  и  «Голландия»  Петра!
«Да  забирайте,  ради  бога,
У  нас  других  хватает  дел!»
... О,  где  вы,  мученики  Долга?
И  где  он,  нравственный предел?
Каким  путём  Россию  тащим?
И  отдаётся  что  на  слом?
И  кто  Ничтожность  в  настоящем?
И  кто  Ничтожество  в  былом?
Не  задавай  вопрос!  Не  надо,
Не  возвращай  горячий  вал –
В  ответах  есть  такая  правда,
Что  убивает  наповал!

     Ясно,  что  эти  стихи  писались  в  период  ельцинского  безвременья,  когда  были  преданы  забвению  традиции   Морского  Корпуса,  когда  курсанты  были  унижены  затрапезным  бытом  и  убогостью  прозябания.  Сейчас  в  Морском  Корпусе  им.  Петра  Великого  многое  изменилось  к  лучшему.  Восстановлена  церковь,  в  которой  до  недавнего   времени  находился  курсантский  кубрик.  Жаль,  что  до  сих  пор  не  восстановлены  мраморные  доски  с  именами  Героев-выпускников  Корпуса  царских  времён.И  бронзовую  фигуру  Петра  Великого  работы  Антакольского  пора  вернуть  в  Зал,  где  она  была  установлена  по  случаю  200-летия  Морского  Корпуса  в  1901  году.
     Остановлюсь  на  самодеятельном  поэтическом  творчестве  выпускников  Корпуса.  В  1871  году  скончался  достойнейший  Директор  Морского  Корпуса  В.А. Римский-Корсаков.  Преемником  его  стал  А.П. Епанчин.  Со  дня его  производства  в  мичманы  в  1841  году,  он  служил  только  в  Корпусе.  Его  любили  и  считали  справедливым.Прозвище  его  было  «Папаша». Но  злая  кадетская  Муза,  как  вспоминают  выпускники,  не  простила  ему  отсутствие  в  его  послужном  списке  службы  на  Флоте.  Он  выходил  в  море  только  с  отрядом  Морского  Корпуса. 
     В  стихотворении  «Прощание  с  Жёлтым  Домом»,  ему  были  посвящены  сле-дующие  строки:

Прощай,  Папаша-Адмирал,
Украшенный  двумя  Орлами –
Хотя  ты  моря  не  видал,
Но  всё  ж  командовал  ты  нами!

     В  1891  Директором  Корпуса  стал  адмирал  Д.С. Арсеньев.  Воспитанники  любили  его,  но  относились  к нему  с  благодушной  насмешкой.  У  мальчиков,  мечтавших  стать  «морскими  волками»,  не  мог  пользоваться  престижем  почти  не  плававший  Директор.  Кадетская  Муза  описывает  его  так:

Начальник  наш  и  добр,  и  мягок –
Исправно  шаркая  ногой,
Он  элегантность  и  порядок
Вселяет  в  нас,  как  Долг  Святой!   

     Так  как  адмирал  Арсеньев  в  море  не  ходил,  а  корабли  отряда  посещал  один  раз  после  окончания  плавания,  то отрядом  Корпуса  в  его  эпоху  командовали  целый  ряд  адмиралов. Большим  уважением  пользовался  В.П. Мессер. 
     Очень  любили  воспитанники  добрейшего  Л.Ф. Гадда.  Но  самым  строгим  и  очень требовательным  был  В.П. Верховский,  о  котором  надолго  в  кадетской  среде  сохранилась  песня:

 
На  штагах  подняты  огни –
Как  ясно  помним  мы  те  дни,
Когда  отряд  наш  здесь  стоял,
А  добрый  Гадд  был  адмирал!
Теперь  уж  адмирал  другой –
Завёл  он  новые  порядки!
Прощай,  наш  отдых  и  покой,
Ведь  с  адмирала  взятки  гладки!       

     Самодеятельное  творчество  курсантов  ВВМКУ  им. Фрунзе  советских  времён  явилось  неким   своеобразным  продолжением  традиций  воспитанников  Морского  Корпуса.  Приведу  на  этот  счёт  воспоминания  выпускника  Училища  1965  года.  «Хорошо  запомнился наш  факультетский  вечер  на  котором  мы  представили  свой номер под названием  «Приветствие  Пионеров». Представьте  себе, что Зал полон 
курсантами  и  приглашёнными  гостями.Со сцены объявляют, что «нас пришли приветствовать юные пионеры». По тем временам это было  нормой.  Пионеры посто-янно  и  партийные  съезды  КПСС  приветствовали.Естественно, все  зрители  вначале принимали происходящее за истину,  пока  «юные  пионеры» заходили из Кар-тинной  Галереи через весь Зал под звуки горна и барабана. Когда же «пионеры» выстраивались на сцене, становилось ясно, что здесь сокрыт  некий  подвох. Трудно в детине с пионерской пилоткой на голове, при галстуке пионерском, во флотской белой форменке, в  синих  «вмузовских» трусах и во флотских «гадах» на кривых волосатых ногах признать юного пионера. Помню, что курсант  Адам Белинский, сложения и роста богатырского, изображал из себя «пионерку». Дальше следовали приветствия. Их было около 10. Вот  одно  из  приветствий,  авторство которого принадлежит нашему  курсанту  Вальке Сидорову:

Жили–были  дед  и  баба,
Ели  кашу  с  молоком,
Рассердился  дед  на  бабу -
Отдубасил  кулаком.
Но  должны  мы  вам  заметить -
Баба  дурой  не  была:
На  курсантскую  диету
Старика  перевела.
И тогда с харчей  курсантских
Дед  загнулся  через  год,
Баба  кашу  ест,  как раньше,
До сих  пор  ещё  живёт!

     Понятно, мы не ели с серебряной посуды, как царские кадеты, нам на 6 ноября  не  подавали  жареных  гусей, как было по  корпусной традиции  в  день  6  ноября, но грешить на довольствие, которым нас обеспечивали, было бы  стыдно.
     Что–то в оценках мы перегнули, но эффект от  перегиба  был.
А вот второе приветствие моего сочинения. Оно было адресовано  Начальнику 3 факультета капитану 1 ранга М.А. Вакуленко, который был  недавно назначен  на  должность  с Беломорской  Базы   Северного  Флота.  Он был,  на  наш  взгляд,   по-флотски крутым и несколько грубым, да и в выражениях не стеснялся:

На концерте  вашем  где-то
Есть  начальник  факультета!
Долго  он  служил  на  Флоте -
Был  тогда  в  большом  почёте.
Но  забыл  он  такт  и  дружбу -
Диким  криком  правит  службу.
Мы  привыкли  мирно  жить
И  пришли  вас  попросить -
Пап  вы  наших  берегите
И  без  дела  не  браните.
Пусть  вам  этот  Новый  Год
Мир  на  службу  принесёт.
Между  вами рухнет  стенка -
«С  Новым  Годом,  Вакуленко!»

