Би-жутерия свободы 272

      
  Нью-Йорк сентябрь 2006 – апрель 2014
  (Марко-бесие плутовского абсурда 1900 стр.)

 Часть 272
 
– Доильный аппарат налоговой инспекции тянет из меня миллионы. Она готова разорвать меня на части и искромсать. Полиция грозится сегодня же надеть на меня обогреваемые наручники. Мой постоянный пациент (между прочим, не чужой мне человек), судья Дормидонт Круасанни, опоздал из-за меня на свидание к своей подруге Ваноне, битый час втолковывая, чем всё это мне грозит. В итоге он попросил выписать перестраховочный чек на 28,731 не на его имя. Как видите, я попал в западню и нахожусь в безвыходном финансовом положении, извините за профессианальную фривольность – в глубокой ж... Чувствую я себя отвратительно – хуже располневшего слепого отростка толстой кишки, названного по прихоти гульбы какого-то латинянина аппендиксом. На днях в почтовый ящик какой-то... (с двумя неизвестными) подсунул памфлетишко.

Имей свой жалкий миллион –
К деньгам тебя я не ревную.
Ты лопаешь филе миньон,
А я свиную отбивную.

Купаешься в шампанском ты
И у страховок подать просишь.
Чтобы оплачивать цветы,
Которые в мой гроб забросишь.

Не доктор ты – функционер,
Продукт стригущего лишая.
Я же – больной пенсионер,
И в этом разница большая.

