Она вышла из дому надцатого мартобря, никому не известного
года.
Она оставила на столе горячий обед и ушла, не взглянув
на погоду.
Она не взяла ни ключей, ни денег, она не взяла свой паспорт и телефон.
Она никогда не узнает время, она просто уйдет
тайком.
Моросил мелкий дождик и капал на плечи и
капюшон.
Ее одинокий видел прохожий, но куда она шла не
знает и он.
Она шла к реке, но не знала, куда идет.
Она знала: идти будет долго, не месяц, не год...
Дольше.
Гораздо дольше. Нет такого числа, чтоб сосчитать все часы, что она прошла.
Дольше, чем даже сама бесконечность, и стерлись о камни дорог сапоги,
И не ступит она на порог больше дома, из которого вышла сегодня,
Надцатого мартобря никому неизвестного года.
Ветер крепчал, подгоняя ее, и гудел в трубах домов, где уютно, тепло
и нет горя.
Море.
Вот, что увидеть хочет она, а ветер крепчал.
И дул, дул ей в спину, подгоняя идти вперед.
Шагать по лесам и равнинам туда, где ее ждет и ждет
Море.
Ветер дул в спину.
И идет она и идет:
Не останавливается, не плачет,
Даже не ест и не пьет.
Просто идет
Наугад, на удачу,
Шаг за шагом преодолевая столетья.
И при этом, заметьте, не знает какой нынче месяц и год.
Просто шагает вперед.
Но все же,
Но все же порой тихо плачет,
Затем, правда снова встает
И снова, снова идет.
Туда, где звезды встречают усталого странника
Светом.
Холодным мигающим светом огней, что зажгли все фонарщики всех городов летом.
Чтоб осветить темные ночи августа.
Ничто не ждало ее там,
Куда направляла свои шаги.
"Беги!" - крикну я, -
"Уже близко!",
Но она не услышит жалкого моего писка.
Но все же придет.
Через неделю, месяц, год,
Еще одну бесконечность,
Но все же море увидит.
Увидит пляжи и сосны на скалах тех берегов,
Увидит следы веков и годов
И неизвестного маляра картину -
Неаккуратные мазки ветров.
Ветер дул в спину.
Больше не нужно слов.