     Начальник Училища вице–адмирал А.Г. Ванифатьев, сидевший в центре Зала на первом ряду вместе с Вакуленко, встал, с хохотом взялся  руками  за живот и, согнувшись, сделал несколько шагов к сцене, что–то говоря Вакуленко. Естественно,номер  «Приветствие  Пионеров» зрители  приняли на «Ура!»
     К  сожалению, Вакуленко несколько по-другому оценил наше самодеятельное творчество. Построив курсантов  нашего  факультета  после концерта в помещении роты,  высказался  в  гневе  так: «Рифмоплёты, контрреволюционеры… ».  Далее  его слова не привожу. Всё это происходило 30 декабря 1964 года. Понятно, что мы не могли оставить оскорбление без ответа, и в новогоднюю ночь брат нашего выпускника Вальки Сидорова  «поздравил» Вакуленко соответственно с Новым Годом и сообщил ему, что «звонят из морга». После  Нового  Года нас прижали с  увольнением  в  город, а злоумышленника,  «поздравившего»  Вакуленко,  искал зам. Начальника факультета капитан 1 ранга В.Н. Окишев.  Тут  же среди курсантов факультета пошёл слух о том, что Вакуленко в новогоднюю ночь поздравлял Окишев, о чём Окишеву и доложил наш старшина роты, проныра Жора Шубович. На этом история закончилась, больше злоумышленника  не искали. Пусть нас простит прошлое за юношеский максимализм. На Флоте  некоторые  из нас стали  гораздо  грубее Вакуленко,  и использовали выражения в «воспитательных целях» похлеще, чем наш начальник  факультета».
     История  Морского  Корпуса  ясно  подтверждает,  что  выпускники  Корпуса  всё  подмечают – хорошее  и  плохое,  достойных  начальников  и  не  очень,  и  ничего  не  забывают.  Думаю,  о  временах  «свободы  и  демократии»,  они  ещё  однажды скажут острым  словом  и  о  своих  начальниках,  и  о  своём  бедственном  положении,  когда  их  унижали  убогим  бытом  и  прозябанием  не  на  плавающих  кораблях. 
     Примером  тому,  что  выпускники  Корпуса  ничего  не  забывают,  может  служить  четверостишье  из  легендарной  «Золотой  Книги»  Морского  Корпуса,  которую,  по  одним  данным,  выпускники  вывезли  в  Англию  после  1917  года:

Прислала  нам  царица
На  праздник  сто  гусей,
С  тех  пор  в  роду  традиция
Хранит  обычай  сей!

     Речь  идёт  о  щедром  подарке  Елизаветы  Петровны  Морскому  Корпусу.    Действительно,  каждый  год,  в  честь  Корпусного  праздника  в  день  Павла  Исповедника  6  ноября,  в  меню  входил  жареный  гусь.  Этой  традиции  не  изменили  кадеты  и  6  ноября  1917  года,и  в  период  трагического  исхода  Черноморской  Эскадры  в  Бизерту  в  ноябре  1920  года.  По  воспоминаниям  участников  того  исхода,  6  но-ября,  в  общем  котле  плавали  кусочки  гуся.
     Традиции  царских  выпускников  Морского  Корпуса  продолжили  и  советские  курсанты  ВВМКУ  им.  Фрунзе.  Вот  посвящение  Начальнику  Училища  ВВМКУ им.  М.В. Фрунзе  вице-адмиралу  А.Г. Ванифатьеву  от  выпускника  1965  года:

Нам  память  через  годы  не  мешала
Осмыслить  всё  и  обозначить  чётко -
Мы  вспомнили  седого  адмирала
С  неспешноюи  грузною  походкой.
Задумчив  был  и  молчалив  не  в  меру,
Не  поучал  и  не  грозил  сердито,
Но  нам  в  сердца  вселял  такую  Веру,
Которая  с  годами  не  забыта.
Что  не  сказал  нам - к  доброму  причислим,
Что  не  успел,  того  не  разрешалось,
Мы  прочитали  адмирала  мысли,
И  связь  времён  с  годами  не  распалась.
А  думал  он,  что  Флот  на  перевале,
Что  фальшь  и  ложь  свои  имеют  сроки,
Что  закаляют  атомные  дали,
И  учат  редко  прошлые  уроки.
Что  путь  служебный – славен  и  прекрасен,
Трудом  проложен  памятно  и  зримо, 
А  неуч  в  море  грозен  и  опасен,
Что  подтвердила  горькая  Цусима!
Был  сшит  надёжно  истинным  покроем,
Не  знавший  хамства  и  привычнойлести,
И  не  считалв  войну  себя  героем,
А  скромен  был  по  высшей  мерке  чести!
…Был  давний  случай  памятью  отмечен,
Не  стёрся  он  лихими  временами:
Последний,  помним,  факультетский  вечер -
Как  адмирал  смеялся  вместе  с  нами!
Он  нёс  в  себе  загадку,  несомненно,
И  мудрым  Сфинксом  юношам  казался,
С  красивой  статью  славного  Габена -
Таким  в  курсантской  памяти  остался.
Он  знал,  что  совесть  флотская - едина,
Что  суть  не  в  сумме  обретённых  знаний…
…Он - командир  линкора  «Октябрина»,
Он  навсегда - пример  для  подражаний!

     Действительно,  в  образе  адмирала  было  что-то  от  известного  французского  артиста  50-70  годов  Жана  Габена.  Спокойный,  уверенный  и   красивый.  Хотелось  бы,  чтобы  выпускники  о  своих  воспитателях  говорили  бы  высоким  словом,  а  руководители  Корпуса  оставались  бы  навсегда  нравственным  примером. 
     Выпускники  Морского  Корпуса  не  забыли,  как  в  советский  период  один  из  Начальников  Училища  «сгорел»  на  квартирном  вопросе,  как  в  период  «свободы  и  демократии»  Морским  Корпусом  руководил  адмирал-подводник, который  позволял  себе  принимать  своих  подчинённых  в  адмиральском  кабинете  в  тапочках, как  в  отсеке  атомохода.  Выпускники  не  забыли,  как  в  период  безвременья  и  бардака  один  из  начальников  Морского  Корпуса  перепутал  Корпус  с  шинком,  а  другой – с массажным  кабинетом.  Говорю  об  этом  с  горечью  и  для  назидания другим  руководителям  Корпуса,  чтобы  последователи  точно  знали – курсанты  и  офицеры  ничего  не  забывают. 
     Морской  Корпус  не  только  давал  образование  будущим  офицерам  Флота,  но  и  воспитывал  их  на  исторических  примерах  и  великой  памяти.  Недаром  же  выпускники  Корпуса  нередко  говорили  не  просто – «окончили  Морской  Корпус»,  а  с  гордостью  замечали – «получили  воспитание  в  Морском  Корпусе».  Вот  почему  нравственный  пример  руководителей  и  воспитателей  Корпуса  так  важен.
     Сама  обстановка  в  Корпусе  и  корпусные  традиции  воспитывали  великую  касту  будущих  морских  офицеров.  Доносительство  и  фискальство  в  Корпусе  презиралось  во  все  времена. Уличённые  в  подобных  случаях,  как  правило,  с  позором  покидали  Корпус.  Их  не  замечали,  им  не  подавали  руки.  Негласно  действовала  формула – «Сын  за  отца  отвечает».  Так,  сын  контр-адмирала  Небогатова,  сдавшего  корабли  своего  отряда  японцам  при  Цусиме,  вынужден  был  покинуть  Корпус,  дабы  избежать  унижения.
     Были  и  такие  традиции  в  Корпусе,  о  которых  знало  руководство  Корпуса,  но  особо  их  не  пресекало.  Одна из  таких  традиций - ежегодный  обряд  похорон  «Сэра  Альманаха»  или  Морского  астрономического  ежегодника.  О,  тут  существовал  особый  ритуал!  За  несколько  дней  до  выпускного  экзамена  всех  оповещали  о  «болезни  Альманаха».  Кадеты  и  гардемарины  ходили  на  цыпочках  по  Корпусу,  чтобы  не  беспокоить  «больного».  В  день  сдачи  экзамена  по  астроно-мии  в  Зале  плавали  шары  с  закреплёнными  плакатами – «Сэр  Альманах  умер».  В  ночь  старшая  гардемаринская  рота,  с  приглашением  юных  кадет,  торжественно  «хоронила»  Альманах.  В  Столовом  Зале  выставлялся  почётный  караул  с  винтовками,  но  в  голом  виде.  На  троне  из  столов  и  красных  одеял  восседал  Нептун.  Альманах  клали  в  картонный  гроб,  около  которого  кружили  «балерины».  Служилась  панихида,  рядом  с  гробом  рыдала  безутешная  вдова – гардемарин,  сдавший  экзамен  последним.  Салютом  из  пушки  брига  «Наварин»  завершался  ритуал.  Кремировали  Альманах  в  одной  из  корпусных  печей.
    В  советские  времена  традиция  похорон  Альманаха  уже  не  приветствовалась.  Но  выпускник  Морского  Корпуса  1965  года  посвятил  стихи  ритуалу  «похорон  Альманаха»  в  царские  времена:


