- К сожалению, я не могу так быстро вернуться обратно оттуда, куда вы меня послали.
Круглолицый мужчина прищурился, слегка приподнялся, недоуменно оглянулся.
Острый сверлящий взгляд не произвел ожидаемого впечатления; мужчина суетливо сел и продолжил:
- Их было много - свидетелей моего триумфа. Единоличного и маловразумительного. Для меня, по-меньшей мере - точно.
Мужчина напрягся, вздохнул и продолжил, покачивая головой, как-будто в такт своих слов:
- А что вы видели? Что вы поняли? А?
Отрешенный взгляд не нашел вопрошаемых где-то в углу, между стеной и потолком, и сосредоточился, изображая испуг бомонда, прямо на собеседнике, импульсивно выплескиваясь:
- И я это понимал, и видел, и чувствовал, и ощущал. Вот здесь. - палец поднялся и опустился, никуда не указывая сам собой, -
Я - на коне. Какой там конь - локомотив. Я много знаю и пою о вас... Вас вот и вас...
Красивая холеная рука с дорогим кольцом вздрогнула и медленно профессиональным жестом продемонстрировала неоновый вид за зашторенным наполовину окном кафе.
Мужчина глубоко вздохнул, деланно смутился и развел руками, никак их не разводя.
- И я пропал... Все закружилось, запело и остановилось. Все смотрели на меня испуганно. А что случилось? - мужчина сглотнул, подержался рукой за горло и таинственно засыпел, - Я в триумфе, а кто скажет, кто поздравит? За мой счёт!?. Я помню как все, кто медленно, кто быстро, проходили, кружась вокруг. И, - а мы, мы ж тебе ж все это. А мы ж... А триумф-то мой.
Мужчина внезапно, как бы, вернулся в реальность, в которой шумела улица за окном и равномерно журчал голос с экрана в углу кафе, а никак не фанфары с небес, и серйозно продолжил:
- Дойдем и до "мы". А они... Нет все - они... И вы, вот вы, зачем вы пришли? Я не думаю, я знаю - чтоб смахнуть слезу разочарования и открыть глаза: вас нет как творца. Вы ушли, мол, и парадокс - вас не забыли. И это все вы сказали. И то, что не забыли что вы поете и как... Пусть так - просто, но сцена ждёт вас. А мы, вот я и все мы, рядом где-то - в мире гирлянд...
Импозантный визави аккуратно подвинул в сторону бокал с пивом и насмешливо наклонился:
- И магазинов, и обуви и тапочек...
Круглолицый мужчина нервно сглотнул, ухватился обеими руками за бокал и вперившись взглядом в саму импозантность, медленными глотками, но залпом, выпил все пиво, поставил бокал на стол, щёлкнул пальцами то одной то другой руки в сторону официанта, всеми пальцами указывая на стол. Очень аккуратно прикладывая салфетку, вытер губы и резко продолжил:
- А вас нет. Вот вас - нет. Нет, не так. Не так. Идём обратно. Нет, не было, и не будет - в ближайшем обозримом будущем, точно. А там - старость. Дети, внуки и баба толстая и некрасивая, и зовут ее жена. И приходит она, как смерть - когда ее не зовут.
Рука импозантного мужчины пробежалась, демонстрируя скрываемую нервозность, по бокалу, оторвалась и продемонстрировала свой триумф настойчивости в отрицании давления, весомо пощелкивая по бокалу средним пальцем руки с красиво обработанными ногтями.
Его голос прозвучал легко и непринужденно:
- Вы идете обратно? Это как?
Круглолицый мужчина встревожился переменой весомости и вздохнул облегчённо, одновременно заелозив и округло продолжил :
- Виртуально, виртуально... Я живу в прошлом и так... Врач сказал, что это - идиотия. Я помню все, - взгляд мужчины затуманился, голова вздернулась вверх. Рука, как бы случайно, бережно поправляла идеальную прическу, - Вот, вот - вы, вот - триумф! Вот!, - фишка кафе перепрыгнула из руки в руку и легла с другой стороны стола, - Нет жены и сына. Где они? А они, не мешайте мне своими намеками, они - пока дома и ждут меня. Пока, вы понимаете? А они, вот они, ну вы и они... Они - танцуют и смотрят в лицо, и плюют, и ржут. И - царица цариц, плюющая в лицо человеку, как мужу и отцу. И вы с ней... Столько проклятий. Так нельзя. И все для жены и сына...
