Торгует Лондон щепетильный,
Своей поэзией старинной.
И, с незапамятных времён,
Живёт душа Шекспира в нём.
Здесь Байрон пламенные оды
Писал, не признавая власть.
Желая правды и свободы,
Он ими насладился всласть.
Здесь среди лондонской элиты,
Готовя ей могильный крест,
Писал изгнанник знаменитый
Известный ныне манифест.
О том, что бродит призрак грозный,
И он опасней, чем чума.
Диагноз был вполне серьёзный,
Как видно, горе от ума.
Антанта, милая Антанта!
Теперь с тобой я слёзы лью,
За то, что слову эмигранта
Внимала, будто соловью!
Что не слыхали в СКОТЛАНД-ЯРДЕ
О тайных съездах никогда,
Когда скрывалась, как в ломбарде,
В тумане русская беда.
Она гуляла, словно дома,
Своё отечество губя.
Британец! Не желай другому,
Чего не хочешь для себя!
А наш медведь дремал в берлоге,
Но, что ни свет, и ни заря,
Уже Никита был в дороге
На должность батюшки царя.
Однажды, судя по картинкам,
Наш вождь, маразма эталон,
Стучал по кафедре ботинком
На заседании ООН.
Великий зал оглох от крика,
Никите - как с гусей вода.
И, до сих пор, такого цирка
В ООН не знали никогда.
И в нашей памяти хранится,
Простых сограждан веселя,
От доморощенного принца
Ботинок - левая туфля.
И я бы в сотый раз поздравил
Всех у кого душа болит,
За то, что их господь избавил
От наших и своих Никит.
Пусть много лет, под крики «браво!»
Взойдя на капитанский трап,
В порядке держит мистер Браун
Демократический корабль!