– Какая несправедливость по отношения к моему другу! Подъезжая к вашему имению, у меня сложилось превратное впечатление, что вы отказываетесь спонсировать ежеквартальную репетицию моих похорон (на последних я вас что-то не видела). Тем самым вы лишили меня дополнительных средств на новогодний вал оглашённых гостей привычной процедурой, сопровождаемой траурным шествием через Южный Брюквин, – с неподдельной горечью констатировала Долорес Пропукис-Балалайкис (в девичестве Размежевайтесь). Источник ваших неприятностей – патологическая жадность. Слишком любите ездить на перекладных из чужого в собственный карман, не соблюдая меру. Вот оно и отрыгнулось.
– Вы меня поражаете, Долорес. Не в вашей зрелой форме теряться и заблуждаться в скороспелых выводах, – оправдался Тыберий, вворачивая комплимент её фигуре, напоминавшей перевёрнутую рюмку, к которой он когда-то часто прикладывался. – Я всегда был на вашей стороне, особенно когда вы работали в прачечной и я получил от вас «испанский воротничок» первой свежести. И потом вы забываете, скольким клиентам Тыберий Гуревичукус настоятельно рекомендовал регулярно посещать ваше заведение как профилактическое, с главной целью – избежать проблем с простатой. А когда меня обуревали бурёнки скотских желаний, я чувствовал себя с вами гаучо – аргентинским погонщиком скота в Фанабериях Патогонии. И за это вам погромное проктологическое спасибо.
– Сначала выйдите из воды, хотя бы мокрым. Непоправимых ситуаций не бывает. Странно получается, в жизни вы проктолог, в бассейне проныра, но не замечаете, как теряете в весе. Даже вода меняется в цвете, вызывая у меня осенний багрянец на щеках – примирительно пробубнила Долорес.
– Лучше обратите внимание на свою фигуру, – по-простецки подковырнул её Гуревичукус, –  за пару недель, что я вас не видел, вы набрали не меньше восьми фунтов.
– Глядя на ваши поручни, выполненные в позолоченных стерлингах, о вас такого же не скажешь. Подводите итоги, но не людей. Не знаю, заботитесь ли вы о своём обслуживающем персонале, но себя вы явно не забываете, – подколола его Балалайкис.
– Простой люд вызывает у меня неизбежное разочарование, но не отвращение, хотя и напоминает катящиеся под поверхностью воды селёдочные шары, которых терзают стаи свирепых акул.
– Ах, не надо в погожий день упоминать об Уолл-стрите и NASDAK(е) с его «наждачными» бумагами – этих непотопляемых с пробоинами кораблях, идущих авантюрным валютным курсом. Ведомая коридорами власти, я заметила  выполненный в голубых тонах портрет джентльмена с лицом свежепечёного картофеля – его грудь сутенёра украшали георгины в форме георгиевских крестов.
– Это мой прадед-выкрест Стенли Липскеров. Он процветал при царе-батюшке. Если бы он жил в наше время, не сомневаюсь, старик добился бы многого. Судя по тому как у него ноздри бутонами вздулись, а волосы на мочках ушей и в носу встали дыбом, он бы мог стать передовым хирургом-краеведом, специализирующимся по кромкам ботоксных губ... преимущественно на лице.
– Как интересно! А за что он удостоился столь высоких наград?
– И вы не знаете? Вся Одесса знает, одна вы в неведении. Он единственный, кто предусмотрел, что через 500 лет после монгольского ига Утруссию завоюют мангала китайского производства. Но это всё чепуха по сравнению с грядущим, так что умоляю вас, не пренебрегайте мной, не то я почувствую себя в шахматном купальнике, несчастным офицером не с той турой в отставке.
Тыберий, мечтавший снова жениться по безналичному расчёту, вылез из бассейна, игнорируя упоминание о платиновых поручнях, и затараторил, интенсивно размахивая верхними конечностями так, что шестирукий Шива по сравнению с ним мог сойти за недомерка под баскетбольным кольцом. Широкая улыбка обнажила  дёсны цвета молодой лососины и торчащие из них гвоздики зубов.
– Да-а-а, – протянула мадам, глядя не в его заманчивый рот, а на мельтешащие руки в бриллиантовых кольцах, – вы один производите на свет сенсацию. Вам бы не в зады лазить, а в цирке на руках маршировать, как грузинский маг Нолия, больше бы денег награбастали, тогда и золотые поручни смогли бы себе позволить.
– Странно, а я-то, грешным делом, полагал, что для воспроизведения требуются двое – мужчина и женщина. Хотя это могло быть результатом осеменения in vitro, – вяло сострил в проктологе гинеколог, – ой-ой, сейчас я испытаю оргазм!
