Так странно. Думала, что буду скучать сильнее по моей Коломенской. Но жизнь берёт своё. Это как и с людьми: с глаз долой – из сердца вон. Человек живёт настоящим, текучка затягивает, и компас, всегда указывающий на дом, теперь показывает на Университет. Потому что в том строгом бастионе науки на Ленинских горах теперь сосредоточилась вся моя скромная энергетика и весь мой хлам.
Мой прежний дом еще мне снится. Дом, в котором я прожила около двух лет и из которого меня так бесцеремонно выселили. Вот даже сегодня: будто я захожу туда своими ключами, начинаю собирать забытые вещи, стараясь не разбудить вероломных соседей (которые и во сне остаются верны только своему дообеденному сну), будто тороплюсь, боюсь даже зайти в свою комнату и краем глаза замечаю, что там кто-то спит…
Но почему я так спокойна, когда выхожу из метро? Когда подхожу к своей-не своей девятиэтажке? Как будто былое пространство схлопнулось, а всё это – уже что-то другое, не моя реальность. Было ли? – возникает вопрос. Чужое, немое, тусклое вокруг. Даже парк со своими потайными оврагами. Но если немножечко приподнять... этот пыльный полог, делающий вид, что он – это всё, что здесь есть, то можно увидеть, что те слои времени всё ещё здесь, просто они дремлют. И можно даже ощутить то же самое, что когда-то. Можно пройти мимо самой себя, стоящей под деревом и разговаривающей по телефону. Слегка припылённой временем, как в музее. Теперь уже навсегда стоящей здесь. А если я захочу переключиться на другой слой прошлого? Кого я увижу рядом с собой? Кто там стоит со мной рядом?.. Кто там стоит со мной? Кто там стоит? Кто там? Кто? Кто?? Кто??? Кто!!! Не прикоснуться и не заговорить. Только видеть, как наши фигурки крутятся in vitro прошлого. Но оно живо, оно всегда будет здесь! И та квартира… Её не стало, когда я ушла оттуда. Ночью. Глубокой ночью. В сланцах и с вешалкой в руках. Как беженцы из оккупированного города. Сейчас там уже другая квартира, другие пространства, другая реальность.
Спасибо, старый добрый парк, что хранишь эти тайны. Они в надёжных руках.
А ещё никто никогда не узнаёт, почему знаменитый на весь район парень с рулём стал парнем с гитарой. Может быть, в этом и состоял высший замысел? И эпилог – это и есть центральная часть трилогии прошлого лета?
Да и закончился ли этот эпилог? Ведь августовское тепло на пике осени тоже похоже на своего рода эпилог. Эпилог к эпилогу? Словно лето что-то забыло и медлит уходить. Или обернулось в дверях в надежде, что мы побежим за ним и попросим остаться.
«На улице так тепло, как в конце августа!» - объявляю я, заходя к одному из учеников, оставшихся у меня в Затоне. Как ниточки, связывающие с прошлым. Если их не будет, то будет ли у меня повод здесь бывать?
Я люблю своих учеников. Этот появился в начале сентября, когда я сдуру в горячке взвалила на себя и школу, и репетиторство. Школе я сказала «До свидания!», а ученик остался. Готовимся переписывать входной тест по русскому языку в одиннадцатый класс. Парень оказался очень выдержанным. Есть в нём что-то от самурая, и не только волосы, собранные в хвостик. А ещё способным. Когда я сказала, что у него, должно быть, прекрасно развита визуальная память, он стал писать словарные диктанты без единой ошибки.
Мне нравится верить в тех, в кого уже почти все перестали верить. В своё время в меня поверила учительница по математике, теперь я всегда верю, что мои двоечники и троечники смогут получить на экзамене под 100 баллов. В таких интереснее всего верить!!!
Вот и мой очередной «воспитанник» после каждого занятия с застенчиво-гордой улыбкой делится своими успехами по русскому языку в школе.
Но сегодня занятие проходит как-то грустно. Я чувствую, что парня что-то тяготит, особенно когда я даю домашнее задание. И мама его заходит в комнату, напоминая о конце занятия, хотя обычно так не делает.
- Мы пока не знаем, будем дальше заниматься или нет. Нас могут исключить из школы. Завалили переводной тест по литературе в очередной раз.
Я говорю:
— Что ж вы раньше не сказали, что ещё литературу надо пересдавать? Мы бы не только русским, но и литературой занимались!
