Летом 1923 года я получил от своего бывшего дворового человека известие о смерти моей матери. В это время я уже преподавал в своём бывшем Морском Корпусе. Мне удалось отпроситься у начальника Училища на несколько дней для поездки на Родину. Последний раз я был на Родине после выпуска из Николаевской Морской Академии перед войной 1914 года. Так сложились обстоятельства, когда о своих проблемах и земных делах думать не приходилось.
Встреча с родными местами произвела на меня гнетущее впечатление. Наш дом, как его называли крестьяне «барский», оказался в полуразрушенном состоянии. Часть кирпичной кладки была разобрана. В доме проживали нищие старухи и случайные бездомные. Со слов моего бывшего дворового человека, узнал, что мать проживала в одной из комнат нашего дом, где и скончалась. Вещи, которые оставались в комнате после её смерти, были разграблены. Сохранилась деревянная коробка, которую мать, как некое сокровище, заранее попросила дворового человека передать мне. Открыв коробку, я в ей нашёл рукопись на плотных листах белой бумаги, награды отца и Кульмский Крест моего прадеда.
В день приезда в сопровождении дворового человека я пошёл на кладбище. На могиле матери стоял большой дубовый Крест. Видно, что благодарные крестьяне поставили моей матери этот Крест. Нашёл могилу отца. Каменное надгробие, как ни странно, было в хорошей сохранности. Его не тронули новые вандалы. Попытался найти могилу моего прадеда. К сожалению, я не смог отыскать заметную каменную плиту, установленную вертикально. На ней были выбиты даты рождения и смерти моего прадеда Антона Фёдоровича с таким указанием: «Тщанием поручика была построена эта церковь». Деревянная церковь на этом месте стояла давно. Новая каменная церковь была открыта и освящена в 1864 году. Прадед умер через год.
Пройдя по кладбищу, я заметил, что каменные могильные плиты исчезли. Заметив моё удивление, дворовый человек пояснил мне, что многие каменные надгробия были демонтированы и использованы для строительства дороги перед нашей немудрёной речушкой, когда через неё начали строить новый мост. Я решил, что надгробие с могилы моего прадеда замесили в общую кучу камней и надгробий при строительстве этой дороги. Оказалось, что это не так. Дворовый человек неожиданно указал мне место, где лежала надгробная плита. Действительно, прадедово надгробие лежало недалеко от церкви у колодца, где была постоянная грязь из-за богатого чернозёма. Вот и приспособили плиту! Я решил вернуть прадедово надгробие на своё место. Подошли любопытные крестьяне. Общими усилиями, вытащив из грязи надгробие, мы водрузили его на прежнее место. Меня удивило поведение крестьян – они молились и с пониманием смотрели на меня. В их глазах я не заметил никакой ненависти ко мне – представителю класса «кровопийц». Причина, как я понимал, была проста. Мой прадед до отмены крепостного права Александром Вторым в феврале 1861 года, используя «Закон о Свободных Хлебопашцах» Александра Первого, в 1859 году освободил своих крепостных и наделил их землёй. Для себя прадед оставил небольшой земельный надел, который обрабатывали за плату несколько дворовых семей, не пожелавшие уйти на «свободные хлеба». Такое не забывается! Да и перенос надгробной плиты на своё место крестьяне, по моему мнению, просто посчитали богоугодным делом. Как ни странно, в эту русскую глубинку ещё не докатился махровый атеизм.
На следующий день я посетил церковь, построенную на деньги моего прадеда. Помолился, поставил три свечи. Одну свечу поставил у иконы Николая Чудотворца. Именно у этой Иконы моя мать всегда ставила свечу. Возможно, что её молитвы хранили меня в этом сумасшедшем мире. Поговорил с настоятелем церкви. Оптимизма в его словах я не заметил. Недавно была закрыта старинная церковь в семи километрах от нашей. «Нынче всего можно ожидать от новых властей!» - такими были его слова.
Вечером к избе моего дворового, в которой я остановился, неожиданно на пролётке подъехал руководитель т.н. новой власти. Со слов моего дворового я уже имел представление об этом человеке. Это был в прошлом обычный деревенский вор. Ещё в 1913 году он, будучи 15-летним юношей, попытался ограбить церковную ризницу. Был задержан сторожем и отправлен в уездный околоток. Брат моего отца, служивший в то время становым приставом и знавший его родителей, пожалел юнца. Его высекли в околотке и отправили домой, где его же родитель повторно высек своего сыночка. В войну был призван в армию. Появился в нашей округе с продотрядом в 1919 году. С энтузиазмом проверял овины и амбары местных крестьян, реквизирую т.н. «лишнее зерно». Нередко, желая показать свою значимость перед местными крестьянами, он бил себя кулаком в грудь и кричал – «Я пострадал от старой власти, теперь власть наша, народная!» Крестьяне молчали, выбирая удобный момент для мести. Пока этот момент не наступил, но он обязательно наступит.
Войдя в избу, представитель власти перекрестился и поздоровался со мной, обращаясь ко мне «ваше благородие». Он прекрасно знал, что я морской офицер. Да и сейчас я был в морской форме, но без погон. Я всего мог ожидать от этого «товарища», но случилось неожиданное. Он стал благодарить меня за моего дядю, который фактически спас его от тюрьмы в 1913 году. В его словах, как ни странно, фальши не было. Он нутром чувствовал моё некое моральное превосходство. Узнав, что я служу новой власти и имею, по его мнению, «высокую должность» в Петрограде, он начал расспрашивать меня о городской жизни. Я, не унижая его достоинства, около получаса поговорил с ним. Рассказал о жизни в Петрограде. «Новая власть» в лице этого товарища была вполне довольна. Прощаясь с ним, я попросил не закрывать нашу церковь. Он жарко стал обещать, что «всё будет хорошо и церковь не закроют». Я знал цену таких обещаний, но всё же поблагодарил его «за благие намерения».
Утром, наняв крестьянскую телегу, я поехал на железнодорожную станцию, которая находилась в 18 километрах от нас. Прощаясь с округой, я посмотрел на церковный купол с Крестом, прочитал «Отче наш..!» и сказал тихо вознице – «Трогай!» Невольно скатилась слеза. К этому печальному и прощальному моменту подошли бы эти стихи, которые я на тот момент ещё не знал:
Держит купол церковный
Старинная кладка –
Долг былым мастерам
Через годы отдай!
