Встречи в пути

Жорж Никифоренко
 

         Я  из семьи  военного.  В 1953-1954 годах  мы были в  Казахстане.  Мои  родители принимали активное участие в строительстве  Семипалатинского  атомного  полигона.  Там были задействованы лучшие  умы  и силы  учёных, военных, геологов, рабочих   для строительства  Усть-Каменогорсой и Бухтарминской ГЭС, промышленных предприятий, поиска и добычи урановых руд, там же велись и раскопки древних курганов с помощью преподавателей и студентов Ленинградского университета, так как эта территория должна  была стать дном  Бухтарминского  водохранилища.  В то время  директором Усть-Каменогорской   ГЭС был назначен известный политический деятель Г.Маленков. Запомнилось,  как  за   одну  ночь в городском  парке был огорожен высоким забором участок  с  уютным  домом  для  Г.Маленкова.
             Мы,  дети,  вместе с родителями  делили  все  трудности  этого  грандиозного строительства. Учились и отдыхали в пионерских лагерях, купались в Иртыше, Бухтарме, Ульбинке.  В  этих  местах  было  много  мёда  и  рыбы.  А  школа  на  Аблакетке   города  Усть-Каменогорска,  где  я учился– новая, чистая, большая с прекрасными учителями. Особо  отмечу,  что в нашей  школе с 8-го класса  на высоком  уровне  преподавалось военное дело.  Мы изучали  устройство винтовки, автомата, гранаты и мины .Практически и самостоятельно разбирали и собирали винтовку и автомат.  На имевшихся стендах обучались точности  прицеливания, а уже весной в тире стреляли из мелкокалиберной винтовки по мишеням.  Учились  военному  делу  все, и мальчики, и девочки с большим интересом и прилежанием.  К военному  делу  нас  ещё  приобщали  и  отцы-офицеры.

Ещё учились в школе и при этом
Отцы водили в тир. И каждый раз
Стреляли мы не по мишеням, силуэтам,
А на “пятёрку” –точно между глаз.