Не  сгибаем  брови  в  дуги,
Не  спускаемся  на  дно –
Мы  давно  царёвы  слуги,
Так  пока  заведено,
И  всегда  об  этом  помним,
Несмотря  на  ветер  злой!
... Альманах  мы  «похороним»
По  традиции  былой!
Ритуал  кадетский  вечен,
Тут  придуман,  не  из  книг -
Всей  историей  размечен
«Похорон»  весёлый  миг!
Вот  и  Зал,  и  выбор  точный,
Осторожный  гам  и  гул –
Оцените  в  час  урочный
В  голом  виде  караул!
Под  иные  посиделки
Всё,  что можешь,  повтори,
А  на  давние  проделки
Снисходительней  смотри!
Пусть  безумствует  бравада,
Пусть  живёт  кадетский  кров,
Это - рыцарская  правда
Под  созвездием  ветров,
Это  их  мячи–игрушки –
Строго  юность  не  суди:
Впереди  барбеты,  пушки
И  разрывы  впереди!
Будет  времечко  суровей
Без  игрушек  и  затей,
Будет  много  зла  и  крови,
И  немыслимых  смертей.
Будет  Родина  распята,
Будет  оторопь  в  груди,
Да  и  брат  пойдёт  на  брата –
Выбор  будет  впереди!

     Важной  традицией  в  Корпусе  всегда  оставалась  хорошая  учёба  и  прилежание.  Успехи  в  учёбе  определяли  старшинство  выпуска  или  место  каждого  выпускника  согласно  его  заслугам.  От  этого  в  последующей  службе  зависело  производство  в  очередное  воинское  звание.  Лучшие  выпускники  заносились  навсегда  в  «Книгу  первых»  и  на  мраморную  доску  с  правом  выбора  Флота.  Следует  заметить,  что  мраморные  доски  со  времён  Александра  Третьего  висели  в  «Голубой  гостиной»,  а  не  в  коридоре  при  Картинной  Галереи. 
     Символом  Чести  и  Достоинства  для  воспитанников  Корпуса  считались  погоны.  Самым  строгим  наказанием  было  временное  лишение  права  их  носить.  Понятие  «Честь  мундира» - это  храбрость,  верность  Долгу  и  Знамени,  а  также  высокая  дисциплина.  В  петровском  Уставе  1720  года  строго  каралось  безобразное  отношение  к  форме  одежды.  Традицию  «Чести  мундира»  высоко  пронесли  наследники  Морского  Корпуса:


Курсант – не  знатная  особа,
Но  для  него  особый  мир:
Бушлат,  суконочка  и  роба –
Эпохи  имперской  мундир!
Так  есть!  И  стоит  ли  судачить?
Всему  назначена  цена,
Деталь  на  форме  много  значит –
Она  в  боях  освящена,
В  походах  дальних  и  авралах, 
И  в  повседневной  городьбе –
Мундир  хорош  на  адмиралах,
Как  и  прекрасен  на  тебе!
Видать,  ночами  форма  снилась
И  с  «галкой»  левая  рука - 
В  морях  суровых  просолилась
Давно  одежда  моряка,
Где  смена  вахт,  и  к  вахте  смена,
Палаш  и  кортик  на  ремне,
Там  и  судьба  благословенна,
И  Крест  косой  на  полотне!
Прекрасна  истина,  по  сути,
И  форма,  знай,  не  кабала -
Была  одежда  при  Гангуте
И  в  Севастополе  была!
И  не  стирает  память  годы,
Слегка  меняя  флотский  штат –
Хранит  кровавые  разводы
Потёртый  дедовский  бушлат!
Боль  запеклась  в  кровавой  ране,
Обида  выпита  до  дна -
Там,  на  Малаховом  Кургане,
Вся  память  флотская  видна!
В  слезах  вояка!  Не  до  крика,
В  потухшем  взоре  прошлый  страх -
Винтовка,  штык  и  бескозырка
И  часто  ленточка  в  зубах, 
И  впереди  родная  рота,
И  неприступен  гордый  ряд –
Морская  держится  пехота,
Спасая  город  Ленинград!
Там,  на  снегу  кровавом  канты,
Там,  наверху  снарядный  вой –
Курсанты,  Родина,  курсанты
Давно  отряд  передовой,
Давно  история  замеса,
Давно  веков  кровавых  кладь,
И  в  форме  истинный  повеса
Не  только  должен  щеголять,
Не  только  должен  бить  и  биться,
Не  только  должен  гордым  быть - 
За  форму  парня  и  девица
Способна  как-то  полюбить!
Но  это  внешняя  рутина
И  частный  случай,  наконец,
Морская  форма - дисциплина
И  настоящий  флотский  спец!
Служенье  Родине,  ей  богу,
Без  крика – «Прошлое  люблю!»
О,  форма – это  верность  Долгу
И  Честь  родному  кораблю!
... Бывало  всё!  Случалось  всяко,
Менялось  много  правил-мер,
Но  не  расхристанный  вояка
Для  Флота  Русского  в  пример,
Не  ординарная  порода,
Не  на  шевронах  грязный  флаг,
И  не  случайный  воевода
С  кокардой  царской  и  в  «орлах»,
Не  тот,  кто  век  с  бумагой  спорил,
Не  полупьяный  дурачок,
А  тот,  кто  Флот  не  опозорил,
Корабль  и  форменный  значок,
И  тот,  кто  жил  для  общей  Чести,
Моря,  умевший  телом  греть,
И  тот,  кто  был  с  Россией  вместе,
Способный  в  море  умереть!
... Мелькнули  дни!  Забылись  были,
Явились  новые  года –
Мы  форму  флотскую  любили,
Как  в  бытность  Флота  господа!
Нашивки,  звёздочки – при  деле,
Курсант – как  ясная  заря,
И  в  увольнении  блестели
На  нас  родные  якоря!
Мы,  как   медяшка  на  мортире,
И  наша  доля  горяча,
Да!  Нарушали!  Кант  был  шире,
Нередко  «галки»  до  плеча!
Гуляй,  курсантская  элита,
Тебя  эпоха  тормошит –
Спина  шинельная  зашита
И  сам  урезан  и  ушит,
А  рядом  дева–королева,
И  без  конца  бунтует  плоть -
О,  в  форме  форменной  «налево»
Ходила  наша  «благородь»!
Улучшить  звёздочки  пытались –
В  реестр  потуги  внесены,
Но  Долгу  верными  остались,
Как  и  Отечеству  верны!
И  в  тесноте  дороги  длинной
Нам  был  приятен  карнавал,
И  флотский  кортик  с  бригантиной
Извечным  символом  сиял,
А  в  океан  сзывала  Лира,
Вздымала  Кормчего  рука,
И  Честь  советского  мундира
Мы  сохранили  на  века!
Не  ордена  и  не  медали
Являют  истинную  суть –
Мы  Флот  и  Родину  не  сдали,
И  нас  эпохи  вознесут,
И  мы  не  сгинем  пеленою,
А  скажем  с  гордостью - «До  дна!»
... О,  форму  флотскую  с  войною
Давно  сроднили  времена!
Но  к  веку – век!  Не  видно  мира,
Лишь  крик  в  державной  нищете,
И  только  золото  мундира,
Как  Герб  на  дедовском  щите!
И  поглядишь – надежда  рядом,
Но  модно  жизнями  играть!
...Идёт  восторженным  парадом
Отчизны  праведная  рать!