- Но вы ж захотели триумфального сексуального завершения, подальше от жены. И со своими друзьями, и обязательно с триумфом - фанфары, фейерверки, шествие и секс.
- Я не знал, что это так больно. Я сгораю... и плююсь в лицо жене и сыну. Я домогаюсь от них правды, правды обо всем и завидую им так страшно, что ненавижу даже напоминание о них.
- Калигула, вы наш, ваши тревоги напрасны. Заплатите нам и мы организуем вам все, что посчитаем нужным.
- Я, а не вы... Я, посчитаю нужным. И кто даст мне деньги, чтобы вернуть триумф, как я его вижу. И императрицу в бальном платье.
- Царицу цариц. И одну. Без платья. А вы у жены возьмите - и платье и деньги и, пазвольте, триумф - для императрицы, она же царица цариц. И... меня.
Указательный палец импозантного мужчины покружился в окрестностях собственного тела и, с удивлением, воткнулся в собственную грудь.
- Но, они хотят все и себе. А мне, мне, мне - тысячу в месяц и жену инвалидкой. А сына - вег из жизни. А я им и танцы, о-о-о, и танцы, и триумф. И до, и после. И все, что с этим связано. ...А сами - мертвые.
- Вы лукавите. Они хотят то, что вы им позволили хотеть.
- Но не надолго же. А они - на всю жизнь. И... - в голод... И, жрать дерьмо. А я сына заставлю собой. Вот увидите. И жену...
- А что вы хотите от меня - свидетеля триумфа в вашей жизни?
- Я не хочу, - мелкие глоточки пива из бокала, незаметно для собеседника, уже наполненного пивом, перекатывались в горле и дрожали какими-то внутренними слезами. Пальцы другой руки плясали танец сосредоточения по ажурной салфетке; и внезапно нервно скомкали ее, - я хочу жить и жить хорошо. Это слова моей жены. Но и мои. А ее - нет и сына - нет. И на триумфе нет. На ее триумфе - ее нет. Он - мой, мой триумф. Мой и другой бабы.
- Развод?
- Нет, - удивление невосприятием собеседника, вытянуло лицо помрачневшего круглолицего мужчины, поблескивающее бисером пота в вечернем освещении настенных бра кафе. Он задумался, вытянул губы, как для свиста, и продолжил, - Триумф, мой триумф - именной. Но, - жены. ...Ну, поймите - нет ее. И ее стихов, и сына, и плясок, и детей вокруг, и макраме, и музыкальных инструментов - гитар и скрипок, и бальных тапочек в тулупах...
- Почему - в тулупах?
- В валенках, раз так. Шутка такая - танцевальное па, там - фигура с оборотом.
Темные строгие глаза пытались подавить отблеск неона на лице собеседника. Страх сквозил памятью о триумфе и прятался в словах и в собеседнике.
- Да вы не волнуйтесь. Триумф триумфом, но мы вас и вашу идиотию понимаем. Все будет - в лучшем виде. Мы отделим вас...
- От семьи, - упрямый взгляд не обещал переосмысления решения.
- А я думал - от друзей.
- О друзьях пусть думает жена. Пока жива, со своим, как она его называет, отроком. Достаточно!
Ладонь мягко опустилась на стол. Мужчина удивлённо посмотрел на свою лежащую руку. Его круглое лицо исказила гримаса боли: "Слабак. Удара не получилось."
- Вы озадачили меня. Ну да ладно, - собеседник с довольным видом отодвинул бокал в сторону и резко подвинул его на место. Веселость мгновенно сменилась отрешенностью и пустым взглядом, - Деньги и свободный доступ в семью, раз вы с ней расстаетесь
- Навсегда, - ладонь решительно прихлопнула мятую салфетку.
Недоуменная ухмылка полностью потерявшего импозантность мужчины, превратившегося в усталого мужика, остановила и напрягла триумфального заказчика:
- Вы похожи на суслика.
- Я - хоть кто. Но суслик - круто. Сниму проценты за оскорбление меня... И дай бог - все так. И меня нет для семьи. Ура!.. А вы куда так быстро?
- Домой. У меня - семья. И я обещал сыну поиграть в домино. Заплатите за меня.
2о18г.