Кукольных дней агония, тени в смешных пальто,
Сами себе посторонние, каждый себе никто.
Над пустотою уличной сизая мгла небес,
И над закрытой булочной месяц, как мелкий бес.
Жизни, что в угол ставила, ты уже всё сказал, –
Мы соблюдаем правила, честно пусты глаза.
__________________
Там, где я, и не я, и другой, и другой не я,
Мир идёт на вы, ухмыляясь из темноты,
И мычит с расстоянья вытянутого ружья,
Обдаёт перегаром ярости: с-с-слушай, ты!..
Мы и сами не хуже умеем мычать в ответ
И слепить пустыми глазами не хуже фар,
Нас ничем не проймёт даже этот не этот свет,
Где телятами всех нас имел explorer Мakar.
Мы стоим на краю, и не мы, и другие мы,
И другие не мы, мы не немы – слышишь: мычим!
Нелюбимые дети мамы-предвечной-тьмы,
Мы мычим из недр своей европейской ночи…
__________________
Каждый суть другой и никто он сам,
какое-то прошлое разбросано по чужим уже адресам,
в зеркало утром вглядываясь, рука в рукаве пальто,
чьё-то лицо незнакомое, некто себе никто,
вписанный в обещания, данные никому,
смутный субъект обитания в постороннем дому,
в потусторонней относительно самого себя пустоте,
я легион вариаций к отсутствию тем.
__________________
Давай повернём направо, где вьётся тропинка уже,
нас вряд ли венчают славой, сто лет спустя обнаружив,
что мы по земле ходили, о чём-то себе мечтали,
а нынче лежим в могиле, разъятые на детали,
лежим, на судьбу не ропщем и смысл бытия не ищем,
над нами звенят в рощах пернатых Твоих тыщи,
а мы не твои, Боже, мы каждый себе лишний,
мы каждый насквозь прожит, и кто нас таких слышит,
в расчёте с судьбой лукавой, мы сами себе мнимы,
давай повернём направо, по жизни пройдя мимо.