«Кресты» пусты. Тоски остатки
Уносит невский ветерок.
Забрали «гости» все манатки,
Их увезли мотать свой срок.
Блатные купола на теле,
Кинжалы, бабы и кресты…
Они смогли бы, если бы сумели,
Нас посадить: ты был свободен, ты!
Шемякинские сфинксы, хватит злиться
И пялиться на нас и белый свет.
Да, перевернута страница
Романа, где финала как-то нет.
Что будет здесь? Музей Насилья,
Что вертухай хлебнул, что просто зэк,
А ненависть, чахотка всех косила,
Зверел во тьме тут божий человек.
И бровь сломав, кривясь в усмешке,
Емелька в пыточную шел,
Палач щипцы калил без спешки,
Рубаху рвал – персидский шелк.
Здесь Пушкин, проезжая к другу -
В Приютино (там были мы),
Крестился с мыслями по кругу:
«Чур, от сумы и от тюрьмы».
Здесь Чернышевский правду-матку
Строчил, пока не замели,
Здесь Керенский призвал к порядку,
А Блок увидел «пузыри земли».
Ильич в «Крестах» готовил смуту,
А Лев Бронштейн так дружен был
С жандармом, что в одну минуту
Фамилью Троцкий одолжил.
Здесь все пропитано веками,
Тоской, надеждой… новый круг…
Решетки, двери, даже камень –
Коснись, как током, дернет вдруг.
Что делать? Монастырь? И кельи!
Акустика… Ла Скала! Глубина…
Здесь раньше коммунары хором пели…
Монашки тут сойдут с ума.
А, может, вернисаж, полотна…
У нас вся живопись – тюрьма!
Нонконфрмистов – всех, поротно,
К «Кресты»! Мазня их - склад дерьма!
А лучше никого не слушать,
Оставить все пустым, как есть,
И будут убиенных души
Искать убийц, готовить месть.
«Кресты» пусты! Какая жалость!
Легенда мрачная ушла…
Хотя и там не обнажалась
Душа.
Душа и там лгала.