Хочу отметить, что секретность объекта была на самом высоком уровне и в этом несомненно заслуга Л.Берия. О предназначении полигона мы узнали только, когда начались испытания атомного оружия.
        Наступило  лето 1954года.  Я закончил  8-ой  класс.  У родителей  отпуск. Прекрасная пора. Уже  в  поезде  Усть-Каменогорск – Барнаул я понял, что, по-видимому, никогда не вернусь в эти края.  Как  результат  многократных  поездок, я очень любил пить чай в поезде.  Вот те тонкие стеклянные стаканы в ажурных металлических подстаканниках, свежая заварка и проводница с подносом чая остались в памяти на всю жизнь.  И ещё я любил смотреть в окно, сидя в купе или стоя в проходе купейного вагона.  За окном чёрная вспаханная земля. Тот год был годом начала освоения целинных земель. Эта чёрная свежевспаханная  земля, как невеста, уже  готова была рожать.  У неё было всё, что необходимо для плодородия.  Так и хотела она нам сказать: Дайте мне зерна!  Я вам рожу золотые колосья ржи и пшеницы!  Да, земля – матушка, но к ней приложили свои молодые и  крепкие  руки  комсомольцы – целинники.  То  было  время,  когда  молодёжь   ещё ехала  “ за  туманом  и  за  запахом  тайги”!
          Наш поезд медленно подошёл и остановился у вокзала города Барнаул. Здесь мы вышли, приобрели  билеты  на  поезд  до  Новосибирска  и  расположились  с вещами прямо на перроне.  Было солнечно,  тепло.  Рядом  с нами  пристроились  студенты из Барнаульского  горного  института с рюкзаками  и  кирками.  Подошла  ещё  одна  группа  и  с ними  красивая  девушка  в  форме-одежде  горного института: в кителе с красивыми погонами.  У неё  были  светлые  волосы  и  причёска  “Офицеры! За мной”.  Я смотрел на неё  до  тех  пор,  пока  она  не  подошла и спросила: " Ну  что,  влюбился"?  Я  покраснел, смутился.  Хотя я закончил  только 8 классов,  но  внешне  был  крепкого  сложения,  тк занимался спортом: играл в футбол, бегал на лыжах и стрелял из пистолета и винтовки. Спросила,  какой  я  закончил  класс?  Она  закончила  3-ий  курс  и  вместе  с  группой отъезжала  на  Алтай  для  участия  в  полевых  работах  геологической  партии.  Познакомились: “Алёна – Жора”. Как романтично звучали эти слова:  "Геологи, геологи”...
           Да,  да!   Вспомнил.  Когда нас, семьи лётчиков – офицеров, эвакуировали в г.Ярославль в 1941году,  военкомат предоставил нам квартиру, хозяин которой – геолог, был призван на фронт.  По-видимому, он не был  женат и его свободная  квартира  была под охраной  военкомата.  Вот нам и предоставили его 1-комнатную квартиру.  То, что в квартире  не  было  женщины,  было видно сразу.  В комнате стояли стол, два стула и кровать.  Всё  висело  по стенкам  и  на спинках  кровати.  В углу  лежал  чем-то  наполненный  рюкзак с киркой.  На подоконниках лежали красивые образцы камней и что-то ещё в углах и просто на полу.  Нас предупредили: "Осторожно! Это ценные образцы из Хибин и они ещё будут востребованы".  Я был зачарован многообразием, красотой и блеском камешек.  Для меня это было совершенно новое в моём детском познании.  Мой маленький  детский  мир  состоял  из самолётов , шоколада, сгущенного  молока и какао.  А  в этой  квартире  геолога открылся совершенно новый мир, очаровавший  меня своим многообразием и яркостью красок.  Дом, в котором  мы  поселились,  был в 4 этажа  и  располагался на  конечной  остановке трамвая.  Перед  окном  была  большая  круглая цветочная клумба, в центре которой стоял столб с электрическими проводами. Трамвай объезжал эту клумбу и  шёл в обратном направлении.  Однажды, это было уже глубокой осенью, неожиданно  на  самолёте  прилетел  мой  отец  в Ярославль и прямо с аэродрома позвонил нам.  Я стал ждать его и смотреть в окно. И вот очередной трамвай, из которого выходили пассажиры и среди них человек в меховом комбинезоне, унтах, шлемофоне – это  был  мой  папа.  Мама открыла окно  и  я  крикнул: “Папа, папа!”…
  Я пристально смотрел на этих молодых студентов-будущих геологов, открывателей
кладовых земли Русской.  И вспомнилась ещё одна встреча с геологами.  Снежная зима 1953 года.  Мы ехали с геологами на трёх машинах – вездеходах по заснеженной трассе в направлении  села  Бухтарма.   И  где-то  на  самом  высоком  перевале  мы  добрались  до " Чайной”, от которой видна была только крыша и труба с дымком. Значит, нас здесь ждут, подумали.  Оставив  машины,  продрогшие  и  голодные, предварительно расчистив снег, открыли  полузанесённые  двери.  Поток  тёплого  воздуха-пара  вырвался  наружу, окутав нас.  В зале было пусто. Мы поняли, что эту занесённую трассу одолели только наши  машины  геологоразведки.  Геологи- бывалый  народ,  смелый,  закалённый сложными  условиями  своей  специфической  работы, как-то  оттаяли.  Горячий  обед сделал  всех  нас  румяными  и  говорливыми.  Расслабились.

Там,на алтайском перевале,
Пюре с кониной кушал я.
А за окном буран в разгаре
Гулял в начале февраля.
И там, в тепле за чашкой чая,
Геологи, лихой народ,
В азарте спора обещали
Найти уран под Новый год.