Ох, ты, Родина-Мать,
Ты такая загадка,
Что попробуй тебя
Без молитв разгадай!
Помолившись, стремись –
Вдруг оценишь случайно
И церковный раскол,
И затерянный скит,
Ох, ты, Родина-Мать,
Ты великая тайна,
Может, Сила тебя
Неземная хранит?
Может, в лунную ночь
Ненароком нисходит,
Непонятная нам
До сих пор благодать?
Русский Бог в Небесах,
Может быть, хороводит,
Успевая свой долг
Обделённым отдать?
Что рядить, рассуждать,
Не имея ответа?
Что беспечно судить,
Разорив закрома?
Как же нам тяжело,
Если солнце и лето,
Как же нам хорошо,
Если холод, зима,
Если сочен язык
И без счёта наречий,
Если чуток к утру
Обязательный сон,
Если в храмах горят
Освящённые свечи
И пылает огонь
Подвенечных корон!
Жаль, не сны по ночам,
А пророчества снятся,
Да несёт в никуда
Русский век «Третий Рим»!
Всё-то верим в одно,
Что «враги расточатся»,
Что, сгорая в огне,
Дай-то, Бог, не сгорим!
В чём великих эпох
Неподдельная воля?
Почему, удивляясь,
Знамение ждём?
Почему в ранний час
Нас ведёт богомолье,
А под сумрачный вечер
С дрекольем идём?
По пути я невольно сделал для себя простой вывод – «Делайте, господа, добро! Добро никогда не забывается».
Добирался до Петрограда через Москву. К этому времени на железнодорожном транспорте товарищ Дзержинский успел навести кое-какой порядок. Даже расписание поездов старались соблюдать. Лёжа на голой полке в обшарпанном вагоне, я неожиданно осознал себя сиротой. А мне к этому времени было уже далеко за 30 лет. Накатилась какая-то тяжесть и щенячья жалость. Я из родного дома ушёл в Морской Корпус где-то в 14 лет. Ребёнком ушёл. Так было надо. Когда же приезжал домой на побывку, я не считал себя ребёнком, подчёркивая свою самостоятельность и взрослость. Мать очень переживала за меня, зная тяжёлую и опасную офицерскую морскую службу. Когда я вернулся из японского плена после Цусимской катастрофы, то увидел мать с морщинами на красивом лице, а в волосах, чёрных как смоль, я заметил седину. Ноша материнская оказалась гораздо тяжелее моей, офицерской. Балладу надо бы писать об этом, но хорош и этот стих:
Как есть! По разному врастали
В суровый быт и флотский счёт,
И быть детьми не перестали
В плену авралов и забот!
Нам было горько, было сладко,
И был не в радость белый свет,
А «горько» - лучше шоколадка,
А «сладко» - парочку конфет!
Или в письме десяток строчек,
Что приучило время ждать –
«Ну, как дела твои, сыночек,
И что в посылке передать?»
И как там времечко на стыке?
И не пугает ли Борей?
...Летели письма и посылки
С молитвой наших матерей!
И почерк вроде бы корявый,
Но сколько в строки внесено -
Пусть будет так! Но, Боже правый,
Мы ждём те письма всё равно!
Нам материнский образ светит,
Нам память вечна – Отчий Дом,
Мать и в дорогу перекрестит
Своим натруженным перстом,
И ободрит, и успокоит,
И вознесёт печальный зов –
О, как молитва много стоит
У старорусских образов!
Мы в темноте с пути не сбились,
Мы укрощали с Богом прыть –
Молились матери, молились,
И что об этом говорить?
И мы, увы, не атеисты –
Никто Всевышнему не лгал,
И материнский Образ Чистый
Своим крылом оберегал!
И никогда царёвы слуги
Не разрывали с домом нить –
Случались жёны и подруги,
Но мать никем не заменить!
«И с нами Бог! И с нами Сила!» -
Так говорила часто мать –
Глубинка русская хранила
Обычай, в море провожать!
И был обычай этот кстати,
И в нём – славянская душа -
Перед дорогой, в старой хате,
Мать перекрестит, чуть дыша!
И расставаться сразу больно –
Тот миг не красит бирюза:
Глядишь, и скатится невольно
Из глаз солёная слеза!
Так было! Хочешь, аль не хочешь,
Рыдай в дорогу, не рыдай,
А вот слезу свою проглотишь
И тихо скажешь – «Ожидай!»
Ты знаешь, там моря и дали,
И там отеческий редут –
Но нас в глубинке ожидали:
Живых и мёртвых вечно ждут!
Но время болью хороводит –
Молитесь молча в три перста!
Уходят матери, уходят,
И в русских хатах пустота,
И заросли быльём усадьбы,
И одичал забытый сад,
И не несутся с гиком свадьбы,
Как много лет тому назад!
Лишь остаётся поклониться
Родным, заброшенным местам,
Где сердце долго будет биться,
И будет боль и здесь, и там,
И будет радостно и просто
Там, где кладбищенская тишь –
Ты, у старинного погоста,
Один, без матери стоишь!
Прощайте, тропочки глухие,
Прощай, сиротская скамья!
...Мы были всё же неплохие,
Больной России, сыновья!
Вернувшись в Петроград, я по вечерам начал разбирать прадедовскую рукопись. Сколько же я узнал нового о своём достойнейшем предке! И сколько же я уже не смогу узнать о своём отце. Нам же всегда бывает некогда в отчем доме. Мы спешим покрасоваться, показать свою значимость, стараясь провести время с разгульными друзьями. Дети же вечные эгоисты! Но осоз-нание своего эгоизма приходит слишком поздно. И что нам отец? Что нам мать? Они подождут. Нам же вечно некогда! Мы же герои! Одно успокаивало – родители гордились мною, родители любили меня.
Мой прадед закончил Первый Кадетский Корпус в 1799 году. Открытие Первого Кадетского Корпуса состоялось в феврале 1732 года. Корпус был размещён во Дворце Меншикова на Васильевском Острове. Воспитанники Корпуса получали прекрасное образование. Вся жизнь моего прадеда была неразрывно связана со временем наполеоновских войн и Сенатским бунтом.