— Да вот, молчал сын, как обычно.
— Эх… И что теперь? в другую школу?
— Нет, в училище, в колледж…
— А русский не будете переписывать?
— Нет, если литературу завалили, то русский уже нет.
— Будем все-таки надеяться, что всё обойдётся!
— Да, спасибо Вам за всё! До свидания!
Я ухожу, но на душе какой-то осадок. Чувство какой-то моей вины, хотя я понимаю, что я тут ни при чём, мы занимались только русским.
И ещё надежда на то, что уроки не пропадут даром! Что что-то запомнилось из них, отложилось!..
Я иду с чувством тихой грусти и подавленности, которые часто обуревают меня уже почти около года. Мне всегда жалко расставаться с учениками. Как и со всеми, к кому я привязалась и привыкла. За несколько дней работы в школе я привыкла к 8 классу. Почему-то его мне было жалко бросать. И если бы можно было бы оставить один восьмой класс, без ошалелых пяти- и шестиклашек, я бы там продолжила работать!
Когда я вышла от ученика, мне показалось, что на улице стало ещё теплее. И что станция называется не «Коломенская», а «Августовская». Очень хотелось ещё немного прогуляться, но пора было ехать.
«Почему так сложно работать со своими эмоциями? – думала я, читая в метро с телефона какую-то книжку с новомодной психологической теорией о «радикальном прощении». «Почему так легко об этом написать, но так сложно воплотить? Или это только у меня так? Как всё отпустить?» Ну вот я отпускаю, но ничего не меняется. Наверное, плохо отпускаю? Вот мою я тарелку, например, и вижу, что результат прямо пропорционален количеству моих усилий. А с эмоциями что? Это не поддается контролю и измерению… Делал, а насколько хорошо делал – кто скажет? Как измерить силу молитвы и намерения??? Мне физически становится плохо от попытки усилить ту или иную мысль. Какой же я материалист… Верю только в то, что можно измерить…
Пока я про всё это размышляю, зелёная ветка незаметно становится красной. А на Парке культуры нас вдруг сгоняет с насиженных мест противный голос из репродуктора: «Поезд дальше не идёт. Просьба покинуть вагоны». Ничего не предвещало. Ну ладно. Может, что-то случилось? Потому что на противоположной платформе тоже стоит пустой поезд.
Женщина-контролер быстро проносится по вагонам, проверяя, все ли вышли. Люди стоят врассыпную на платформе, ждут, когда отъедет этот состав и подойдёт новый.
А я размышляю о прошлом, о будущем, о лете, о том, как было бы здорово, если бы тёплые дни простояли до конца осени, а зима выдалась мягкой.
Тем временем подъезжает «Красная стрела», подхватывает ссаженных пассажиров. Теперь я еду стоя, места мне не досталось (ну вот она тайная цель всех этих рокировок с поездами! – лишить усталого аспиранта сидячего места. Или ещё какой-нибудь «аццкий» план... Впрочем, наверное, это простая мнительность!)
Я выхожу на станции Университет, и меня встречает пронизывающий порыв ветра! Где август?! Кажется, что вот-вот первая снежинка опустится на воротник моей легкой кожаной курточки. Вот оно как! Заходила на станции «Лето», выхожу на станции «Осень». Со станции «Август» на станцию «Октябрь»! А не с Коломенской до Университета! И тут в моей голове начинает складываться картина: поезд… «Поезд дальше не идёт, пассажиров просим покинуть вагоны!», пустые вагоны, уезжающие вдаль… А на последнем табличка с надписью «Лето»! Я точно видела её. Получается, мы ехали сюда на поезде «Лето», а по пути нас пересадили на осенний поезд – «Красную стрелу»! Просто лето закончилось… Или оно закончилось потому, что нас пересадили? Какова здесь причинно-следственная связь? И куда ушёл поезд лета? В какое депо? Может быть, он ушел только на одну ночь, а завтра вернется?..
А если бы нам так и сказали, правду: "Поезд "Лето" дальше не идет. Просьба покинуть вагон и пересесть в поезд "Осень", много ли людей тогда решило бы никуда не выходить и остаться там?..
Я не знаю. Я знаю только одно: что любовь – это августовское тепло в конце октября, которое никуда не исчезает, даже если его не видно.
И что добрый Воланд приходит и отбирает у жадных арендодателей квартиры, где мы когда-то были счастливы, и отдаёт их нам. В вечное пользование и владение.