Тёмной ночью лишь всполохи выстрелов
Парабеллума, злобно стрекочущих,
Режут глаз, всех израненных выкриков
Не слыхать средь угроз всё порочащих.
Люди прячут пожитки последние,
Веря в доброй судьбы милосердие,
Сохраняя черты их наследные,
Не предвидя убийцы усердие.
Всех сажают в вагон переполненный,
Их везут в неизвестность жестокую,
В лагерь, смерти безбожной исполненный,
Им уже роют яму глубокую.
Зубы рвут из металла отлитые,
Режут волосы. Вещи их личные...
Пропадают не даром убитые,
Люди - лишь материалы фабричные…
.
.
.
Что про мёртвых сегодня не сказано?
Про страдания их невозможные?
Со смертями их многое связано,
Это истины всё непреложные.
Про вагоны услышать хотите ли,
И про тюрьмы, про печи бездонные?
Что нацисты - режима строители
Были сволочи все беспардонные?
Что сочилась жестокость из каждого,
Что убийцы, насильники, выродки?
Я боюсь, не увидите важного,
Разбирая со мной вы их выходки.
Я могу расписать каждой строчечкой,
Понося их поступки ужасные,
Отмечая их все жирной точечкой,
Описав все года те ненастные,
Но боюсь, я упасть в яму грязную,
Из которой не выберусь кажется,
Разбирая всю погань я разную,
Не пойму, как она чёрным мажется.
И легко в эти строки обычные
Вы со мной с жёстким сердцем отправитесь,
Разбирая дела эти личные
От жестокости вы не оправитесь.
Мы стоим с вами рядом с невиданной
По масштабам кровавой трагедии,
В назидание нам миром выданной,
А ломаем мы с вами комедии.
Не понять нам и тем, кто здесь роются,
Что уходит ведь мысль то главная,
Что от взора так тихо укроется,
А она ведь единственно славная.
Не поднять нам убитых нацистами
Из могил, в них копаясь лопатами,
Ведь описано всё публицистами,
Горы книг светят острыми скатами.
Я хочу, чтобы все эти множества
Помогли нам понять: повторение
Превратит всех людей лишь в ничтожества,
И нас всех будет ждать лишь забвение.