(Соната для сорванного голоса соло)
Часть I.
Зубов не разожмёшь – уж много лет, как
меж них прихваченный за шкирку крик.
Рассвет не наступает без таблетки,
капризничает – видно, сдал старик.
Сквозь веки мир глаза почти не режет.
Почти не больно… первых полчаса.
В движениях обманчивая свежесть,
обидная, как горечь огурца.
Встал сам, без костыля… И гнил, и ржав - лист
среди стерни, распаханной давно.
И не в новинку бельмам, что журавлик,
спустившись, хрипло каркнул под окном.
Не корень вырван - якорь поднят, пойман
пассат. Покой осмыслен, как простор.
Дождаться б тех, что скажут: "Золотой мой!",
бросая в очистительный костёр…
Часть II
Съел поля и холмы, присолив их порошей.
Тишиной подавившись,
холод, пав, победил - лето сделалось прошлым.
Юность сделалась бывшей.
Паутинные стропы души-монгольфьера.
Вздох последнего порта.
Жизнь - балласт. Мешковины набрякшая серость
исчезает за бортом.
Пропоров ватерлинию облачной каши,
пусть кого-то придавит...
Взгляд небес безмятежен, встречая сбежавших
от законов и правил,
как родных...
Финал.
Сесть, и ноги гудящие с края земли спустить.
И обнимет простор - ослепительно, сладко тих.
В прорубь неба опущена память, до режущей чистоты
Прополоскана, счастье впускает, как с детства родной мотив…
На краю - утешение тех, кто сумел дойти:
Находить и теряться, взрывать, наводить мосты.
Ни костылики формул, ни греющий сердце стих
К ощущению шара не могут помочь прийти.
Обезноженным легче: ложись и, вцепившись в траву, лети,
Затаённо мечтая, что ветром снесёт в пути.
Если ж сам ковыляешь, придётся казну спустить.
И не только… Увы, до себя нелегко расти.
Доберёшься, спохватишься: чем за покой платить -
Пыльным пеплом волос? Две песчинки секунд в горсти…
Хорошо, что забыл, как молиться, не станешь орать: "Впусти!"
…Вытекая из лёгких, простор ослепительно, сладко тих.