Я плохо запоминаю имена, фамилии, не говоря уже об отчествах, но имя и отчество нового знакомого запомнил как-то сразу и надолго. А познакомились мы с ним в лесу, когда и где я собирал грибы, а он вышел на меня тоже с лукошком и огромной гладкошерстной собакой неведомой породы. Я по жизни собак не боюсь, но в глухом лесу и такой величины, что стало как-то не по себе. Впрочем, и хозяин, и собака были настроены вполне радушно по причине ли природной благодати, или просто от старости – не суть дело. Обнюхивание, чесание за ушком и рукопожатие предварили процесс знакомства.
– Анатолий Иванович, – представился я.
– Юрий Михайлович, а это мой самый лучший и преданный друг, Барс. Барс, познакомься.
Барс на полном серьёзе сел, поднял правую лапу и протянул её мне – процесс знакомства завершился к общему удовлетворению высоких сторон.
– Как улов, Юрий Михайлович? – поинтересовался я.
– Практически ничего, кроме чернушек, – пожаловался собеседник.
Я то знал, что этот участок леса по другую сторону железнодорожного полотна только чернушками и богат. Собственно говоря, я потому и пришёл сюда, захотелось засолить «чёрного груздя» – уж очень он под водочку хорош своим хрустящим вкусом. О грибных особенностях этого участка леса знали многие, из чего я заключил, что мой новый знакомый появился здесь или случайно, или недавно. Так и оказалось. К нашим двум садовым товариществам («Дружба» и «Эколог 92») недавно добавилось новое – «Ветеран», для ветеранов-москвичей. Оно граничило с нашим товариществом и было ближе к железной дороге. Возвращаясь с грибной охоты, мы за разговором дошли до дома Юрия Михайловича, возле которого и распрощались душевно.
Я потом частенько видел своего нового знакомого. Всякий раз, направляясь к железнодорожной платформе, я проходил мимо его дома, всякий раз удивляясь и восхищаясь его аккуратностью и работоспособностью. В этом он был чем-то схож со своим тёзкой – Юрием Михайловичем Лужковым, история взаимоотношений которого с Путиным и удаление из страны были на виду и на слуху. Может потому и запомнился мне его тёзка.
Такая мимолётная дружба поддерживалась уже с десяток лет, и мы практически не знали ничего друг о друге. Юрий Михайлович не афишировал своё прошлое, да и у меня не было надобности что-то говорить о своей бурной жизни. Но однажды эта таинственная завеса была приоткрыта, и случилось это при грустных обстоятельствах – умер любимец Юрия Михайловича его преданный пёс, Барс. Юрий Михайлович был расстроен донельзя. Я успокаивал его, вспоминал своего давно ушедшего любимца, колли Анри. Вспомнил, как он спас от смерти нашу дочку и как я его брал в геологическую экспедицию на Хибины, какие были треволнения и какой мы там оставили след (1). Юрий Михайлович заинтересовался моим геологическим прошлым и спросил, а где я ещё успел побывать. Я честно признался, что работал во многих местах.
– А на Дальнем Востоке, в Приморье?
– Там не работал, только бывал – на Байкале, в Иркутске, в Петропавловске-Камчатском, во Владивостоке. Зато поработал немного на Сахалине и несколько месяцев на Курилах.
– Всю жизнь мечтал на Курилах побывать, но так и не довелось, заканчивал службу полковником в разведотделе Тихоокеанского флота.
Видя такую заинтересованность собеседника моими геологическими похождениями, я при следующей встрече подарил ему свою книжку рассказов о геологических буднях: «Несколько историй из жизни коллектора». А уже при следующей встрече он тепло о ней отозвался и добавил, что сам по прочтении стал подумывать – а не описать ли и ему свои военные приключения.
– В разведке чего только не случалось и со мной и с товарищами. Не обо всём, правда, можно сейчас рассказывать, но и из того, о чём можно, получится несколько книг.
И это был уже не первый случай, когда знакомые, почитав мои жизненные рассказы, начинали и сами описывать жизнь прожитую. Пусть и не для печати, а для потомков, но и это славно, ведь это память предков и из неё растёт на самом деле древо нации. Пусть попробует, подумал я, а, если не получится, то помогу, или сам напишу по его рассказам и с его согласия. Жаль упускать такую благодатную тему, не так часто и не так много знаем мы правдивых историй о Дальнем Востоке и Приморье да еще из уст военного очевидца.
