Мир во власти снегов и бреда,
и колеблется в пьяном ветре,
от среды до среды – увечья
разрастаются божьим смехом.
Грудь небес трёт собою землю,
в ней кровит только первозданность,
камни тенью ложатся в метре
от уставшего хлипкого шага.
И смеркается траурно вечер
сытым вороном, жёлтой вдовою.
Здесь не я, здесь восьмая предтеча
умирает постылой сестрою…