Записи прадеда, которые я неспешно разбирал, не являлись дневниковыми записями. Просто прадед записывал на бумаге значимые для него и того времени события. Прадед отмечал суровость нравов в Кадетском Корпусе. За провинности детей наказывали жестоко. Прадед записал: «Пороли провинившихся нещадно. Считалось нормой при порке не менее 100 розог». Но быть выпускником Корпуса считалось престижным, поэтому жестокость нравов скрашивалась будущей карьерой. На выпуск к моему прадеду в Петербург приезжал его отец. В памяти выпускников навсегда остался этот знаменательный день:
Помечтать отныне волен,
Вознеся кадетский дух -
Ты одним вполне доволен,
Что прекрасен Петербург,
Что в душе покой и ласка,
Что грядущее – в цене,
Что наставника указка
Не пройдётся по спине!
Повзрослел! По взгляду видно –
Веселит земная плоть,
И такого уж обидно
В канцелярии пороть!
Не сынок! А сын! Не мамин,
Прокричать способен – «Нет!»
Если будет сдан экзамен,
Почитай, что ты – корнет!
И, прости-прощай, потуги,
И конторка, и кровать,
И докучливые слуги –
«Будем жить и пировать!»
Будем «то!» и будем «это!»
Будет слово – «Не забудь!»
Только знай, что от паркета,
До редута – близок путь!
Пот и соль, и конь добитый,
Не поверженный Кумир,
И, едино, знаменитый,
Твой отец и командир!
Повезло! Легко и мило
Оцени везенье впрок –
От героя Измаила
Он наследовал урок!
Закалил солдатский норов,
Нет сомнения – удал,
Вдруг заметит, что Суворов
Самолично награждал!
И добавит – «Мы там были!
Мы катили русский вал -
Турок били, шведов били,
Упивались наповал!»
В доску свой! Победа спета,
Слава золотом горит,
Не фальшивая монета –
Слово Чести говорит!
...Понесло! Скажи на милость,
Прокричи в сердцах – «Ура!»
Для кадета торопливость –
Как укус для комара!
В строй и в бой! Одно – отвага,
Словом мысли береди:
Тут же царская бумага
И награда на груди!
А ранение – некстати,
Будь доволен сам собой,
И в гусарском аттестате
Первый подвиг, первый бой!
Погоди! Да что об этом?
Торопливость не к лицу,
Не забудь, тебя с рассветом
Ждёт экзамен на плацу!
Ждут годичные итоги,
Не ужимки, не прыжки,
За тебя пока что боги
Обжигать спешат горшки!
За тебя, любезный воин,
За тебя шкала и высь:
Скажут – «Выпуска достоин!»
Вот тогда и торопись!
Вот тогда наряд и скачка,
Вот тогда – пылай душа,
Знай, кадетская горячка
С юной девой хороша!
Впереди огни и дали,
Впереди команда – «Пли!»
С честью юность воспитали
И делами вознесли,
И трудом воздали адским,
И заветом – «Надо быть!»
О, походом Итальянским
Вас уже не удивить!
Оценили в срок этапы,
Расписали – «Раз, два, три!»
Жаль, не вы смирили Альпы,
А отцы-богатыри!
В том для вас благая мера,
В том веков походный том,
А гвардейская карьера
Будет позже и потом!
Не спеши! Судьба ударит,
В бой по горло будешь врыт –
Жезлом Царь огосударит,
Счастьем Бог приговорит!
Будет знатная опека,
Будет – «Славное твори!»
Жив остался? Не калека?
Небеса благодари!
...Всё! Устали! Бог с тобою,
Прошибёт и в холод зной –
Утро! Дымка над Невою,
Час назначен выпускной!
Форма знатная пошита –
Развернул оркестр парад:
Государь, большая свита
И вокруг вельможный ряд!
Оцени и будь доволен
Тем, что с гордостью шагал,
Что Россией с детства болен,
Что Монарху присягал,
Что завет отцовский сбылся,
Что салюты над Невой -
Вон! Родитель прослезился,
Твой? А может быть, не твой?
Твой – правее! Ближе, ближе,
Торопись удачу звать -
Пир горой, а вот в Париже,
Будем позже пировать!
Позже! Не до разночтений –
В этом Русь! И это – мы!
Пусть ведёт военный гений
Сквозь разрывы и дымы,
Сквозь огни и буераки,
Сквозь пространства и миры:
Кубок ценный для араки
Пусть хранится до поры!
До поры, для пира годный,
Подойдёт заветный срок,
Пусть напиток благородный
Бьёт в высокий потолок!
Одна из записей прадеда меня удивила неким пророчеством, которое фактически оправдалось. После убийства Павла Первого в марте 1801 года прадед записал: «Когда убили Государя Павла Первого, к моему удивлению, радость среди вельмож в Петербурге была настолько велика, что некоторые дворяне поздравляли друг друга и иллюминировали свои дома. Как можно радоваться цареубийству? Господь накажет всех нас, осталось только подождать».
Прадед на момент записи не мог знать, что убийство Государя Павла Первого было оплачено английскими деньгами. Ведь Павел Первый где-то за год до своей трагической смерти заключил с Наполеоном договор, который предусматривал торговую блокаду Англии. Значит, в Петербург не стали поступать заморские колониальные товары: цитрусовые, кофе, чай и пр.Кроме того, Союз с Наполеоном превращал Россию и Францию в мощнейшую коалицию в борьбе против Англии. Для цареубийц Союз с Наполеоном был не главным. Главным для них была финансовая потеря от торговли с Англией. Кто же такое простит? Но цареубийцы не понимали, что отмщение свыше придёт непременно. Убийство Павла Первого привело к разрыву отношений России с Францией. Началась череда кровавых войн России в коалиции с Пруссией и Австрией против Франции. Русские сыны, цареубийцы и их дети начали погибать в кровавых сражениях на полях Европы, при Бородино и не только.
Одна из записей прадеда была довольно забавна. Я счёл необходимым привести её полностью. «Однажды Великий Князь Константин Павлович резко отозвался о Кавалергардском полку. Так как обвинение было незаслуженным, Великому Князю офицеры полка предложили извиниться перед полком. Когда полк был в полном сборе на одном из учений, то Великий Князь Константин, подъехав к полку, предложил обиженным офицерам предоставить сатисфакцию. Он насмешливо оглядывал ряды, считая, что никто из офицеров не посмеет принять его вызов и всё закончится мирно. Но один из офицеров полка принял вызов Великого Князя и готов был стреляться с ним на дуэли, защищая Честь полка. Великий Князь был смущён выходкой офицера. Но дуэль не состоялась. Великий Князь немедленно покинул расположение полка. Дело замяли. Офицер не пострадал».
Мне очень хотелось верить в то, что этим храбрым офицером был мой прадед. Но в дальнейших записей я подобного не смог отыскать.