     Известно,  что  при  Императоре  Павле  Первом,  который  для  Морского  Корпуса  сделал  больше  всех  своих  предшественников  после  Петра  Великого,  в  1797  году 
     6  ноября  была  освящена  Корпусная  Церковь  в  честь  Святого  Павла  Исповедника.Дата  освящения  стала  корпусным  праздником,  и  торжественно  отмечалась  в  присутствии  многих  приглашённых  гостей.  К  праздничному  обеду  торжественно  подавался  гусь  с  яблоками.  Каждому  воспитаннику  вручались  конфеты  в  коробке    с  Гербом  Морского  Корпуса.  Играл  корпусной  оркестр.  Так  проходили  эти  торжества:


Готовь  набор  не  только  чайный
И  стол  из  дерева - резной,
Сегодня  праздник  не  случайный,
А  настоящий:  Корпусной!
Оставь  в  восторге  не  для  вида
Свои  бумаги,  книгочей,
Обедня  будет,  панихида
И  свет  загадочных  свечей,
Молитвы,  возгласы,  поклоны –
Храните  юношей,  Отцы,
Светите,  старые  иконы,
И  удивляйте,  поставцы!
Сегодня  правит  старый  ценник –
Благое  надо  сохранять,
Встречает  Павел  Исповедник
Отчизны  праведную  рать!
Лечите  души,  биотоки,
Что  вам  Всевышний  ниспослал!
... Мундиры  новые,  винтовки,
И  на  парад в  Столовый  Зал!
Молитва  в  Зале,  и  поротно
Пройдём  легко,  не  торопясь –
Служить  Отечеству  почётно,
Храня  веков  Святую  связь!
Ничто  в  застолье  не  забыто,
И  всяк  высокой  встрече  рад –
Где  «Наварин»,  сидит  элита,
Смущая  золотом  наград!
Она - пример  в  большом  и  малом,
Так  в  этом  мире  решено,
И  седовласым  адмиралам
Гордиться  прошлым  не  грешно!
Стол  удивительный  для  смака,
А  настоящее – не  сон::
Котлеты,  гусь  и  кулебяка,
Конфет  коробка,  как  погон!
Всё  уплетает  юность  быстро,
Своей  судьбе  благодаря -
Был  тост,  понятно,  за  Министра,
Но  первый  всё  же  заЦаря!
В  делах  великих,  а  не  в  спорах,
Кадетам  многое  дано -
Играет  музыка  на  хорах
И  льётся  царское  вино,
А  волн  душевных  перепады
Несут  с  величием - «Ура!»
И,  как  всегда,  ласкает  взгляды
Набор  столовый  серебра!
Дыши,  на  люд  высокий  глядя,
Расслышь  былые  голоса –
Вновь  «Наварин»  во  всём  наряде
Несёт  на  мачтах  паруса,
И  возвращает  отголоски,
Что  в  Зале  памятью  живут –
Вам  беломраморные  доски
Героев  русских  назовут!
... Зови  родителей  и  друга,
Цени  прекрасный  реверанс –
Тут  первым  балом  Петербурга
Оглушит  безупречный  вальс,
Проснутся  Музы  и  былины,
Огни  засветятся  в  очах,
И  дорогие  кринолины
Мелькнут  при  сказочных  свечах!
Держите  такт,  ровнее  спины –
От  неудачи  не  дрожи,
Пусть  удивляются  кузины
И  приглашённые  пажи!
Пусть  добрый  мир  имеет  место
И  благодарных  судеб  миг -
Танцуют  юная  невеста
И  раскрасневшийся  жених!
На  бал,  восторженно  глазея,
Не  сохранить  надменный  вид,
А  слава  старого  музея
Гостей  высоких  удивит!
В  нём  есть  Синопы,  Наварины,
Очаков,  Корфу  и  Гангут -
Так  безупречные  картины
Былую  Славу  берегут,
Так  прославляют  русский  гений
И  вызывают  чей-то  вздох,
Сменяя  Славу  поколений
И  удивительных  эпох!
Здесь  дом  и  лучшее  жилище,
Здесь  все  едины – Царь  и  Бог,
А  на  душе  светлей  и  чище –
Таков  значительный  итог!
... Как  хорошо,  что  гимны  спеты,
Но  расплетётся  злая  нить –
Ваш  век  жесток,  и  эполеты
Не  просто  царские  носить!
Не  накрывайтесь  тяжкой  думой –
Ещё  Россию  держит  лёд,
И  впереди  её  угрюмый,
Кроваво-ветреный  восход!
И  всё  готовится  до  срока,
И  всё  до  времени  пока,
И  тень  коварного  Востока
Ещё  скрывают  облака,
Но  всё  ж  железо,  не  бумага,
Ведёт  с  Россией  тайный  спор,
И  будет  мало  нам  «Варяга»,
Чтоб  скрыть  отеческий  позор!
Взрывчатки  уж  готовы  тонны,
Готова  сумрачная  рать,
Уже  готовы  Вашингтоны
Твоё  Отечество  взорвать!
Пока  скучают  сибариты -
Готов  к  прыжку  Британский  бес:
Идут  в  Японию  кредиты,
И  правит  чуждый  интерес!
А  Царский  Двор – всё  иностранцы,
Там  или  похоть,  или  сплин!
... Команду  жёсткую - «На  шканцы!» -
Не  подал  Главный  Властелин!
И  судьбы,  жаль,  необратимы:
Уже  готов  кровавый  счёт,
Итихо  зарево  Цусимы
Зловещим  призраком  встаёт!

