Дороги развезло. Упёрлись карантины столичным башмаком в российское брюшко. Ты сам себе поэт и злобный Буратино - до Натали теперь, как до Москвы пешком. Проклятые леса, одетые багрянцем, и дольше века день, и дольше века ночь. Пречистенка гудит, расписаны все танцы, сварливая маман туда потащит дочь.
Как пальчики нежны в надёванных перчатках!
У тетерева хвост - нежнейшая из лир, и пьёт чернильный пунш рабочая тетрадка, и ест седая моль засаленный мундир. На сотни вёрст окрест ни цыпочки, ни друга. В лесу завыл бирюк, и слышится :"Адью!" И кровля протекла, шуршит и едет цугом. И с горя накатить... Где кружка, мать твою?
А нынче намекать к опушке вышли лоси, арапский ген взбрыкнул - разнес к чертям бюро.
Не приведи, Господь, ещё такую осень!
Но пишется легко, обильно и пестро...