В записях прадеда я обнаружил факт удаления Великого Князя Константина Павловича из расположения Первой Армии, которой командовал Барклай-де-Толли. При вторжении Наполеона на территорию России в июне 1812 года, Первая Армия начала отступать, дабы соединиться со Второй Армией Багратиона. Давать генеральное сражение в тех обстоятельствах было бессмысленно,так как армия Наполеона троекратно превосходила силы русских армий.
Именно Наполеон желал уничтожить русские полки в генеральном сражении. Великий Князь Константин отступление Барклая-де-Толли посчитал предательством, выражая вслух перед офицерами своё возмущение. Барклай-де-Толли немедленно удалил Великого Князя из расположения Армии. Это поступок!
Великий Князь Константин Павлович, находясь в Петербурге, стал поставлять своих лошадей для русских полков. В один из полков он поставил 126 лошадей по завышенной цене. Экономический Комитет ополчения усомнился в качестве и цене лошадей. Но Государь Александр Первый приказал выделить деньги для покупки этих лошадей. Лошади были приняты полком. Оказалось, что 45 лошадей были больны. Их застрелили тут же, чтобы не заразить других лошадей.Часть лошадей была перепродана. К полку были причислены всего 26 лошадей. Офицеры говорили, что это была единственная услуга, которую оказал Великий Князь в борьбе против Наполеона.
Кутежи, карты, безвинные и обидные розыгрыши вельмож, дуэли – в этом был образ жизни офицеров гвардейских полков. Примеров разгульного поведения офицеров я нашёл предостаточно в этих записках. Офицеры таким образом понимали своё предназначение в мирной жизни, зная, что с началом военных действий им придётся отдавать жизни «За Веру, Царя и Отечество».
Интересную запись я обнаружил в дневнике прадеда датированную августом 1813 года. Вот эта запись. «Во время заключения Тильзитского мира в июне 1807 года между Россией и Францией наш Государь Александр Первый наградил Наполеона Орденом Андрея Первозванного, получив взамен Звезду Почётного Легиона. По итогам мира мы пришли к тому, к чему пришёл Павел Первый в отношениях с Наполеоном – к Континентальной блокаде Англии. Можно было и не убивать Павла Первого! Кстати сказать, и Пётр Первый предателя Мазепу как-то наградил таким же Орденом! Некоторые офицеры после этого позорного мира начали между собой называть Александра Первого «приказчиком Наполеона». Россия банально теряла свою самостоятельность».
Заслуживает внимания в записках прадеда оценка Святейшим Синодом личности Наполеона до и после Тильзитского мира: «Не странно ли, господа, что до мира Синод называл Наполеона Антихристом? После же заключения мира между «Антихристом» и православным Русским Государем, когда оба правителя обнимались и лобызались на Тильзитском плоту, церковники умолкли. Отныне будущий осквернитель наших церквей и разоритель Смоленска и Москвы из Антихриста превратился в союзника».
Мир с Наполеоном дворянским обществом в Петербурге был принят насто-роженно:
«Проигравших мир не помнит!» -
Спорить с этим не берусь:
Как покойницу хоронят
Необузданную Русь!
Словно нищенку списали,
Прокричав – «Посторонись!» -
Нынче старые Версали
Ввысь опарой поднялись!
Там диктуют мир и моду,
Там возносят по местам,
Европейскую погоду
Назначают также там!
Там молитва и икона,
Там Эдем, парижский рай,
Боже! Гнев Наполеона
И мечтой не вызывай!
Здесь от слов случайных тают,
Здесь негаданный уют,
Здесь негласно возвышают
И совместно предают!
Снова у меркантильной челяди и купцов возникли старые вопросы и обиды – где кофе, заморские фрукты и диковинки? Кто возместит наши убытки от прекращения торговых отношений с Англией? Вопросов и недовольств в петербургском обществе было слишком много. Недовольства проникали во дворцы и купеческие лабазы, недовольства выражали мещане и простолюдины:
Мир, так мир! Вези в Столицу,
Где готов вельможный суд –
«А куда сбывать пшеницу?»
Вдруг вопросы зададут?
«Рожь куда? Пеньку и лыко?
И какой убыток ждать?» -
Русь-Россия разнолика:
Все вопросы не задать!
Претерпели! Еле дышим,
Бьём поклон у алтаря:
«На кого убытки спишем –
На крестьян или царя?»
Вот вопросы без ответа,
Вот позора семена -
Может быть, нужней на это
С новой Францией война?
Да куда там! Бог с тобою,
Что безделицу толочь -
Нам бы справиться с судьбою
И обиды превозмочь!
Ну, а там - вези телега
В тесноту грядущих дней -
Нам бы вместо оберега
Дай царя! Но поумней,
Мир, покой и сон дитяти,
И восторг – «Ещё рожай!»
Нам не надо благодати –
Нам бы малый урожай,
Плодородную землицу,
На реке богатый плёс,
Лошадей не единицу
И обильный сенокос!
Вот и всё, моя отрада,
«За царя в огонь бегом!»
Да! Ещё коровье стадо,
Но с хорошим пастухом!
...Ну, и кто задумок автор?
Кто пророчит сквозь века?
Всяк в России реформатор -
От царя до мужика!
И в плену мирских идиллий
Сто идей возносит рать -
Столько мы нагородили,
Что за век не разобрать!
О том, что в составе армии вторжения Наполеона находились представители многих государств Европы, я знал. Подтверждение тому я нашёл и в записках прадеда: «Кроме французов, которых в армии Наполеона было около половины, другую половину составляли итальянцы, голландцы, испанцы, португальцы, швейцарцы, австрийцы, пруссаки, поляки и другие народности».
О поляках прадед сказал особо: «С началом войны с Россией Наполеон обещал восстановить самостоятельность Польши. После перехода Немана армией Наполеона, польский сейм провозгласил восстановление Великой Польши. Польским корпусом командовал генерал Юзеф Понятовский. Польская спесивая шляхта всегда мечтала построить Великую Польшу от моря и до моря чужими руками».
