Подводники знают, что на подводной лодке постоянно присутствуют две «женщины». Первая – добрая фея, очень близкая сердцу каждого российского мужчины, особенно, если он родом из СССР. По сути, она представляет собой… самогонный аппарат!
"Катюша" - таким ласковым красивым русским именем называется опреснительная установка. На протяжении всей автономки эта «милашка», не покладая «рук» и труб, перегоняет морскую воду в дистиллят, часть из которого идет для питья и приготовления еды, а вторая расщепляется на кислород и водород. Кислород поступает в лодочную атмосферу, которая поддерживается в процентном соотношении близкой к атмосфере Земли, т.е. представляет собой соответствующую воздушную смесь, которую вентиляция без устали гоняет вместе с пылью из отсека в отсек. Водород утилизируется. Для этого его пропускают через т.н. печи дожигания.
Вторая женщина это – Смерть. Только у подводников она никакая не старуха с косой, а их ровесница, красивая девушка или женщина от 18 до 40 лет, одетая в разные, иногда и белые одежды, а бывает – полностью обнаженная и очень эротичная! Она незримо присутствует в отсеках на берегу и в море, и каждый подводник хотя бы однажды слышал ее дыхание…
С будущей женой моего однокурсника Сергея Майорова – Леной я познакомился первым в нашем Зале Революции (так назывался культурный центр ВВМУ им. Фрунзе, потому что в нем дважды выступал В.И. Ленин). Мы сидели по соседству на спектакле «Табачный капитан» самодеятельного курсантского театра, и я краем глаза поглядывал на ее порхающие ресницы; тонкие и длинные, слегка дрожащие на подлокотниках кресла, пальцы пианистки; и, замечая румянец на белом-белом лице коренной ленинградки, чувствовал, что нравлюсь ей.
Но Лена сразу дала понять, что ищет серьезных отношений и в будущем хочет быть женой офицера-подводника, а я, все еще переживающий свою первую неразделенную любовь, к этому не был готов, поэтому и ограничился танцем вежливости на курсантском балу, а затем красиво отошел в сторону.
Так отходит от президентской яхты адмиральский катер: почти бесшумно, не оставляя кругов на воде, не тревожа ее обитателей и гостей даже звоном хрустальных бокалов в красного дерева шкафах кают-компании.
Но когда на очередном вечере танцев я увидел, как непрерывно и завороженно смотрит на Лену мой товарищ Сергей Майоров, я тут же его ей представил.
Спустя два года выпускник училища лейтенант Сергей Майоров готовился к первой своей боевой службе. У штурмана в третьем отсеке подлодки имеется заведование - выдвижное устройство лага, расположенное почти у киля субмарины, в самом днище отсека, в так называемой «яме», которая практически не вентилируется.
Сергей нарушил инструкцию и спустился в «яму» один, без страховки. Он работал увлеченно, все время думая о предстоящей долгой разлуке с близкими: любимой женой и годовалым сынишкой… Ядовитые газы, скопившиеся на дне отсека, медленно проникали в его тело, растворяясь в крови… Его нашли примерно через час посиневшим, повисшим на трапе, ведущем наверх. Девушка-смерть приняла его в свои объятия двадцатидвухлетним.
Теперь я понимаю, что мог изменить судьбу Лены. А может – она мою...
Перед автономкой у экипажа ПЛ выпадает около двух совершенно сумасшедших недель, которые принято называть контрольным выходом. Подлодка выходит в море с увеличенным в полтора раза «населением», которое включает: вышестоящее командование с «клерками» из штаба и политотдела, задача которых – убедиться, что экипаж к походу готов; гражданских специалистов, доводящих до ума новую технику и вооружение; и собственно экипаж – более сотни подводников, уже прилично «затраханных» бесконечными проверками на берегу, во главе с их одуревшим от обилия поставленных задач и нерешенных проблем, а также ответственности, командиром.