  Этими  воспоминаниям и поделился с Алёной.  Ну вот,  видишь,  у  тебя  уже  с детства к геологии есть предрасположение.  Закончишь учёбу в школе, приезжай  к нам, в Барнаул, поступать в горный  институт.  Как учишься?  Математика и физика  на отлично.  Значит ты наш, геолог!   Всё сказал я себе, буду только геологом! Тебя зовёт мать- сказала Алёна.  Да  вот уже  и  наш  поезд  подают  к  перрону.  Простились  рукопожатием.  Я  почувствовал её крепкую руку  и  понял  кирка  в надёжных руках!  А на прощание Алёна добавила: “Учись метко стрелять! Такая необходимость у геологов возникает”.  Вот  и поезд Алёны.  Весёлая  компания  студентов,  разобрав  свои  рюкзаки,  по  одному  исчезали  за  дверьми  пассажирского вагона.  Не сразу, но открылось окно и с весёлой улыбкой выглянула Алёна.  Я только смотрел на неё и пытался запомнить.  Её лицо было чисто, без изъянов.  Оно  было красиво и не нуждалось ни в каких украшениях.  Наверное, Господь БОГ,  долго собирал по маленькому кусочку,  всё правильно расставил  на свои  места,  чтобы  не  допустить  ошибки и не испортить  изваяние.  Всего  в достатке  и на своих  местах.  Прелесть!  Жизнь  прекрасна,  на лице улыбка.

О,  эти  голубые  взоры,
Алтайская  твоя  краса!
Да, те вода, леса и те просторы
Творят  такие  чудеса!

  Я стоял и смотрел, как  тронулся  поезду.  Вот  так  бывает,  что  я  ученик  уже  9 класса вдруг осознал, что поезд  уносит  какую-то  радость  или  надежду  и,  как,  впоследствии,  оказалось, увёз  навсегда!  А я ещё смотрел и смотрел вослед  уходящему  поезду до тех пор, пока последний  дымок  паровоза  не  растаял  вдали!

Да,  расставания - встречи 
И  стук  колёс  подчас,
И  тёплых  звуков  речи
Застряли  где то  в  нас.
Дорога  ты,  дорога!
А  путь  и  долг,  и  скор
И  кто-то  у  порога
Нас ждёт с тех давних пор.
               
  Всю дорогу до Новосибирска  я вспоминал эту  красивую  светловолосую  девушку  с голубыми  глазами,  в  пиджаке  с погонами  горного  института, с  рюкзаком  и  киркой в руках!
  Поезд  Новосибирск – Москва  отошёл  от перрона  и уже  набирал  скорость, как  в наше  купе  вежливо  постучали.  Открылась  дверь.  Вошёл мужчина в военной форме.  Поздоровался.  Пока  он  располагался,  всё  купе  заполнилось  приятным  запахом духов.  Для  меня  это  было  как-то  необычно,  чтобы  такой  обильный  запах  духов  внёс человек  в  военной  форме.  Ну  а потом  как  всегда:  кто?,  куда?,  откуда?  Знакомясь, он  отрекомендовался:  Василий  Никандрович!  Меня поразило его отчество: Никандрович,  дотоле мною не слышанное  и  к  тому  же полковник, лётчик, что и позволило мне хорошо его  запомнить.  Его  внушительная   внешность  по- моему   соответствовала   лётчику-бомбардировщику  и,  как  потом выяснилось,  я  не  ошибся.  В составе военной миссии он побывал  во  многих  странах мира.  Да,  внешне он выглядел  таким,  каким и должен быть советский офицер за рубежом в те послевоенные годы.  Военная форма была просто влита  в  его  крепкое  тело,  ни одной  складки  и  морщинки.  Крупное  лицо, квадратный подбородок,  чисто  выбрит с короткой стрижкой “ёжик”, подтянутый, стройный  и никакого живота – прекрасный  портрет  офицера.  Военные  знаки  различия чётко подчёркивали высший офицерский состав.  Вот только, как мне казалось, избыточный запах духов, но запах приятный.  Мужские духи, как  потом  отметила  моя  мать. Конечно, о военной технике не говорили,  но зато мою маму интересовало всё: как там живут,  в чём одеты  женщины, где самые  красивые  женщины  и др.  Он  был дипломат!  Его постоянные поездки за рубеж, а потом общение у себя на родине выработали необходимую сдержанность в оценках виденного там  в  сопоставлении  с  нашей  действительностью.  Поэтому  больше  всего  разговор  шёл о женщинах, к чему  наибольший  интерес и проявляла  моя  мама.  В конце- концов  выяснилось,  что  из  всех  женщин,  виденных  им  за  рубежом,  самыми  красивыми он назвал  японок.  Василий  Никандрович  высоко оценил  участие  моих  родителей в работах  по  созданию  Семипалатинского  атомного  полигона,  что,  конечно,  нам  было особенно  приятно.  Конечно, об этом  полигоне  ему  было  известно  как  члену  военной  миссии.  Отметил  особую  важность объекта,  его  своевременность  и  необходимость, тк  он  хорошо  знал,  что  делается  по этой  проблеме  в  США,  Англии  и   Франции.    И,  конечно,  я  тоже  задал  свой  вопрос:  "Почему  Вы  не  самолётом, а поездом едете"?  Я  прилетел  самолётом  в  Новосибирск,  был  на авиационном заводе, а  вот теперь  поездом  хочу добраться  до отчего дома.  Кажется,  я  затронул  слабую  струну,   и  Василий  Никандрович  разговорился. Он  сказал, что  родился  и  вырос  в глухой деревушке  на  Урале.   Ходил  в  школу  за  несколько  километров  в  другое  село  и закончил  десять  классов.  Призвали  в  Армию,  прошёл  медкомиссию  и  по состоянию здоровья  предложили  поступить  в  лётное  училище.  Согласился.  Учился,  воевал  на фронте.  Вот  уже  много  лет  не был дома.  Да, уральцы  мы!  Я  так соскучился  по  родному  дому,  по  домашним  пельменям.  Предвкушаю: приеду,  соберёмся за столом, усядемся  на  длинной лавке и начнём стряпать пельмени.   Ведь они ещё вкусней, когда их  и  сам  делаешь. Нас  было  пять  детей: три  мальчика и две  девочки.  Пребываю  в особом  волнении, ожидании  встречи с отцом и матерью,  увидеть братьев, сестёр  и   те  стёжки- дорожки,  исхоженные  босыми  ногами  в  моём  детстве,   побывать  на сенокосе  и  поспать  на  сеновале.  Какое  это  всё  родное,  чистое  и  тёплое  столь неразрывное  со  мной  и,  кажется, что оно  где-то  глубоко  внутри  меня  и  навсегда! 
    
