Тяжел и мрачен, как ревущий паровоз,
Одиннадцатый месяц календарный.
И сотням ртам вдруг захотелось папирос,
Да накропать с тоски стишок бездарный.
Промокли насквозь мои ноги в сапогах,
И лист пристал к налипшей комом грязи.
И с каждым шагом возрастал проклятый страх,
Что я состарюсь молча в серой массе.
На шею улица бросалась мне, крича:
"Смотри, я раздеваюсь вся до веток".
А мне бы дать из этой грусти стрекоча,
Без помощи прописанных таблеток.