     Воспитанники  Морского  Корпуса  вспоминали,  что  косяки  одного  из  окон,  выходившего  на  13  линию,  были  облицованы  мрамором.  Император  Николай  Первый  за  время  своего  правления  97  раз  посетил  Морской  Корпус.  Во  время  посещения  Корпуса  он  любил  посидеть  у  этого  окна,  беседуя  с  кадетами  и    гардемаринами.  Такое  в  советское  время  не  случалось.
     Среди  воспитанников  Корпуса  высшим  шиком  считалось  незаметно  ударить  в  церковный  колокол  во  время  занятий.  Так  это  было:

Есть  судеб  бессменный  автор –
С  детства  пишется  строка,
И  кадетский  инкубатор
Греет  юношей  пока!
Всё  случайное  проскочит –
Не  застрянет,  словно  ком,
Их  Отечество  не  топчет
Неподъёмным  каблуком!
Но  жандарм  дежурит  в  будке,
Если  что,   цени  правёж!
... Здесь  порой  прощают  шутки -
Не  простят  ни  зло,  ни  ложь!
Без  словес  внушили,  внятно,
В  том  урок  и  старина,
И  сидеть  пока  приятно
Им  у  Царского  Окна!
Говори  быстрей  и  сразу,
В  разговоре  не  скучай –
Вместе  новую  проказу
Можно  сделать  невзначай!
Разбудить  обычай  сонный,
Показав  кадетский  класс, - 
Тайно  в  колокол  церковный
Прогреметь  в  урочный  час,
Прогреметь,  чтоб  сердце  билось,
Чтоб  никто  не  крикнул – «Стой!»
И  под  крики – «Что  случилось?»
Будь,  как  праведник-святой,
Будь,  как  в  жизни  настоящей,
Шалость  времечко  умчит!
…Снова  грозно – «Пёс  смердящий!» -
Поп  с  досады  прокричит!

     В  лепнине  знаменитого  Зала  сохранился  Герб  Морского  Корпуса.  В  период  руководства  Корпусом  адмирала  Н.П. Римского-Корсакова  в  1843  году  был  утверждён  новый  Герб:  чёрный  двуглавый  Орёл  с  распростёртыми  горизонтально  крыльями.  На  головах  Орла – Короны,  над  ними – Большая  Императорская  Корона.  На  груди  Орла  прежний  Герб  Корпуса – на  красном  щите  вертикально  стоящая  золотая  шпага  с  Императорской  Короной  наверху.  А  под  шпагой  положены  крестообразно  золотые  руль  и  градшток.  Вокруг  щита – голубая  лента,  высочайше  пожалованная  на  Корпусное  Знамя.  Лапами  Орёл  держался  за  подложенные  под  ним  якоря:   

Без  слёз,  без  выкриков  и  стона
Прошли  сквозь  сумраки  и  бой!
...Орёл  Двуглавый  и  Корона,
И  шпага  с  лентой  голубой!
Цените  Герб  высоким  оком –
Он  по  заслугам  знаменит,
На  нём  сияют  руль  с  градштоком
И  якоря,  и  красный  щит!
Тут  свет  картин  и  сумрак  Зала,
Тут  мрамор  в  золоте  эпох,
Тут  всё,  что  время  подсказало,
И  что  подскажет,  дай-то,  бог,
И  что  найдётся  в  настоящем,
И  что  оставим  на  потом –
Тут  встанет  Пётр  Вперёдсмотрящим
С  тяжёлой  тростью  и  перстом,
И  скажет  так – «Я  вместе  с  Флотом,
И  мне  по  нраву  палуб  твердь!»
...Но  тлен  эпох  за  горизонтом
Он  не  успеет  рассмотреть!
И  что  теперь  Державный  Гений?
И  что  ботфорты?  Лучше  фрак –
О,  наше  время  заблуждений
Не  расточается  никак!
А  лишь  качнётся  коромыслом 
И  повернёт  эпоху  вспять –
И,  по  привычке,  здравым  смыслом,
Мы  будем  жертвовать опять!
И  потускнеет  Герб  в  Короне,
И  будет  с  кровушкой  аврал -
Опасны  бестолочь  на  Троне
И  бестолковый  адмирал! 
Что  Флот?  Карьерная  арена?
Ах,  как  приятно  ленту  ждать,
И  как  же  мысли  сюзерена
В  паркетном  блеске  разгадать?
Хотя  б  на  час,  что  долго  длится,
И  быть  минутой  поумней –
О,  знак  отличия  в  петлице
Превыше  топовых  огней!
По  мишуре  стезя  и  мера,
И  по  расшивке  эполет –
Не  однозначны  Флот  и  Вера,
И  рядом - лаковый  паркет!
...Но  и  мороз  разбудит  льдины,
И  их  волна  решится  гнать!
...О,  вашу  Честь,  гардемарины,
И  Флота  Честь,  не  запятнать,
Не  разменять  на  тлен  и  крохи,
Не  раскрошить  святой  кристалл -
Всегда  под  патиной  эпохи
Хранится  старый  пьедестал!
В  нём  отразились  свет  и  тени,
И  в  нём  мирской,  и  Божий  Суд,
И  Славу  прошлых  поколений
Гербы  однажды  вознесут!
Жаль,  золотник  уйдёт  в породу,
Но  будет  вам  не  до  обид:
«Кильватер  строй!  Венки  на  воду!» -
Команда  Флагмана  летит!
Летит  в  моря,  необозримы,
Летит  во  имя  смертных  дат –
То  вам  за  горькие  Цусимы,
То  вам  за  попранный  Кронштадт!
Пока  в  столе  оркестров  гаммы,
Пока  надежда  ясным  днём –
Мы  у  Державной  Панорамы
Чуть  позже  вскрикнем  и  всплакнём!
И  в  этом  истина  без  вздора –
В  сердцах  святые  дневники,
Но  от  повтора  до  повтора
Плывут  посмертные  венки!
Но  мы  былой  забег  не  кончим,
Нам  всякий  век  обидой  ал -
В  своём  безумстве   раскурочим
Любой  наследный  арсенал!
...Оставьте!  Проповеди  длинны –
Не  Флот,  Россия  в  именах,
Ещё  живут  гардемарины
В  своих  прославленных  стенах!
Они  восторженны,  не  биты,
Их  день,  как  мысль,  накоротке,
Былою  славой  знамениты
И  счётом  «галок»  по  руке!   
А  дерзкий  взгляд – «Гори,  лучина!»
И  вознеси  любовный  дар!
...Сегодня  ваша  годовщина
И  коммуналок  будуар,
Или  квартир!  Однако – смеют,
Уж  время  крикнуло – «Пора!»
...Любовью  все  переболеют,
Как  давней  корью  детвора,
Пройдут  старинными  дворами
С  надеждой  вечных  непосед -
Им  век  гордиться  киверами,
Им  торопиться  век  вослед!
Но  под  шумящие  знамёна
И  у  Присяги  мало  слов -
Уже  готовит  отрешённо
Россия  новый  Часослов!
Уже  расчислены  светила
И  со  Звезды  ободран  лак -
А  вдруг  навек  былая  сила
Уйдёт  под  газовый  резак?
Не  дай-то,  бог!  Но что  об  этом?
Заряды  в  памяти  былой –
А  вдруг  ударят  рикошетом
И  разнесут  Петровский  Слой?
Но  не  пугайтесь!  Русь  под  Богом,
Способна  крикнуть – «Берегись!»
И,  как  всегда,  в  обличье  строгом,
Смести  сумеет  грязь  и  слизь,
И  вознестись  по  праву  Чести,
Так  есть  и  было  испокон,
Ты  верь!  В  Наследном  Эвересте
Хранится  Заповедь  Времён!