Была уже глубокая осень, Юрий Михайлович выглядел утомлённым, без обычной для него задорной искорки.
– Устали за лето? Что-то выглядите неважно.
– Есть немножко, и устал и болезнь не отпускает. Сердце вот честно служило всю жизнь, а сейчас не тянет. Одну операцию мне уже сделали, но этого, по всей видимости, недостаточно, и зимой надо ложиться под нож снова. Зато потом с новыми силами и старыми воспоминаниями постараюсь написать не одну книгу.
На том и расстались до весны. Этой весной я неоднократно проходил мимо дома Юрия Михайловича, но калитка всегда была на запоре, теплицы закрыты, и всегда чистые, без соринки, грядки поросли травой – участок зарос и желтел одуванчиками. Что-то затянулись зимние каникулы у хозяина.
Началось лето. Юрий Михайлович так и не появлялся, но кто-то покосил на участке траву и грядки уже ничем не отличались от газона. Парники по-прежнему были закрыты, и в них буквально буйствовала зелень сорняков, и калитка была на замке. Кто-то всё же приезжал ненадолго, и во мне начала было таять тревога за исход операции. Вот поднаберётся сил и опять приедет, и поселится на природе, и восстановит здоровье на свежем воздухе.
Но приехал не Юрий Михайлович, а, как я понял, его дочь. Я увидел её на крылечке дома, поздоровался и с тревогой спросил, как дела у Юрия Михайловича? Слова мои будто прорвали плотину сдерживаемых чувств. До этого внешне спокойная женщина заплакала, не сдерживаясь, и поведала, всхлипывая:
– Плохо, очень плохо! Боюсь, что не вытащим, – и опять ударилась в слёзы.
– Будем надеяться. Станет лучше, пусть сразу сюда. Здесь, на природе, по любому лучше восстанавливаться, чем в столице.
Я уже опаздывал на электричку, а потому не мог больше задерживаться, пожелал Юрию Михайловичу здоровья, попрощался и убежал – времени уже не оставалось, а электрички в наших местах весьма редки.
Пролетел первый летний месяц, начался второй, а участок так и оставался неухоженным. Я грешным делом уже решил, что наши пожелания здоровья так пожеланиями и остались, и очень огорчился. Не так часто судьба преподносит нам действительно интересных людей, с которыми можно поделиться сокровенным и у которых можно почерпнуть жизненной мудрости. Такие маячки должны светить по жизни, на них следует равняться и за ними следовать.
Прошёл ещё месяц неопределённого ожидания, и как-то в очередной раз, проходя мимо участка Юрия Михайловича, я увидел опять его дочку и с тревогой поинтересовался, как здоровье Юрия Михайловича?
– Гораздо лучше, он даже приезжал сюда на неделе и скоро опять будет.
– Передавайте ему привет и новую книжку, я её принесу Вам через полчасика.
Мы обменялись телефонами, и Ирина Ивановна (стало быть, не дочка, а про степень родства я постеснялся спросить) уже совсем не огорчённая, как в прошлый раз, а довольная от общения и будущего презента принялась окапывать яблони.
Прошла ещё неделя. Я возвращался из Шаховской, накупившись на привокзальном рынке всякой снеди. Нагрузился славно и пока дотопал от платформы через лес до дачи Юрия Михайловича, то изрядно устал. До дома оставалось совсем немного, и Лариса наверняка ждала, как всегда, с горячим обедом, но … но тут через частокол изгороди я увидел Юрия Михайловича. Грех было не поздороваться с человеком, которого так долго ждал и на истории которого так надеялся.
Юрий Михайлович тоже был рад встрече и, как я не отнекивался, практически затащил меня на участок. Покупки мои остались у крылечка, а мы прошествовали вглубь участка к столику под навесом и расположились там – я на отдых, а он на длительное общение. Ему так хотелось отвести душу и рассказать новому собеседнику про все свои болячки и творческие изыскания, что мне и слова не удавалось вставить в его восторженный монолог.