;Вот эту лавку у печи
Я помню, как, продрогнув "жуть"
Бежал к ней поздним вечером, в ночи,
Чтоб к тёплой стеночке прильнуть.
;Мой отчий дом ! И, как-то враз,
Слеза горючая сбежала.
Но в памяти моей не раз,
Крестя меня, в дорогу мама провожала.

  Я не  могу сравнить свою  глухую  деревушку,  свой  деревянный  дом  сложенный венцом с асфальтом, каменными домами, гостиницами, сервисом и пр.  Я  чувствую,  что  моя родная длинная скамья у стола в родном доме мне  дороже тех мягких кресел в больших городах.  Василий  Никандрович  откинулся  к  стенке  купе, глубоко  задумался  и сказал:  "Нужно  приложить  все  наши  совместные  усилия  к  созданию  атомного  щита  СССР.  Нам  есть  что  защищать"!
  Вот  уже  и  Тюмень.  На  остановке к нам в купе  постучали.  Дверь открылась.  Мужчина, задержался  на  мгновение в проёме двери, окинул  взглядом  всех  нас, сделал шаг  назад,  проверил  номер  купе  и  сказал:  “ Да,  мне  сюда”.  Поздоровался.  Мне  показалось, что слово  “здравствуйте” он произнёс как-то странно.  Опять  вышел, снял  фуфайку,  очень  изношенную,  посмотрел,  куда  повесить,  а  потом  свернул  её   и  забросил  в  верхний багажный  ящик, туда же и вещь-мешок.  В купе запахло хвойным  лесом.  Я  сидел у окна на  нижней полке  рядом  с  мамой,  а  дядя  Вася – напротив,  один.  Поезд  тронулся. Незнакомец, по-видимому, хотел  сесть,  но  застеснялся  сесть  в  своих  поношенных  брюках  на чистые  постельные  простыни.  Захотел  выйти,  но  дядя  Вася  пригласил   его  сесть.   Познакомились.  Назвался,  но его имя я  не  запомнил.  Помню, что он был эстонец.  Разговорились.  Как-то  сразу,  не  скрывая и не  таясь,  он  сказал, что  был осуждён  за  антисоветскую  деятельность,  работал  на лесоповале,  отсидел  свой срок и  вот  сейчас  освободился  и  спешит  к  себе  домой в Эстонию.  В купе  воцарилась  атмосфера настороженности.  Говорил он с акцентом, медленно, но понятно. Я не помню,  кто  он  был  по  профессии,  но  по  внешним  манерам  это  был  человек  культурный   и чистоплотный.  Он  часто  ходил  мыть  руки  и  щёткой  почистил  брюки, но за много  лет  хвойная  смола,  дым  костра,  топор,  пила  и  смолистые  брёвна оставили на руках,  штанах и рубашке свой неизгладимый  след  и запах хвойного  леса.  Теперь беседовали только  мужчины.  Мы с мамой только слушали.  Эстонец  оказался  образованным человеком  с  манерами  интеллигента.   Его  неприятие  советской  власти,  как  он рассказал,  состояло  не в его личной  неприязни, а  в  общественной  направленности, той  атмосферы  в Эстонии,  которой  он  был  вынужден  подчиниться,  ибо  он  был  бы   “ чужой среди своих”.  Дополнил: То было время, когда  мы  были  собой  не  властны,  мы  были  времени  подвластны.  В период военных действий  он  никого  не  убил,  но участвовал  в  доставке продовольствия, одежды, оружия и тд.  