иди, и жухлая трава
учтёт следы твои в анналах,
там, где твоя не пропадала,
где приготовлена кровать
для разномастных лошадей
таких диковинных окрасок,
что, боже мой, и недопасок
и коновод при бороде,
от восхищенья засвистав,
взовьются в небо, словно птицы,
а ты иди, чтоб возвратиться,
пока считаю я до ста,
считаю медленно, всю жизнь,
уж таковы мои повадки,
лишь ты, крылатая лошадка,
ко мне когда-нибудь вернись.