Из записей я узнал, что прадед участвовал во всех баталиях, начиная с Аустерлица. Впервые получил штыковое ранение в правую руку только при Бородино. Записи отсутствовали до октября 1812 года и были возобновлены при отступлении Наполеона из Москвы и жесточайших боёв за Малоярославец: «Войска наши преследовали неприятеля, забирая на биваках множество повозок с награбленным добром. Церкви, побывавшие в руках неприятеля, были осквернены и ограблены. Престолы были порушены, в алтарях спали солдаты, а на помосте храмов стояли лошади. Иконы были употреблены для постройки укрытий и шалашей. Малый Ярославец, занятый боевым русским генералом Милорадовичем, предстал перед глазами французским позорищем. Улицы были усеяны обезображенными трупами, сотни раненых и погибших были раздавлены их же пушками. Все церкви ограблены и порушены. На одной из церквей надпись указывала, что это конюшня генерала Гильена».
Представляла интерес запись от ноября 1812 года, дающая понять состояние наполеоновской армии, бегущей из Москвы: «Мы заняли горящее и дымящееся от пожаров местечко Борисово. Увиденное нами представляло ужасную картину. Несчастные французы ползали по тлеющим развалинам. Те, которые были поздоровее, пытались забраться в избы, заползали под лавки и в камины. Войдя в одну из изб, мы попросили хозяйку протопить печь. Она сказала нам, что не может этого сделать, так как в печи сидят французы. После нашего окрика, из печи, чёрные как арапы, выползли три француза. Все они немедленно стали предлагать свои услуги – один просился в повара, другой – в лекаря, третий – в учителя. Мы дали им по куску хлеба с ветчиной, и они радостные поползли под печь. Вот она, великая армия, покорившая Европу и бегущая из России».
Примеров благородства русских воинов после Бородино было предостаточно. Вот и прадед привёл такой пример: «После Полоцка на пути к Березине, куда мы гнали «великое воинство» Наполеона, наш генерал решил дать нам небольшую передышку, чтобы мы смогли обогреться, отдохнуть и приготовить горячую пищу. Щи с мясом и каша в больших котлах аппетитно дымилась. Мы уже приготовились начать свой немудрёный обед, как заметили, что толпа пленных французов, голодных и обмороженных, безо всякой надежды наблюдала за нашими приготовлениями. Мы тоже были голодны. Но вдруг один из младших офицеров предложил уступить наше горячее блюдо пленным французам. Несчастные французы бросились к приготовленной пище, не скрывая своего удивления. Мы обошлись хлебом и холодным мясом, благо никаких проблем с обеспечением продовольствием в этот день не было».
Прадед был свидетелем заботы Кутузова о своём воинстве. Однажды, обгоняя в своём немудрёном экипаже полки, Кутузов узнал, что уже второй день в полк не поступает хлеб, вино и говядина. Кутузов, с грозным видом, обратившись к своей свите, приказал разобраться с негодным обеспечением, наказать провиантских чиновников, а главного виновника повесить.
Интересен пример в записках оценки офицерами личности Кутузова: «Однажды Кутузов остановился на ночёвку в одной из квартир, окна которой выходили на трактир. Один из генералов из свиты Светлейшего предложил Кутузову удалить офицеров из трактира, дабы они своим разгульным поведением не мешали бы его отдыху. На такое предложение Кутузов приказал оставить офицеров в покое. Мол, офицеры, освободившие Отечество, заслуживают уважение. Кутузов не любил, чтобы главная квартира была похожа на монастырь».
Запись, которую сделал прадед о состоянии бегущей армии Наполеона перед форсированием Березины, отличалась особым трагизмом: «Дорога, по которой мы следовали, была забита грудами людей, лошадей, повозок и лафетов. Множество раненых французов валялись в снегу, ожидая неминуемой смерти. Зрелище было ужасным. Вот во что превратилась «непобедимая армия» Наполеона на необозримых просторах Православной России. Бог с нами и за нас!»
Прадед не оставил записей о причинах не позволивших пленить Наполеона у Березины. Но появилось позже множество кабинетных умников, которые нагло упрекали Великого Полководца Михаила Кутузова в этой промашке. Можно паркетным шаркунам ответить так:
С нами божеская милость,
С нами берег и волна -
Помогать в сей час решилась
И река Березина!
Всё за нас! И время года,
И гнилые берега,
Даже русская природа
Ополчилась на врага,
Всё за нас! И то, и это,
И погибель без суда,
И горячая планета,
Что вернула холода!
Согласился без протеста
Прадед мой, кавалергард:
Видно, тут гнилое место,
Для врага посмертный ад!
Но кричат, зевая сонно:
«Где же воля и приказ?
Почему Наполеона
Не пленили в этот раз?»
В спросе всякий третий - воин,
Там, где баба и ухват –
И Чичагов, мол, виновен,
И Кутузов виноват!
Мол, не те у нас стратеги,
И не те у нас бега –
Прикипели к барской неге
И забыли про врага!
Спор неистовый доныне –
Осуди, опереди:
Разбиваются святыни
И свергаются вожди!
Спор высочеств и сиятельств,
Спор салопов и сермяг –
Все факиры обстоятельств
Будуаров и бумаг,
Все зубастые пираньи,
Всем – «Сказать – не угадать!»
Только вот, на поле брани,
Эту нечисть не видать!
Но идут, идут по следу
С торжеством горячих жал –
И Кутузов, знай, победу
Ни одну не одержал!
Ни одну! Ни в коем разе,
Всё, что было, не по мне -
Эти спереди, мы сзади,
Так и шли к Березине!
...Русь! Не надо оправданий –
Нам ли прошлое не знать?
Ведь кутузовских рыданий
Им в веках не разгадать!
Им же дай стратегов корчить,
Им же дай возвысить род -
Дай Россию опорочить
И обиженный народ!
Но откуда вы явились?
И откуда власть суда?
Почему ж о Русь разбились
Все армады, господа?
Что? Природа и погода?
Что? Крутые берега?
Может, именем народа
Побеждали мы врага?
Подскажите вывод главный
И решите – «С кем же Бог?»
Может, воин православный
Сам Отечество сберёг?
Тишина! И нет ответа,
Я сказать одно берусь:
Не проси у них совета –
Ты себя спасала, Русь,
Ты несла Кресты и Стяги,
Ты молилась – «Боже Свят!»
Знай, бесовские бродяги
Русь вовеки не простят!
Честь свою по праву ведай,
Не кричи, что повезло,
Оскорблённые победой
Затаили ложь и зло!
Вот отсюда и спесивость
И по прошлому тоска!
...Мне гораздо ближе сивость,
А надменность – далека!
Извините! Я случайно
Вас вогнал словами в сон –
Вон, в Париж несётся тайно,
Битый вождь – Наполеон!