Он прекрасно  понимал свою  ответственность за содеянное,  но он подчёркивал,  что все его  действия  были вынуждены той  обстановкой.  Дома у него ещё были живы родители и многочисленные родственники. Уже  вечером  мы уступили ему место за столиком  для ужина.  Когда он достал  из вещь- мешка  свои  скудные  припасы, мы вышли из купе, предоставив  ему спокойно поужинать.  Потом вышел дядя  Вася, пошёл к проводнице и заказал для него чай с печением.  После ужина в купе  воцарилась  атмосфера  мягкой беседы, но элемент настороженности сохранялся.
      На другой день дядя  Вася  всё  внимание  уделял  мне.  Он  внимательно слушал мои воспоминания  о  начале  войны,  как  нас  бомбили  на  авиабазе,  о нашей эвакуации  в Ярославль – Оренбург. Особенно его  заинтересовал  мой рассказ,  который  произошёл   с  самолётом  ЯК  во время войны,  когда раненый лётчик  осуществил посадку самолёта в  лесу  Белоруссии,  используя  торможение брюхом  самолёта  по  вершинам  густого соснового  леса.  Спросил,  успешно  ли  я закончил 8 классов в школе?  Удовлетворился  моим  ответом и произнёс:  “Так держать “! Мама вспомнила и добавила: “ Наш папа тоже часто  говорил  " так держать”.  Посоветовал поступать после окончания девятого класса в  ДОСААФ  на  курсы  лётчиков, а уже  после  десятого  класса  и  успешного  окончания  курсов в  военное  училище лётчиков.  Сыновья офицеров  должны  идти  по  стопам отцов. Оставил  свой  адрес.  “ Если  возникнут  трудности, сообщи  мне.  Способным нужно  помогать!  Бездари  пробьют  дорогу  сами.  Это  из  моего  личного  опыта”- сказал  Василий  Никандрович.  Положил свою руку на моё плечо и добавил: “ Необходим максимум  упорства  и  настойчивости  в учёбе, чтобы  стать  хорошим  лётчиком”.  Я  почувствовал  его крепкую, тяжёлую  и  надёжную  руку,  как отца.  И  я  сказал  себе:    “ Буду только лётчиком”!
         Дядя  Вася  пошёл  в  вагон – ресторан  и  заказал  обед  с  доставкой  в  купе  для соседа  из Эстонии.  Собрал  вещи,  рассчитался с проводницей и пожелал нам приятного путешествия  и  летнего  отдыха.  А  мне  ещё  раз  в  учёбе: " Так держать”!  Эстонец благодарил  Василия  Никандровича за понимание его сложной  судьбы  и очень любезно сказал:   “Не  ожидал!  Помнить  буду  всегда  с  благодарностью”!  Поезд  остановился только на одну минуту.  Василия Никандровича никто не встречал.  Он хотел сюрпризом.  Кинул  взгляд  в  наше  окно  и  ещё  раз  взмахнул  рукой,  как  крылом  самолёта.  Поезд  тронулся.
  В  купе стало  совсем  тихо и запах  духов тоже  покинул нас, но теперь  уже полностью  в купе воцарился  запах  соснового  леса.  Теперь в  моей  памяти поселились воспоминания, рассказанные  эстонцем.  Сложное  было  военное  время,  непростая  сложилась  его судьба, когда  линия  жизненного  пути  не зависела от его желания, а была определена внешними событиями  так: “ шаг влево или шаг  вправо – стреляю”!