В отличие от проверяющих, экипажу предстоит провести эти дни и недели без сна и отдыха, отрабатывая боевые задачи и вводные, бесконечно погружаясь и всплывая, выслушивая обидные замечания, – и все для того, чтобы еще раз убедиться в том, что они и так хорошо знают: к автономке экипаж еще не готов, матчасть тоже не готова и вряд ли будет готова полностью (мне ни разу не удалось выйти в море с полностью работающей и исправной техникой: обязательно что-то мы чинили и устраняли, часто с помощью какой-то матери и лома уже на боевой службе); документация – пока в завале; старшина команды мотористов и еще с десяток офицеров, мичманов и матросов прикомандированы только на выход, а тех, кто реально пойдет в автономку, еще надо найти; а на берегу ждут семьи, которые хорошо бы отправить на большую землю…
Из такого контрольного выхода, успешно сдав задачи, возвращалась подводная лодка, и до прихода в базу оставались считанные часы. Она всплыла в т.н. позиционное положение, когда над водой находится только ходовая рубка. Медленно «молотили» дизеля (на атомоходе они тоже есть), заставляя компрессоры выдавливать из балластных цистерн оставшуюся воду и закачивая в корпус свежий морской воздух (в это время между отсеками возникают перепады давления, иногда в несколько атмосфер…)
Два молодых подводника-мичмана Николай и Пётр, родом один из Вологды, другой – из Костромы, следовали из кормы в центральный пост (потом толком никто не мог вспомнить, зачем), при переходе из отсека в отсек добросовестно запрашивая «добро» и убеждаясь по манометрам, что давление в отсеках в норме.
Для ребят предстоящая автономка была первой, и они перед долгой разлукой пригласили к себе в базу (поселок Гаджиево, Мурманской области) своих девушек (одну из Вологды, другую из Костромы), и теперь предвкушали романтический вечер при свечах в единственном гарнизонном ресторане и сладкую ночь в семейном общежитии. Они почти пробежали по коридору реакторного и запросили «добро» для перехода в шестой отсек.
Но девушка-смерть уже сделала свой выбор: манометры были неисправны. Парни отдраили люк между седьмым и шестым отсеками, и поток воздуха под большим давлением вышвырнул их в соседний отсек, в буквальном смысле слова размазывая по его правой переборке.
Все, что от них осталось, отскребли и разложили по двум полиэтиленовым мешкам большой прочности (они используются в автономке для удаления на глубине через специальное устройство бытовых отходов). На одном пакете черным фломастером написали «Коля», на втором «Петя».
Их потом запаяли в цинковые гробы и вместе с девушками, не успевшими стать вдовами, отправили на родину: одного в Вологду, другого в Кострому. Отсек тщательно вымыли и продезинфицировали. В экипаже произошла небольшая замена, и спустя неделю атомный подводный ракетоносец благополучно ушел на боевую службу…
Это она, женщина-смерть, сразу после возвращения из автономки нашептала что-то гадкое капитану 3 ранга Ринату Н. о его супруге. Он заперся в каюте, достал из сейфа свой офицерский кортик, сел за стол и на мгновенье задумался. Черкнул на листе бумаги дежурную фразу: «В моей смерти прошу никого не винить», вынул кортик из ножен и вонзил его в свое сердце. Прежде чем рухнуть на стол, он успел извлечь кортик из тела и аккуратно положить его рядом с собой.
Каюту вскрыли быстро. Они лежали оба красивые: морской офицерский кортик в алых бусинках еще не запекшейся крови, и черноволосый двадцативосьмилетний морской офицер, «отомстивший» своей жене и сделавший ее вдовой в двадцать пять, с двумя малолетними детьми-сиротами на руках…
Иногда девушка-смерть приходит к одним, а забирает других…
Матрос-первогодок Михаил С. (сейчас они все первогодки, потому что по закону служат ровно год) нес вахту в центральном посту и вдруг увидел, что прямо к нему идет… его одноклассница Аня. Он не удивился: она часто являлась ему во снах, как сегодня, полностью обнаженная с широкими, уже женскими бедрами, пухлыми губами, которые она, смеясь, не раз подставляла ему для поцелуя, но так и не отдалась, даже в прощальный вечер. Твердила, как заводная: «Только через ЗАГС! Только через ЗАГС!..».
Сегодня ее грудь была особенно красивой: большого размера с небольшими розовыми кругами вокруг таких же розовых выпуклых сосков, довольно крупных, напоминающих ягоды шиповника, когда они только-только начинают розоветь. В «интимном» освещении отсека девушка божественно светилась, а «плоды шиповника» на ее груди дрожали…
Аня подошла к нему вплотную, и он указательным пальцем правой руки смог прикоснуться к ее левому соску. Михаил почувствовал, как волны блаженства заливают все его тело, а девичья плоть в месте нажатия постепенно утапливается в середину круга… Он нажал еще сильнее.
Это была кнопка… запуска системы аварийного пожаротушения соседнего отсека, и система сработала штатно: в секунды заполнив отсек фреоном и умертвив полтора десятка подводников, находившихся в нем…
Суд длился несколько лет. За «грезы» матросу дали 8 лет. Командиру атомохода – 6, наверное, за то, что не сумел за полгода подавить в 18-летнем оболтусе его основной инстинкт…
Сам я ощутил легкое дыхание смерти только однажды, когда проснулся в задымленном отсеке подлодки от прикосновения «ниндзя» - сослуживца, облаченного в изолирующий дыхательный аппарат, и услышал его, искаженный шлем-маской голос: "Команда центрального поста! Срочно покинуть аварийный отсек!". Я мгновенно понял, что на лодке пожар, сигнал аварийной тревоги я не услышал; в отсеке осталась только аварийная команда, успевшая включиться в «идашки», и теперь занятая поиском источника возгорания. Они – молодцы, нашли и меня, уснувшего в чужой каюте.