Бросил всё – гербы и флаги,
Зипуны и армяки –
Силой гербовой бумаги
Собирать решил полки,
Не забыл! Россию помнит
И позор Березины,
Знает, бег не остановит,
Русь-Россия без войны!
Известно, что после позорного бегства Наполеона из Москвы, когда от т.н. «великой армии» почти в 500 тысяч человек остались в живых около 30 тысяч человек, взгляды на дальнейшее продолжение войны Михаила Кутузова и Александра Первого диаметрально расходились. Для Кутузова война закончилась после выдворения Наполеона за пределы России. Для Александра Первого война только начиналась – червь тщеславия силён и безумен.
Читаю записи прадеда: «Среди офицеров ходили слухи о разногласиях между Кутузовым и Государем. Кутузов знал, что Русская Армия понесла значительные потери при преследовании Наполеона. Для армии нужна передышка. Кроме того, Кутузов утверждал, что новая война в Европе выгодна прежде всего Англии. Зачем проливать русскую кровь во имя интересов европейцев?»
27 апреля 1813 года Победитель непобедимого Наполеона Михаил Кутузов умирал в Бунцлау. К умирающему Кутузову прибыл Александр Первый, дабы проститься с ним. Со слов одного чиновника, присутствовавшего при последнем разговоре Государя с Кутузовым, стал известен ответ Кутузова на слова Александра Первого: «Прости меня, Михаил Илларионович!» Фельдмаршал Михаил Кутузов тихо ответил Александру: «Я прощаю, Государь, но Россия Вам этого никогда не простит!» Александр Кутузову ничего не ответил. Михаил Илларионович Кутузов скончался 28 апреля 1813 года в возрасте 67 лет. В своих последних словах Кутузов фактически обвинил Александра Первого в провале его внешней политики. Александр Первый стал сначала пособником Наполеона, а после победы Русской Армии под руководством Кутузова тщеславным и самонадеянным покорителем Франции. Европа, как окажется позже, самонадеянность Александра Первого не простила. Она ответила нам Крымской войной.
С большим вниманием и гордостью я рассматривал заслуженную награду моего прадеда – Кульмский Крест. Сражение в районе селения Кульм состоялось 29-30 августа 1813 года в Чехии. Сражение было тяжёлым и кровопролитным. Но Русская Армия и гвардейские полки проявили себя блестяще. Французский корпус был полностью разгромлен. Именно Кульмское сражение стало переломным в войне с Наполеоном. Русские офицеры и солдаты с гордостью носили Кульмский Крест, который был учреждён за эту баталию. Ведь среди русских солдат и офицеров в этом сражение каждый второй был убит или ранен. Был ли ранен мой прадед в этом сражении? Доказательств ранения в записках я не сумел найти.
В боях на пути к Парижу мой прадед потерял своего друга - юного корнета. Вот запись прадеда: «Все любили этого неунывающего и храброго офицера. Прощание с ним было трогательным и недолгим. Я обнял покойного, которого в бурке опустили в могилу у кладбищенской ограды. Выстрелами из пистолетов отдали прощальный салют. За этот бой многие из нас были награждены. Полку были пожалованы серебряные трубы с Георгиевскими Крестами».
В марте 1814 года Париж капитулировал. Французские войска согласно «Договору о капитуляции Парижа» покидали город. Русская Армия вошла в городские кварталы Парижа:
Пыль походную сметая,
Отмывая обшлага,
Русь Святая, не Святая,
Вышла в логово врага!
Принимай, Париж, не сетуй,
Прокричи в сердцах – «Прости!»
И любовью, не монетой,
Если можешь, заплати!
Заплати за боль солдату,
За безумные года,
И запомни эту дату,
Неслучайно, навсегда!
Повинись, и в том отрада,
Расскажи – кто виноват,
Победителям не надо
Ни восторгов, ни палат,
Ни огней, ни барабанов,
Ни призывов – «Вознесусь!»
Мы из сонмища Иванов,
Мы же лапотная Русь,
Мы же варвары, и только,
Мы – Земель Великих Связь,
И Знамение Востока
Донесли, не торопясь!
Мы дошли! И стали ближе,
Нам ли вымыслом играть?
Богоматерью Парижа
Осените нашу рать!
Мы Победу заслужили,
Прошагав по целине,
И головушки сложили
В пожирающем огне!
Подарите нам восторги,
Приспустив надменный стяг -
Мы же, Господи, не боги,
Мы - из лыка и сермяг,
Из своей и вашей боли,
От Молитвы и Креста -
Мы в Париже поневоле,
Ноповерьте - неспроста!
И заметим - не для вида,
Нам ли бить в колокола?
До Парижа нас обида
Возвышала и вела!
Мы прошли дорогой ада,
Сознавая наперёд,
Что за нами – Крест и Правда,
Честь России и Народ,
И судьба, что мы спасали,
Совесть русская и стыд,
С вами – подлые Версали,
Спесь и с Корсики бандит,
С вами рать, что нами бита,
С вами грешная война,
А обида - позабыта,
Но, увы, не прощена!
В записках прадеда в период пребывания его в Париже я прочитал: «Жило ли в наших сердцах чувство мести за поруганные врагами наших храмов, церквей, за разграбление могил древнего Московского Кремля? Безусловно, да! Именно европейский сброд, из которого состояла армия нового завоевателя,считал русских варварами. Именно европейский сброд глумился над нашими святынями. Именно европейский сброд считал нас недочеловеками, с которыми дозволено поступать как с животными. Именно европейцы считали, что мы поступим с Парижем так, как поступали новые завоеватели с Белокаменной Москвой. Не случилось! Мы же великодушные и добрые! Мы же готовы зацеловать и задушить в своих объятиях недавних врагов. Да, мы такие! И так всегда! Но помнят ли побеждённые нами враги и спасённые нами европейские народы русское великодушие? Не помнят! Европа, оскорблённая нашей победой, обязательно нанесёт по России коварный удар!»
Удивительны по своему пророчеству оказались записи моего прадеда. Крымская война 1853-1856 годов стала тому подтверждением. Против России выступили Франция, Англия, Турция и Сардинское королевство.
В июне 1941 года я снова вспомнил записи прадеда времён пребывания Русской Армии в Париже. Новый завоеватель в лице Гитлера вторгся в пределы Отечества, дабы поступить с нами так, как поступали все завоеватели.
