- Тяжело тебе живётся?
- Тяжело, но я живу.
- Как спина? Всё так же гнётся
под ярмом?
- Молчу, реву.
- А менять охота ль что-то?
- Я боюсь менять, теплю;
всё: семья, моя работа -
неизменны.
- Дай, схамлю:
"И какого ж ты, придурок,
ожидаешь бытия?"
- Понимаю, не культурно
быть рабом... не быдло я.
- Ну, а кто? В туннеле судеб
ты застрял, сломался, стух.
Ты заглох в том лазе судном;
слеп стал и, конечно, глух.
Ты прогнулся под терпение,
когда подло так терпеть...
- Эх, житуха - пик творения,
где вершина, видно, - смерть.
- Так чего? Проснись, просрися...
- Страшно, а, ведь, вдруг просрусь?
Я тогда бы удивился,
как прекрасна наша Русь.
Богатырски и хозяйски
огляжу вокруг поля,
и взбрыкну, как конь тот царский,
угрожая и веля.
- Ну, даешь! Серьёзно это?
- Нет, конечно, не всерьёз;
не хватает мне рассвета,
порох мокрый.
- И мороз
видимо, сковал суставы?
- И суставы - рыхлый грунт.
- Как живёшь, товарищь старый?
- Загибаюсь: слаб и глуп.
© Valery Savenkov