– Оставьте свою липучку другой мухе. Тоже мне испытатель невзгод и долготерпения. Советую вам пить в меру. Конечно, у нас много общего, и я согласна с вами, что самозасранцы хотят захватить власть. Но даже если слон и воробей любят купаться в пыли, это не означает, что у них общая связь на генетическом уровне.
– Пить надо не в меру, а в своё удовольствие, дорогая, перед вами я не могу устоять в нетрезвом виде, желаю раскрыться вам по старой дружбе и привязанности. Мечтал о пеструшечном выводке от хохлатки-жены. Но, видимо, не судьба была – безжелточные яйца абортировались. Попытки размножения естественным путём мне опостылели, и потеряв интерес в своём курятнике к законной рябушке, я начал примеряться к женской половине несушек всякой чепухи породы Леггорн, и дошёл до того, что стал просматривать нюренбергские ленты кинематофашистки Лени фон Рифеншталь.
– Достаточно с меня печальных сказок. Что с вами, пресытившийся Тыберий? Во что превратились? Всё об одном и том же – не о деньгах, так о сексе, вконец меня притомили. И так вся душа в кровоподтёках, беркут вы мой, – вздохнула Долорес, вытирая руки  кафельным полотенцем с изображением вафель по всему полю.
– Мой друг, врач по сыромятным кожным заболеваниям Зев Табу-Редко, поучал: «Не мы выбираем себе грибок, а он неотлучно следует за нами, прилипая в банях, на пляжах и в фитнес центрах».
– Что-то вы сегодня впали в минор, или у вас нелады с перистальтикой? Покажитесь коллегам. Вы инфицированы проктологическим величием на презентации незнаек. Ведь когда-то вам одному удавалось водить хоровод за нос, месяцами не выплачивая людям в офисе зарплату в заплатах. А ныне? «Где вы теперь, кто вам целует пяльцы?» Что за мрачную перспективу вы себе уготовили?
– Не паясничайте, Долорес! Говорят: «Против лома нет приёма». Кем вы были там – не выездной лошадью за границей недозволенного?! Былое не только быльём поросло, но и в воду кануло. О нём даже в учебниках «Любопытных Историй» не напишут.
И как бы в подтверждение своих «карамельных» слов доктор безостановочно заходил в непримиримое туда и безнадёжное обратно, размеренным заботливыми родителями шагом.
– Эх, прошли вперевалку золотые времена, Долорес Саплиментовна. Бывало гости знатные зайдут, кто с икрой, кто с молокой, а кто и просто так, комплименты принести. Намечут, покроют, всё в доме сожрут, поцыганят и уйдут. А теперь? Вы одна только и остались. Приятно смотреть на вас, выглядите на 25% годовой прибыли. Интересно, кто теперь в вас делает вложения? – он старался не уронить себя в глазах Долорес, держась за бортик, понимая, что вылавливать его будет некому. Вышколенная прислуга три дня как уехала с проезжим коммивояжером в полевой стан в ночное.
– Вы льстите мне бессовестно, Тыбик. Безграничная жалость охватывает меня по отношению к вам. Словно это вы написали «Глисты на выгоне», а не мой любимый поэт-эрот Амброзий Садюга, вызывающий у некоторых неприкрытое равно д’ушие из-под его кепки-восьмиклинки. Это вам не в прямой кишке копаться. Да и непонятно, какого лешего понадобился вам личный бассейн?
– Коротаю в нём время, не причиняя вреда себе и людям. Плавание в пруду затруднено кувшинками и цирковыми лилийпутами.
– Коротать – выходит укрощать друг другу жизнь?
– Да, когда вызывают на ковёр, предназначенный приглушать укукараченные голоса. Вы отлично знаете, что такое ОГПУ  (Органы Гомериканского Правосудия Уродств), в них ничем левым не пахнет. Тут мелких взяток и подачек не берут, за неадекватные предложения можно и в нюхательный аппарат схлопотать.
– Тоска мне с вами, да и только, мистер Паникёр. Мне не понятен обложенный налоговый язык имиджмейкера. Налейте-ка лучше «Моторной водки» для поднятия оборотов. Не мешало бы узнать, какие последние новости заполонили мир. Что взорвали? Кто разбился в автокатастрофе? Кто зашёлся в поэтической строфе? Придвиньте телевизор ближе к бассейну, и пойдёмте со мной купаться. Ваша надводная часть уже обсохла. И потом, маленькая оргия излечит от фобий. В следующий раз, когда пригласите меня к себе, Тыберий, не скупитесь, добавьте хлорки в бассейн.
– Боюсь, вам разъест буравчики глаз, и тушь на ресницах поплывёт. Где купальник, мадам? Глупышка, я забочусь о женщинах с травмированной психикой как никто, а вас, как я догадываюсь, жизнь давно прихватила за яичники, моя королева, – натужено улыбнулся Гуревичукус, снова погружаясь в бассейн.