Продолжаю читать записи: «Ещё из Итальянского похода Наполеона, когда он ограбил музеи и запасники Италии, грабёж в его армии был нормой. При нашествии на Россию, мы стали свидетелями тому, что самыми отъявленными грабителями из всего состава наполеоновской армии были немцы. Итальянцы грабили гораздо меньше. Наиболее порядочной была гвардия Наполеона. Дисциплина в армии Наполеона держалась на солдатском самосуде, который был негласно разрешён. После боя солдаты расстреливали каждого из тех, кто уклонялся от боя или проявил трусость».
Население Парижа встретило Русскую Армию настороженно. Многие из обывателей прятались в домах или покидали Париж. Все ожидали погромы и грабежи. Они своей меркой мерили нравственные основы Русского Воинства. Вот какую запись я нашёл у прадеда: «Первыми осмелели мальчишки. Они увидели, как русские солдаты берут детей на руки, угощают их, пытаются с ними поговорить, благо, что многие офицеры знали французский язык. После того, как Русский Государь Александр Первый организовал молебен на месте казни их Короля Людовика Шестнадцатого в 1793 году, население стало понимать, что грабежей и поругания их святынь русские не допустят. В ответ на наше великодушие, тут же появились элементы хамства со стороны французов. При нашей стоянке в районе Версаля, из разнузданной толпы стали раздаваться крики в адрес полка: «Каннибалы!» Зачинщиком странного митинга был шустрый француз с длинными волосами, который «дирижировал» толпой. Один из наших кавалергардов, двухметрового роста и необычайной силы, подскакал к толпе на прекрасном коне, схватил зачинщика за шиворот, посадил его на круп коня и сделал вид, что он его сейчас сожрёт. Толпа затихла. Кавалергард опустил зачинщика на землю, слез с коня и дал хорошего пинка провокатору. Толпа рассмеялась и быстро рассеялась».
Этот пример - свидетельство тому, что великодушие и русская доброта быстро забываются. Для нас, русских, всегда приготовлена европейская краплёная карта, которую в нужный момент достанут из европейского рукава:
Бесполезно гадать
Разномыслием мнений –
Не уходят в песок
Ни слеза, ни вода!
...За игральным столом
Торжество вожделений,
За зелёным сукном
Господа, господа!
Тут молитвы не в счёт,
Подозрений без счёта,
Тут не всякий игру,
Что случилась, поймёт,
У державных господ
Есть такая работа,
Лишь бы карты сдавал
Роковой банкомёт!
Принимай, принимай
И на судьбы не сетуй,
Повторяй про себя –
«Отвечать не берусь!»
Тут готовы тотчас
Расплатиться монетой,
А не хватит монет –
То расплатится Русь!
...Где теперь банкомёт
И восторги, что спеты?
Где теперь господа,
Что забыли вину?
Так случилось, что в срок
Истончились монеты -
Вместо злата лежит
Матерь-Русь на кону!
Матерь-Русь на кону –
Не ларец для карата,
Матерь-Русь на кону –
Слишком вызов велик!
...Ну, сдавай, банкомёт,
Вот - краплёная карта,
Вот - игра, так игра
За Святой Материк!
Последняя запись прадеда парижского периода касалась оценки нашей победы европейцами: «Вы считаете, что Наполеона погубили русские морозы? Наполеона не погубил, а победил Его Величество Русский Народ и Русская Армия под руководством Фельдмаршала Михаила Кутузова».
В Петербурге шла срочная подготовка для встречи Победоносной Русской Армии. В районе Нарвской Заставы срочно сооружались Триумфальные Ворота. Совершив переход морем, 30 июля 1814 года гвардейские полки с Победными Знамёнами торжественно вступили в Петербург. Париж и воспоминания о нём остались в памяти Русского Воинства:
Вот и всё – победа с нами,
А была так далека -
С Елисейскими Полями
Познакомились слегка!
Но на них, увы, не сеют,
Лишь растёт цветами мак,
А французы, глянь, умеют
Есть лягушек натощак!
Нет, Поля никто не хает,
С торжеством сермяжных рыл,
Но не зря – «Париж воняет!» -
Пётр Великий говорил!
Грязь и подлые трущобы,
Повторюсь – «Ни взять, ни дать!»
Но случаются особы,
Нашим фрейлинам подстать!
Хороши приёмы, встречи,
Залы бальные в огне,
Из закусочки, что легче,
Вот лягушки - не по мне!
Не менять же нам породу –
Лучше щука или сом,
Но лягушек, словно моду,
К Петербургу привезём!
Да и здесь на всё готовы,
Помолившись – «Боже Свят!»
После водочки, ну что вы,
Шли лягушки нарасхват!
Жаль, на вкус – сплошная вата,
Но зато бокал не мал –
«Это ж устрицы, ребята!» -
Кто-то мудрый подсказал!
Удивись - нехватка знаний:
«До утра за книгу сядь!»
Но зато воспоминаний
Вам сказать – не рассказать!
Повидали! Помним, помним
День горячий и ночлег,
И на Родине восполним
В разговорах бранный бег!
Ненароком, не от скуки,
А от голода в груди –
Пусть об этом знают внуки
И любимые, поди.
Чтоб гордились вечно нами,
Говоря – «Великий дед!» -
И печаль за именами,
И история побед,
И молитва без приказа,
И кровавое панно –
Как же много значит фраза:
«Был в боях Бородино!»
Отрубил, и всё тут ясно,
Не враньё, не миражи –
Жизнь в России тем прекрасна,
Что воюешь не по лжи!
И Париж вам – не прогулка,
Ближе к сонмищу былин –
Нам эпоха вторит гулко:
«Здесь повержен Властелин!»
Здесь вконец умолкли пушки,
Здесь закончен бранный счёт,
А лягушки, не лягушки?
Кто под водку разберёт?
Записи прадеда за период после возвращения Русской Армии из Парижа и до Сенатского бунта, особого интереса для меня не представляли. Петербург торжествовал. Многие осознавали экономические потери, но на фоне мира эти потери как-то забывались. Государь, утомлённый от победы и торжеств, казался усталым. Осознавал ли он причины вторжения Наполеона в Россию? Пожалуй, да. Мне кажется, что до самой странной и неожиданной кончины в 1825 году, его не покидал грех отцеубийства.