«Слава богу, жив!» - пронеслось в голове, и я не испытал страха. Но после того как меня, слегка ошалевшего от дыма и впечатлений, вывели из аварийного отсека, уже находясь вне опасности, я вдруг прочувствовал, как мой окончательно проснувшийся мозг, оценив происшедшее, сжимает мое сердце до размера горошины и посылает его по главной артерии и далее – прямо в пятки; затем медленно возвращает его на штатное место и заставляет каждую клетку моего организма вибрировать в безумном экстазе, а все тело – дрожать, как осиновый лист.
Через много лет, после пятидесяти, сердце пришлет мне по обратной связи свой «пламенный привет» в виде трудно произносимого и плохо запоминающегося диагноза. Но с ним можно будет жить и служить дальше...
В августе 1986 года я перевелся по службе «на берег», а в сентябре ушла на боевую службу подводная лодка К-219, на которой мог уйти в свой последний и самый дальний поход и я. Спустя месяц она потерпела аварию в Саргассовом море Атлантики и погибла.
Из-за нарушения герметичности ракетной шахты произошел взрыв ракеты, который разрушил внешнюю стенку прочного корпуса подлодки и боеголовки ракеты. Компоненты ракетного топлива, вступив в реакцию с водой, начали выделять ядовитые газы. Одновременно из-за разгерметизации прочного корпуса подлодка быстро стала заполняться водой и провалилась на глубину 350 метров. Аварийно ей все же удалось всплыть на поверхность.
Экипаж боролся за живучесть несколько суток, а когда шансов спасти «железо» не осталось, подводники по команде на спасательных плотах покинули подлодку. Погибло четыре человека, еще четверо умерли на берегу от отравления.
Капитан 2 ранга Игорь Британов, как и положено командиру, покидал подлодку последним из живых на небольшом спасательном плотике. Океан «заглотил» его вместе с плотиком в огромную воронку, которая образовалась от быстро уходящей в последний путь субмарины, утащил на глубину в несколько десятков метров, затем выплюнул на несколько метров над своей поверхностью и шмякнул о нее. Через некоторое время его, еле живого, подобрало спасательное судно. Океан его пощадил и отдал на растерзание прокурорским, следственным, инспекторским и другим контрольным органам.
В этом походе двадцатилетний матрос срочной службы Сергей Преминин совершил свой подвиг. Подводная лодка не должна была уйти на дно с работающим ядерным реактором: это могло привести к «морскому Чернобылю», но остановить его автоматически в штатном режиме не удалось.
Чтобы заглушить реактор вручную, нужно было войти непосредственно в реакторную камеру в специальном снаряжении и опустить компенсирующие решётки. Командир реакторного отсека старший лейтенант Николай Беликов и спецтрюмный матрос Сергей Преминин несколько раз входили в нее. Когда температура достигла 70°C Беликов упал без сознания, а Преминин дважды входил в камеру в одиночку, прежде чем смог опустить последнюю, четвёртую решётку. Выйти ему не удалось: из-за разницы давления был «намертво» заклинен люк отсека, разделяющий реакторную выгородку от контрольного поста отсека.
Ценой своей жизни Сергей Преминин предотвратил ядерную катастрофу с непредсказуемыми последствиями. Получивший немыслимую дозу радиации и уже не живой, он погружался в объятиях усмиренного им ядерного зверя вместе со своей подлодкой в последний раз в пучину океана. Там, в далекой Атлантике, на глубине пяти с половиной километров, находится его могила...
Сергея Перминова наградили посмертно сначала орденом Красной Звезда, и только спустя десять лет, в 1997-м, оценив величие его Подвига, присвоили звание Героя России посмертно. Светлая память …
Любимая песня каждого подводника - "Усталая подлодка" Александры Пахмутовой и Николая Добронравова. В ней есть такие слова:
На пирсе тихо в час ночной,
Тебе известно лишь одной,
Когда усталая подлодка
Из глубины идет домой.
О, матери и жены подводников! Перед Вами одними я готов встать на колени...
*На фото аварийная АПЛ К-219 перед гибелью. В районе ракетного отсека видны следы от взрыва ракеты в шахте.