 Несправедлива  жизнь,  когда  калечит
 Или  лишает  жизни  тех,
 Кто  эту  жизнь  ещё  подлечит
 Иль  привнесёт ей  свой  успех.

   В  купе воцарилась  тишина.  Мы читали, а он  смотрел в окно.  Прошло  некоторое время и возникло новое общение.  Я вспомнил, что мы должны переезжать реку  Волгу. Наш сосед оживился. “Я очень хочу видеть реку Волгу”, как-то очень доброжелательно произнёс эстонец. В этих словах и их произношении я почувствовал какое-то глубокое  уважение к этой  народной  реке.  Как выяснилось, там им в лагере показывали фильм  “Волга- Волга”, который очень понравился и глубоко затронул его.  Ему так захотелось окунуться в ту  жизнь  без  войны,  выстрелов,  лесоповала,  ненависти  и  тд.  Он  с необыкновенной теплотой отзывался об этом фильме и актёрах.  Рассказал, что этот фильм  помог  ему преодолеть многие трудности лагерной жизни.  Поэтому  так   хотел воочию  запечатлеть  “красавицу  народную  как  море полноводную”.  Я тоже несколько раз видел этот фильм и переезжал Волгу, но всякий раз новая встреча была волнительна.  Ещё  несколько часов езды и вот она уже  видна,  широкая и  полноводная.  Мы  стояли рядом  у  одного  окна.  Мне  показалось, что  он  еле-еле дышит.  Колёса  вагонов как-то ещё  громче  стали  стучать  на  мосту  и  вся  мостовая  ферма,  как  мне  показалось, резонировала:  ' Волга- Волга'.   Несколько  пароходов,  катеров и лодок представились нашим  взорам.  Нет,  это  была  не  та  Волга, что в кино. Эта действительно широкая и полноводная.  Вся  река  даже не вмещалась в поле моего  зрения, а только  по частям.  Эстонец близко прильнул к оконному стеклу, затем, отпрянув,  открыл верхнюю часть окна.  Наше видение дополнилось ворвавшимся потоком ветра с запахом  воды  Волги.  Теперь мы  видели и чувствовали  Волгу!  Я кивком головы поблагодарил его и осознал, что  какие-то  добрые  чувства  стали  заполнять  всё  его  нутро,  вытесняя  всё злое и агрессивное.  С каждым  стуком  колёс  шло  внутреннее  очищение,  которое  внешне  проявлялось  в потоке  добрых слов и  чувств.  Но  вот  мелькнула  сторожевая  будка  и уже  где-то там,  позади,  осталась  наша  приятная  встреча  с  рекой.
   Оставшийся путь до  Москвы,  прошёл очень тихо.  После  Волги  напряжённость незаметно  и  окончательно  спала.  Нет,  нет да  и  возникала мысль, глядя на его руки, шею,  голову :  “Сколько  же  нужно  времени,  чтобы  смыть  этот  лесоповал  и очиститься  душою”?  Но ведь это только следствие!  А как же быть с первопричиной? Очень хотелось бы узнать дальнейшую судьбу  нашего  соседа  из  Эстонии  в  общем-то хорошего  человека,   интеллигента  и  приятного  собеседника.