Последняя запись прадеда перед его отставкой для меня представляла интерес: «Сенатский бунт спровоцировала венценосная семья в лице Великого Князя Константина Павловича, супруги убиенного Государя Павла Первого и вельможной челяди. Смерть Александра Первого стала только поводом для бунта. На Сенатскую площадь под лозунгом – Свобода, Равенство, Братство - вышли заговорщики, которые недавно с оружием в руках спасали Отечество, не жалея живота своего. Это они и их отцы совсем недавно были недовольны Континентальной блокадой Англии, а сейчас они недовольны крепостным правом и Русским Самодержавием. Им подавай Конституцию и республику, как во Франции. Они забыли ту кровь от гильотины, которая лилась в Париже. Тогда сначала одни бунтовщики казнили других, а в итоге вместо зачинщиков пришёл диктатор в лице Наполеона».
Из записей прадеда я узнал, что он участвовал в подавлении Сенатского бунта, выполняя приказы нового Государя Николая Первого. Оценивая зачинщиков бунта, прадед назвал их крепостниками. Ведь каждый из них владел крепостными крестьянами. По Указу Государя Александра Первого «О вольных хлебопашцах»,каждый крепостник по своему усмотрению, своей воле и совести мог дать свободу своим крепостным, наделив их землёй. Ну, и что? Мне позже стало известно, что из всех т.н. «декабристов», только один крепостник попытался дать свободу своим крепостным. Он попытался отпустить крестьян на «все четыре стороны», но без земли. Последние и взмолились – «Батюшка! Зачем нам свобода! Нам и так хорошо!» Это и есть русский дворянский ум! В голове дворян, как в старом сундуке, вместились идеи Великой Французской революции и сермяжная суть крепостника. Они и только они вели Русь к топору.
После Сенатского бунта мой прадед вышел в отставку и навсегда покинул Петровский Петербург:
Жизнь судьбу сжимает туго,
Выдавая смертный грош –
Устаёшь от Петербурга
И от службы устаёшь,
От команд и назиданий,
И от шёпота –«Цени!»
Русь не может без рыданий,
Русь не скажет – «Отдохни!»
Ей приятны залы Света
И словесная вода –
Нет! С Россией паритета
Не достигнуть никогда!
Отберёт сердца и жилы,
И положит на полок!
...Бог мой! Мы же старожилы –
Нам не грех покинуть полк!
Всё! Устали куролесить
С сединою на усах –
Уж не можем точно взвесить
Русь на собственных весах!
Мы во фронт – она нас с тыла,
Мы ей в профиль, нам в анфас –
Ей родней паникадило
И резной иконостас!
Ей уют дороги дальней,
Ей в дожди полоску сжать –
Кто мудрей и православней,
Ей, решая, не решать!
Помоги и ты! Попробуй,
Вознеси гвардейский род –
У России путь особый,
Но едино – не вперёд!
Ей ярмо с железом впору,
Ей в холопстве господа,
Поднимать Россию в гору
Безнадёжно, как всегда!
Надорвёшься! Вне сомнений –
В этом форменный каприз:
Для Росси каждый гений,
Кто её толкает вниз,
Кто даёт закон и моду,
Кто вбивает в судьбы клин,
Кто считает за свободу
Крест, топор и равелин!
Упаси-спаси, Отрада,
Нам чужих не надо благ –
На Руси такая ж правда,
Как свобода в кандалах!
Не добьёт, так приголубит,
Нападёт – забудет щит,
Я люблю – она не любит,
Я кричу – она молчит!
Вот и всё! На этом – квиты,
Быть провидцем не берусь:
Да, издёрганы, забиты,
Но зато спасаем Русь!
...Упрекнул – и стало легче,
Но упрёк – не мой оскал,
Это просто чашу желчи
Ненароком расплескал!
Волен вот! Свершилась плавка,
Сделан выбор не на глаз –
Высочайшая отставка:
Две награды и Указ!
Стал мудрей! Остепенился,
Связан славою полка,
И воды сполна напился
Из чужого родника!
Говорит – устал до дрожи
От войны и не войны,
И теперь навек дороже
Мне родные зипуны!
На земле предел и плаха,
И крестьянский разносол –
Преподобие монаха
Мы не прячем под камзол!
Не святой, однако, светит,
Чаще в души, не в окно,
И за всё, всегда ответит,
Что Отечеством дано!
Свет-покой к его услугам,
Хлеб и каша с молоком!
...Распрощался с Петербургом
И с отчаянным полком!
Вышел пир не на бумаге –
Нам сердца и души рвать,
Мы же вечные варяги,
Нам ли всласть не пировать?
С тем дружил, а с этим – бился,
Но для всех – одна война,
И герой мой прослезился –
Слабина, брат, слабина!
Что ж, пора! Не до эмоций,
Нет начала и конца –
Посошок! Десяток порций,
Вместо прежнего свинца!
Всё! Пошёл! Гони лошадок,
Дай надежду обрести!
...Уезжал, на Честь не падок,
Но в почёте и в чести!
Вернувшись в своё наследное имение, мой прадед, как было сказано выше,дал свободу своим крепостным, наделив всех землёй. Это был настоящий поступок дворянина и моего славного предка! Много воды утекло, многое предано забвению, а сельская церковь, построенная прадедом, стоит до сих пор.
Что я вынес для себя после прочтения записей прадеда? Первое: надо оставлять следы для потомков, чтобы они могли гордиться наследием предков. Второе: мы нередко ищем героические поступки и примеры в истории, забывая, а, порой, и не зная, что наши отцы, деды, прадеды и далее по ранжиру, и есть настоящие творцы героической истории Отечества. История, если правильно осмысливать давние события, состоит из поступков и примеров наших предков. Достойные и героически поступки и примеры никогда не забываются. Главное, чтобы мы по мере возможности не предавали их забвению:
Что позабылось – потерялось,
Что не потеряно – цени,
Не надоедливая старость
Нередко мудрости сродни!
Ножаль, суетность правит миром
Без настоящих поставцов –
Мы разбежались по квартирам,
Забыв наследие отцов!
Навек от прошлого устали
И нас не лечит череда –
Мы Русь, как брёвна, раскатали,
Под выбор бреда и суда!
И понеслись! Пути, дороги,
Билет, котомка да вокзал,
И не напомнят даже боги,
Что предок вам не рассказал!
Судьбы людей состоят из исторических деталей, которые забываются и теряются под напором времени. История народов будет написана, переписана и повторно написана. Но история конкретного человека мертва без исторических деталей. Оставляйте потомкам следы, детали, поступки, господа! И последнее: воспитывайте детей так, чтобы они были пытливыми людьми и гордились семейным прошлым, созидая достойное настоящее.