Досталось ему крепко, действительно был при смерти. Несколько операций на сердце и молодому человеку затруднительно перенести, а Юрию Михайловичу было уже за восемьдесят. Я несколько раз безуспешно пытался направить «беседу» на творчество, но ему надо было выговориться. Узнал я из монолога, что после отставки полковник преподавал в высшей школе и среди его учеников есть несколько генералов и героев России. Мне же всё хотелось выяснить, а не пробовал ли он писать? Оказалось, что не пробовал, но несколько месяцев провёл в архивах. Провел не без пользы, но сделал только малую часть намеченного плана. А наметил он составить свою родословную, протянувшуюся по его словам аж с Польши 17-го века до наших дней.
– Первые лет сто, начиная со смутных времен и семибоярщины, я вроде как отследил. Однако, поскольку смуты и войны уничтожили многие архивы, а допуск к оставшимся архивам требует и средств и времени, то осталось ещё много работы. Вот те, кто имеет свободный допуск, сейчас в фаворе. Они могут и генеалогическое древо нарисовать со всеми веточками, но финансово это будет такая неподъёмная услуга, что уж лучше самому по мере сил. Мне бы ещё годика два-три протянуть, уж очень хочется оставить детям и внукам память об их предках, чтобы гордились и достойны были, и знали, что вросли они корнями в землю и в историю российскую, и любили Родину, и защищали своё многострадальное Отечество.
Ну, и что тут сказать? На фоне этой благородной идеи как-то потускнели мои потуги подвигнуть Юрия Михайловича на стезю авторских воспоминаний. Но так не хотелось упускать эту благодатную тему, что я решил ещё раз рискнуть со своим вопросом о мемуарах.
– А о своей работе в разведке собираетесь писать, уж очень благодатная тема, может иметь большой интерес у читателей?
Юрий Михайлович помялся, но всё же ответил.
– Да какой из меня писатель. Стишки вот сочинял, но в основном поздравительные, а проза серьёзная требует и мастерства и времени.
– Я могу Вам помочь написать.
– Знаете, Анатолий Иванович, я и сам поразмышлял над мемуарами и посоветовался кое с кем. В общем, не принято в разведке делиться информацией даже по прошествии значительного времени.
Я, конечно, чего-то подобного ожидал и не очень расстроился. Но уж больно случай был заманчивый, а вдруг?!
Но эта неудача была лишь малой долей того, что обрушилось на мою голову чуть позже. Наше общение с Юрием Михайловичем затянулось незаметно почти на час, и когда мне наконец-то удалось покинуть гостеприимного и словоохотливого хозяина и выйти на дорожку к дому, то неподалёку от участка Юрия Михайловича я увидел Ларису и понял, что основные неприятности только начинаются.
Лариса домоседка и покидать наш дачный участок, особенно в одиночку, очень не любит. И как надо было разволновать бедную женщину, чтобы она, бросив все дела, пошла искать своего без вести пропавшего супруга? Действительно, более часа назад отшумел состав из Шаховской и остыл уже приготовленный горячий обед, и ни ответа, ни привета на многочисленные телефонные запросы – впору поднимать на ноги милицию и обзванивать больницы. Оставалась, правда, ещё одна надежда, что заболтался с кем-то по пути, но не до такой же степени, чтобы напрочь позабыть о любимой женщине? Стало быть, произошло что-то в лесу по дороге от платформы до дома. И моя бояка темноты и одиноких лесных прогулок, наплевав на все свои страхи, отправилась на поиски пропавшего мужа.
В общем, эта поездка в Шаховскую обернулась для меня потерей даже надежды на написание интереснейших материалов о разведке и суровой выволочкой от любимой (а по её словам и моим действиям совсем нелюбимой) супруги и её двухдневным сердитым молчанием. Но неудачи приходят и … уходят, а остаются, вопреки всем превратностям судьбы, надежды, а, пока есть надежды, есть и жизнь. Так что поживём, и, как знать, может тёзка передумает и поделится своими воспоминаниями, а я уже поделюсь с вами.
P.S.
Не так давно у нас появились новые соседи по даче – муж, жена и взрослая дочка. Андрей, подполковник в отставке, десантник и участник двух чеченских кампаний. То, что он рассказал о боях в Грозном, даёт мне надежду поделиться этими воспоминаниями с вами. И это будут не придуманные истории, а реальная жизнь с её подчас жестокой действительностью.
1) Смотри рассказ «Анри и Хибины»: http://www.stihi.ru/2017/02/14/5016