– Королеве фрейлины ни к чему. Я пришла к этому выводу, глядя на некоторых девочек в песочницах, теряющих свои формочки благодаря Макдональдсам. Превращаясь в моралиста, вы изрядно пугаете меня. Так покажите, чем сегодня побалует меня доктор, – рассмеялась Долорес вновь испечённой обтекаемой фразе.
Проктолог не среагировал на предложение, понимая, что битую не перебивают – она не пушистая перина, и плоско перевернулся на спину по-камбалиному. Долорес презрительно пожала гренадёрскими плечами и, скинув халат, плюхнулась в изумруд воды. Дородное тело выплеснуло часть жидкости из водоёма, подтверждая закон Архимеда и опровергая теорию «Преступление в показании».
– Пожалуй, вы правы, поступок не плох, – с готовностью отозвался Тыберий, – помните, как я подарил вам гладиолус и лайковые перчатки из Сибирской Лайки на нудистском пляже посреди собрания животов и спин, окаймлённых дюнами грудей и ягодиц? Прекрасное время сулило нам утехи и перспективы...
– Прогорклых надежд, – уточнила Долорес. – Вязаные перчатки порвались. Цветы, израненные градом увяли. – Она грациозно провела рукой по ватерлинии бёдер, и призывная грудь обнадёживающе заколыхалась увесистыми бакенами на поверхности воды.
Доктор Гуревичикус нырнул снисходительным взглядом к её бугорку Венеры от бортика до стакана с вином, настроился на медицинский канал «Вести с болей» и погрузился в хлорированную воду. На экране появились лица базарных торговцев, провожающих в последний путь влюбленных – Зураба и Глафиру.
– Жаль, мы не можем присоединиться к ним. Такая вот мундштуковина, – понурившись заметила Долорес, вставляя окурок в длинный дамский сигаретодержатель-холдер и поправляя израильские клипсы «Солнечное затмение на минуточку в мозгу».
– В этой поганой жизни нет ничего невозможного, – отозвался Тыберий, инициатор развешивания тарифных сеток на теннисных тортах, – по сравнению с трагедией в Индонезии, вызванной цунами, это буря в стакане, дешёвая душевная микроволновка.
– И всё равно я им завидую, они теперь навсегда вдвоём.
– Как вы заметили раньше, мадам, у меня с моими основополагающими принципами непосильных задач не бывает. Облака на небе разбежались и ваши сеточки у глаз разгладились, – съязвил он.
Проктолог протянул руку к бортику, но промахнулся, на секунду потеряв равновесие. Тыберий ощутил в руке скользкий провод и, не задумываясь, подтянулся к краю. Телевизор свалился набок в бассейн, захлебнувшись передачей о набедокуривших наркобаронах. Ток плазменным угрём молниеносно пронзил воду, казалось бы с удвоенной энергией. Лица купающихся, сдобренные ужасом, заметно померкли, затем почернели, рты исказились в застывшем крике. Несколько секунд после встряски отброшенные к бортику тела ещё барахтались и бултыхались. Вскоре и они затихли, погружаясь всё глубже и глубже в толщу сомкнувшейся над ними воды. Редкие пузырьки сгустков отработанного воздуха всплывали на гладкую поверхность бассейна (тринадцать секунд Тыберий ещё дышал ртом и вода практически не булькала в закупоренных гайморитом носовых проходах). Потом и пузырьки пропали.
      Долорес Пропукис-Балалайкис (в девичестве Размежевайтесь) и доктора Тыберия Гуревичукуса каутеризировало.
Проктология и непритязательное публичное дело понесли непопровимый урон. Но это не значило, что парочка отправилась по пешеходной дорожке на небо, радостно прохаживаясь туда-сюда с неизменной верой в себя. Над успокоившейся поверхностью воды лилась шестигранная мелодия «Тишь, да гладь и Божья благодать».
Её сменила прилетевшая с соседнего участка легкомысленная песенка «Недолго молодость прыщала», принадлежавшая перу Альгериса Понукайтиса избежавшего каталажки латышскому стрелку, не уберегшему от пули вождя пролетариата в 1918 году на матер-шинном заводе Михельсона).
В лице Тыберия с коммерческой жилкой на носу и неуёмной на словах Долорес человечество понесло утраты весом в 96 и 85 килограммов, соответственно. С их уходом накрылась Мельница Лжецов (Мулен Вруш), в чём не были заинтересованы хладнокровные финансовые Уолл-стритские спруты и а cool(ы), часть которых готова были переметнуться в ислам только потому, что мусульмане не подкладывают друг другу свинью.

(см. продолжение "Би-жутерия свободы" #273)