     Россия нередко  пыталась  проводить  блошиные  реформы,  отказываясь  от  своего  великого  наследия.  Позже «реформаторы»  удивлялась,  что  это  всё  было,  что  Россия  вновь  идёт  по  замкнутому  кругу  под  руководством  слепых  поводырей.  Но,  как  обычно,  наступало  прозрение,  и  Россия  снова  возвращаемся  «на  круги  своя».  Такие  реформы,  как  правило,  продолжаются  до  тех  пор,  пока  в  них    видят  «реформаторы» личный  корыстный  интерес. 
     В  период  т.н.  реформ  можно  безнаказанно  воровать,  отдавать  с  выгодой  подряды  и  числиться  великими  реформаторами,  получая  знаки  тщеславия  и  не  только.
     Хотелось  бы  в  этом  плане  напомнить  т.н.  «моральные  реформы»,  когда  в  сознание   советских  курсантов  «втюхивали»  «Кодекс строителя  коммунизма».  Многие  курсанты в  Училище  пытались  осмыслить  то,  что  и  осмыслить-то  невозможно.  Но  всем  выдумщикам  всяких  «кодексов»  следовало бы  заглянуть  в  прошлое.  На  том  момент  в  архивах  и  библиотеках  пылились  «Общие  правила  для  кадетских  корпусов,  которыми  должны  руководствоваться  кадеты  и  гардемарины»,  составленные  в  1799  году.  Вот  Заповеди,  которые  годятся  во  все  времена:

1.Товариществом  называются  добрые  взаимные  отношения;
2. Военное  товарищество  доверяет  душу,  жертвует  жизнью;
3. На  службе  дружба  желательна,  товарищество  обязательно;
4. Долг  дружбы  преклоняется  перед  долгом  товарищества;
5. Долг  товарищества  преклоняется  перед  долгом службы;
6. Честь  непреклонна!  Бесчестное  во  имя  товарищества - бесчестно;
7. Подчинённость  не  исключает  взаимного  товарищества;
8. Подвод  товарища  под ответственность  за  свои  поступки – измена;
9. Товарищество  прав  собственности  не  уменьшает;
10. Отношение  товарищей  должно   выражать  их  взаимное  уважение;
12. Честь  товарищей  нераздельна;
13. Оскорбление  своего  товарища – оскорбление  товарищества.


     С  болью  приходилось  наблюдать,  как  во  времена  т.н.  «свободы  и  демократии»  после  1991  года  выпускники  в  день  выпуска,  перед  фасадом  родного  Училища,  бросали  под  ноги  матросские  воротники,  а  после  просмотра  лубочного  кино-фильма  Михалкова  «Сибирский  цирюльник»,  стали  бросать  в  момент  прохождения  парадным  маршем  под  ноги  монеты.  Следует  полагать,  что  на  тот момент  воспитателям  и  руководителям  Училища  было  не  до  воспитания  у  курсантов  нравственности  и  порядочности.  К  наследникам  Морского  Корпуса  власть  относилась,  как  к  заключённым.  Слава  Господу  Богу!Время  прозрения  и   осознания  сделанных  ошибок  пришло.  «Государев  Человек»  вновь  начал  занимать  истинное  место  в  обществе,  которое  он  занимал  во  все  времена  от  Петра  Великого  до  Сталина.
     Я,  обладающий  значительным  набором  литературы  по  истории  Морского  Корпуса,  смею  утверждать,  что  никогда  выпускники  монеты  под  ноги  не  бросали.  Возможно,  эту  привычку  практиковали  юнкера.  Если  кому-то  этот пример  нравится – пусть  надевает  галифе  и  сапоги,  и  идёт  в  пехотное  училище,  нечего  позорить  Флот  и  нарушать  флотские  традиции. 
     Повторюсь.  У  выпускников  императорских  времён  была  традиция  заказывать  себе  перстни,  с  указанием  года  выпуска,  или   запонки.  И  ещё!  Каждый  выпуск  Морского  Корпуса  заказывал  себе  жетоны  или  значки,  если  говорить  проще.  Жетоны  заказывались  к  выпускному  балу  и  назывались  «бальными  жетонами».  Жетоны  были  очень  дорогие,  но  в  них  видели  знак  общности,  знак  памяти.  Отдельные  жетоны  изготовлялись  из  золота  или  серебра и  украшались  старой  русской эмалью.  Даже  современных  ювелиров  приводят  в  изумление  отдельные  жетоны,  если  они  были изготовлены  в  петербургских  фирмах «Эдуард»,  «Кортман»  или  «Генрих  Кан».  Жетоны  считались  неофициальным  украшением,  были  небольших  размеров,  и  носить  их  на  мундире не  полагалось.  Были  и  оригиналы  среди  выпускников  Корпуса.  Так,  выпускник  1912  года  Н.П. Солодков  вспоминал,  что  его  товарищи  из  класса  №13  заказали  себе  перстни  с  цифрой  №13,  носили  их  и  бравировали  перед  сослуживцами  «чёртовой  дюжиной».   
     Курсанты и  выпускники  советских  времён  также  носили неуставные  значки.  Но  всегда  следует  знать  меру и  помнить  изречение  флотских  остряков – «На  Флоте  каждый  дурачок  носит  хоть  один  значок,  но  нет  глупее  дурачка,  который  носит  три  значка».  Про больших  же  любителей  бесчисленных  значков  и  знаков  на  повседневной  форме  нередко  говорили – «В  кабинет  вошёл  офицер,  увешенный  значками,  как  знатная  доярка».  В  советские  времена  уж  слишком  доярок  награждали  за  их  ручной  и  адский  труд,  отсюда  такое  сравнение.
     Заканчивая  записки  о  Морском  Корпусе  до  1917  года,  хотел  бы  привести  слова  выпускника  1882  года,  а  в  последующем  Инспектора  классов  Морского  Корпуса  с  1906 года  по  февраль  1917  года  Бригера  Александра  Михайловича,   сказанные  гардемаринам,  как  напутствие,при  отправлении  их  на  боевые  корабли  в  феврале  1917  года: «Не  предъявляйте  никаких  требований  в  содержании  вас  на  кораблях  Флота,  которые  выделяли  бы  вас  из  среды  команды.
     Не  гнушайтесь  никакой  работой,  какая  бы  чёрная  она  ни  была.  Старайтесь  сделать  её  лучше,  чем  делают  её  матросы.  Этим  вы  заслужите  их  уважение.  Держите   себя  с  тактом  как  по  отношению  к  матросам,  так  и  к  офицерам».  Лучше  не  скажешь!  Сказано  на  все  времена!
     1917 год стал трагедией для  Морского  Корпуса. Разнузданная толпа 28 февраля 1917 года ворвалась в Корпус и разграбила его. Только благодаря Морскому министру  И.К. Григоровичу и  Директору Корпуса, герою Порт–Артура, вице–адмиралу В.А. Карцову, не было допущено провокаций.
     9  марта  1918  года  был  закрыт  Морской  Корпус  на  217  году  своего  существования.  Но  на  этой  дате  история  Морского  Корпуса  не  заканчивается.      
     Возвращаясь  к  трагическим  временам  Русского  Исхода  из  Крыма,  напомним,  что  «белое  движение»  практически  было  обречено  на  провал.  Но  надежда  Русской  Армии  на  неприступные  укрепления  Крыма  порождала  попытки  руководителей  Армии  возродить  на  этом  благодатном  куске  русской  земли  те  традиции,  на  которых  держался  Русский  Флот  со  времён  Петра  Великого.  Так,  17  октября  1919  года  в  Севастополе  состоялось  открытие  Кадетского  Морского  Корпуса.  Новому  Корпусу  было  выделено  100  тысяч  рублей  и  передана  летняя  резиденция  Командующего  ЧФ  «Голландия».  Во  временной  церкви  Корпуса  перед  Царскими  Вратами  стояли  епископ  Вениамин,  протоирей  Георгий  Спасский  и  настоятель  Корпуса:


Ещё  сердца  венчает  Вера,
Ещё  надёжен  Крымский  вал,
А  у  смертельного  барьера
Не  всех  убили  наповал,
И  Крым – не  место  для  холопа,
И  есть  Правитель  Коренной,
А  неприступность  Перекопа
Державной  высится  стеной.
И  белый  воин  гордо  бьётся,
И  верит – «Мы – не  повернём!»
Казалось,  Родина  очнётся
Под  пожирающим  огнём,
Казалось,  вот  она,  минута -
И  к  Свету  Божий  разворот,
И  позади  война  и  смута,
И  создаётся  новый  Флот,
И  светят  мирные  картины,
А  в  душах – праведный  обет:
Идут  в  моря  гардемарины
Под  славой  русских  эполет!
... Уж  громко  подана  команда,
И  остаётся  только ждать –
Так  решено,  что Корпус  надо,
Здесь,  на  Тавриде,  возрождать!
Здесь,  безусловно,  злые  даты,
Но  безутешный  сумрак  сжат –
Со  всей  округи  кандидаты
К  Морскому  Корпусу  спешат!
Так  взбудоражен  отрок  сонный,
Так  возвращается  родство,
А  день,  молитвой  освящённый,
Венчает  гордо  торжество,
И  возвращает  счастья  крохи,
И  Власть  Небесного  Царя –
Казалось,  встретились  эпохи
У  расписного  алтаря!
О,  как  больное  сердце  бьётся,
И  нет  ни  зла,  ни  топора –
«За  Неделимую!» - несётся,
А  между  тостами – «Ура!»
Живёт  мираж  Петровских  Линий
И  даль  с  высокою  мечтой,
Тут  вместе - неба  купол  синий
И  моря  берег  золотой!
... В  стихии  зла  и  передела
Вдруг  захотелось  снова  жить –
Россия  смутная  успела
Благое  дело  совершить,
И  возвратить  былые  чары,
И  новость  с  чистого  листа –
Поверьте!  Наши  Трафальгары
Английским  точно  не  чета!
Но  дрогнет  Крымская  опора,
И  будет  Родина  рыдать –
Кто  знал,  что  всем  придётся  скоро
Кадетский  Корпус  покидать,
Кто  знал,  что  правит  кровью  смета,
Что  тянут  судьбы  удила,
Что  ждёт  далёкая  Бизерта
У  африканского  угла!
Лишь  ностальгия  робкой  птицей
Вернётся  к  Корпусу  не  раз,
И  будет  в  помощь  свет  традиций,
И  с  поднебесья - Светлый  Глас!
Боль  разнесёт  стихия  ветром,
Спадёт  высокая  вода,
Лишь  марш  училищный  с  оркестром
Бизерта  вспомнит  иногда!
А  муэдзин  воскликнет  сонно,
Что  их  восшествует  Пророк,
А  Русь-Россия  отрешённо
Забудет  вас  на  долгий  срок!
В  обиде  дней  и  скромном  быте,
Как  трудно  раны  бередить –
Простите  Родину!  Простите,
И  постарайтесь  не  судить!
Она  Судилищем  судима,
Как  и  поверженная  рать!
... И  всё  в  России  повторимо,
Но  как  опасно  повторять!

     Одно  из  многих свидетельств об уходе Русской Эскадры  в  Бизерту  в  ноябре  1920  года  появилось  в «Архиве Русской революции» в 1922 году в Берлине. Вот выписки из  рассказа К.Тимофеевского «На крейсере «Генерал Корнилов»: «...Утром 4 ноября яркое солнце в последний для нас раз озарило берега Крыма. Через несколько часов скроется и этот последний клочок родной земли. Медленно идёт «Генерал  Корнилов», всё  море усеяно  барашками, стаи бесчисленных  дельфинов плескаются,кувыркаются  у  борта, играя на солнце блестящей кожей. На небе ни облачка. Легкий ветерок. У южной оконечности Крыма «Корнилов» поворачивает и идёт в открытое море. Где-то далеко виднеется смутно Балаклавская бухта. Там Севастополь, ещё так недавно столица Южной России. Ну,а  что впереди? Что с нами будет? Куда нас  направляют?
     А рядом передают о кошмаре, какой пришлось пережить на одном пароходе, вышедшем из Феодосии. В пути несколько женщин разрешились от бремени. 
Две  или  три  умерли. Почти все младенцы – мёртворождённые. Докторов и медикаментов не  было.
     Постепенно положение выясняется. Регулярные части идут в Галлиполи, донцы в Чаталджу, кубанцы на островЛемнос. Беженцы направляются в лагеря и Сербию. И потянулись нудные дни в лагерях и островах. Европа,которую они защищали, не захотела их понять».
     А вот выписка из воспоминаний Владимира Берга: «К отплытию в Севастополе было готово 31 судно под Андреевскими Флагами. И в портах Феодосии, Ялты и других портах Крыма ещё множество кораблей – всего 132 единицы. Это и был Священный Ковчег, которому было суждено спасти остатки Великой России. В одну-две ночи было принято для спасения 136000 людей. Утро 30 октября 1920 года. Видимо, так нравилось Богу, чтобы в этот день мы покинули родную землю. Но как тяжело и горько покидать дом свой. На пристани горько плакала одинокая старушка – бабушка кадета. Плакала Старая Русь.
     Наступило 6 ноября, день Святого Павла Исповедника – праздник Морского Корпуса. На корме – парадный аналой. Стоят во фронте офицеры, гардемарины и кадеты. Епископ Вениамин служит торжественный молебен, поёт свой хор кадет, и вольною птицей несётся молитва в открытое небо. В походной кухне сварен жирный суп, и в нём плавает традиционный гусь. Вот так  мы  и отметили Праздник Корпуса, бедные, бездомные. Впрочем, дом ещё есть! Есть ещё Россия! Пока на родном корабле, под сенью Андреевского  Флага – это всё ещё родная земля, это всё ещё  Россия!
     Доведя свой Флот до берегов Африки, вице-адмирал Кедров привёл его к «тихой пристани». В глубокой бухте Каруба, за белым городом Бизертой, среди высоких гор и зелёных пальм установил он свои корабли на мёртвые якоря. Долг был исполнен. Кедров сдал Флот и командование старшему контр-адмиралу Беренсу».
     Особый интерес представляют воспоминания Николая Кнорринга «Кадетские будни». На  мой  взгляд, их можно было бы  назвать «Спасённые Верой». Вот некоторые строки из этих воспоминаний: «Мы на палубе огромного корабля обрели твёрдую землю. На баке, сбоку, в невзрачном месте – церковь. Электрические лампы. Служит епископ Вениамин со старым священником,  красиво, просто.
     Архиерейское  облачение слишком пышно для этой церкви. Церковь полна разношерстной толпой – и женщины,  и мужчины. Зелёные шинели и френчи.Стоим на рейде в Бизерте. Сидим в карантине, узники, невольники. Декабрь, а солнце светит как летом, синеет море, а вместо снега яркая зелень. И когда в корабельной церкви, у всенощной, запели: «Рождество Твоё, Христе Боже наш!» - то у всех замигали ресницы, захватило дух. Нашу страну вспомнили, детство. И всё это покрыто искристым снегом! Он везде – и в полях, на деревьях, и на открытках, и на ангелочках в магазинных окнах, всё Рождество в снегу. «Мы – как осенние листья!» - сказал отец Георгий на молебне. ...Так, в нашем русском быте в Африке церковь врастала в быт. С ней были связаны наши радости, она же утешала нас, когда видела наши  слёзы.
     Директором Корпуса у нас был человек большого административного опыта, бывший комендант крепости Петра Великого в Ревеле, вице-адмирал  А.М.Герасимов. Он умел делать выводы из создавшегося положения и принимал житейские и личные невзгоды весьма  мужественно. Сам мыл полы в своей комнате, сам стирал бельё и убирал комнату,делая это просто, без  эффекта.
     Надо сказать, что ученики, как все ученики, народ ловкий и жестокий. Чего они только не придумывали, пользуясь неопытностью в этом отношении и глухотой адмирала. Один случай был особенно потрясающим во время вывода отметок. Под стол, покрытый до полу сукном, посадили хорошего ученика. Стол стоял у доски. Адмирал, спрашивая, имел обыкновение ходить по залу, и, как только он отходил в глубину зала, подсказка из под стола шла на полный ход. Трудно было представить, что было бы, если бы адмирал обнаружил всю эту хитрую механику! А по правде – он был одиноким».

О,  мы  надеялись  на  что-то,
И  был  высок  наш  юный  взлёт,
И  всё  считали,  Слава  Флота,
Кадетской  Славой  прирастёт,
И  Верой  в  Родину  былинной,
И  торжеством  царёвых  слуг,
А  мы  с  красивой  Бригантиной
Вернёмся  в  Стольный  Петербург!
…Мы  постигали  марсы,  гроты,
Мы  возвышали  дивный  миг,
И  нам  мерещились  широты,
И  рёв  «широт  сороковых»,
И  с  безупречным  блеском  шканцы,
И  всё,  чем  можно  потрясти,
Нет!  Как  Летучие  Голландцы
Мы  заблудились  на  пути!
И  не  случились  эполеты –
В  них  вензеля  не  вплетены,
А  время  сумрачной  Бизерты
Нам  стало  выбором  войны!
Но  разнесёт  эпоха  длинно 
Державный   блеск  на  палаше,
И  снова  Честь  гардемарина
Навек  останется  в  душе!
И  пронесутся  перегоны,
И  не  спасёт  нас  оберег –
Чужие  дали,  легионы,
И  на  чужбине  смертный  бег,
И  колдовства  чужие  чары,
И  безутешное  житьё,
Из  бывших - новые  швейцары
И  роковое  забытьё!
О,  не  сошлось,  не  состоялось,
И  в  пепел  сплавилась  руда -
Россия  смутная  рассталась
С  когортой  честной  навсегда!
Но  под  перстом  великой  ломки
Нелёгкий  выбор  чист  и  свят –
Вдали  великие потомки
Любовь  к  Отечеству  хранят!

     В Бизерту пришли 33 корабля. Для моряков и их семей такой исход был настоящей трагедией. Моряки ещё надеялись послужить Отечеству, но после того, как 28 октября 1924 года Франция признала Советскую Россию, все надежды рухнули. 29 октября 1924 года в 17 часов 25 минут раздалась команда: «На Флаг и Гюйс! Флаг и Гюйс спустить!» Так перестала существовать Черноморская эскадра в Бизерте. Но жизнь продолжается! С нами  Бог!»
     Воспоминания  участников  Русского  Исхода - это  предупреждение  нам,  живущим  на  грешной  Земле,  России:


Когда  в  беде  надежды  тают –
Тюрьмой  становится  редут:
В  России  смутной  убивают,
А  там,  на  Западе,  не  ждут!
Там  дороги  труха  и  спешка,
Там  горе  русских – ерунда,
Там  в  помощь – мерзкая  насмешка
Или  подачка,  как  всегда!
А  Русский  Стяг – печально  вейся,
Обиду,  Боже,  пронеси –
Не  жди,  не  веруй,  не  надейся,
Не  удивляйся,  не  проси,
Не  проявляй  в  слезах  юродство –
Храни  и  в  горе  кивера:
Где  не  бывает  благородства,
Там  не  предвидится  добра!
Не  для  тебя  дано  застолье,
Не  твой  в  восторге  соловей –
Ты  навсегда  в  печальной  доле,
Ты  в  горе  с  Родиной  своей!
Внимай  поступку,  а  не  слову,
Цени  оборванную  нить –
Сумей  духовную  основу
И  в  этом  пекле  сохранить,
Сумей  понять,  что  это – плата,
А  не  росинка  на  листве,
И  не  Европа  виновата
В  твоём  убогом  торжестве!
И  надо  выжить,  надо  драться,
И  надо  Бога  в  помощь  звать -
Дано  кому-то  насмехаться,
Дано  кому-то  выживать,
И  делать  вывод  самый  главный,
И  принимать  печальный  быт -
Ты,  Русский  Воин  Православный,
Лишь  обездолен,  не  убит,
Ты,  как  Россия,  просто  болен,
Ты  за  царя  обиду  пьёшь -
Поверь,  что  ты  не  обездолен,
Спасаясь,  Родину  спасёшь,
И  пронесёшь  былые  чары
До  ясных  дней  и  вышины –
Пусть  не  кадеты,  а  швейцары
Гнилому  Западу  нужны,
Нужны  работники!  Работа,
Что  погружает  вмиг  на  дно –
До  пота,  истинно  до  пота,
Другого  нынче  не  дано!
... В горячке – бег,в  запале – свалка,
И  роковой  с  Державой  счёт,
Но  всё  ж  кадетская  закалка
Судьбу  однажды  вознесёт,
Поможет  с  силами  собраться,
Поможет  истины  верстать –
Вам  не  опасно  потеряться,
Опасней  душу потерять!
... Так,  где  вы,  отроки,  отныне?
Где  ваши  стройные  полки?
Вы  все  чужие  на  чужбине,
И  для  Отчизны  чужаки,
Но  вы  свои  в  семейной  драме
И  там,  где  помнят  честный  ряд!
... А  на  всемирной  панораме
Всё  Храмы  русские  стоят,
И  далеко  благое  вече,
А  сны – Отечество  в  дыму!
Где  служит  царское  оплечье?
Какому  царству  и  кому?
Потомок  гордый  нынче  волен
Быть  под  перстом  кордонных  нот,
Лишь  звон  отцовских  колоколен
Нет-нет,  на  Родину  вернёт! 

     Воспитанники  Морского  Корпуса  оказались  на  чужбине  по  воле  злых  обстоятельств,  но  навсегда  сохранили  любовь  к  своему  суровому  и  родному  Отечеству.  В  чужих  краях  многие  из  них  состоялись.  Так  это  было,  но  так  не  должно  быть!