ГОРОД
В городе этом — ни ставень, ни крыш, и
окна — бойницы, а улицы — скважины.
Город, в котором бездомные мыши
вместе с людьми похоронены заживо.
Здесь что ни дом — кукурузный початок,
где квартиранты теснятся, как зёрнышки,
судьбы которых полны опечаток —
нервные дети и верные жёнушки.
Битый асфальт и бетонные стены,
пекло и запахи канализации —
сгнившей давно кровеносной системы
древней обочины цивилизации.
Время здесь терпит своё поражение —
в сонном пространстве, уставшем от слежки,
виды лишают вас воображения
и превращают улыбки в усмешки.
Здесь старички ходят с лыжными палками,
скрип продуктовой тележки — знамение.
Бурной эпохе с её перепалками
здесь уготованы тлен и забвение.
Собственно, в городе этом кончается
путь, начинавшийся с первого шага, и
вновь дуэлянты друг с другом прощаются,
вслед помахав деревянными шпагами...
15.10.2018 Лод.
* * *
ЛОНДОН. ВЕЧЕРЕЛО...
Солнце, скатившись со старых кровель
головою несчастного Карла Стюарта,
растворилось в закате — кровавый Кромвель
в бутоньерке белоснежного фрака стюарда,
что явился немедля на окрик: «Эй, мистер!»
и застыл перед нами в полу-согбенной
позе. Вечерело. И оглашался Вестминстер
боем старинных курантов Биг Бена.
Вечерело. Серого неба пемза
покрывала город. В Палате Лордов
обсуждался билль. И вечная Темза
рассекала на две половины Лондон.
Вечерело. Народ толпился вкруг Бэкингэма, *
в коем принц-консорт** на пару с Уэльским
Принцем резались в шашки. И диадема
сверкала в короне Её Величества. В Челси
Темза делает поворот. И гудят под мостами
груженые баржи — хрипло, тягостно и натужно,
а берега глядят друг на друга — словно местами
хотят поменяться. Но берегам не нужно.
Вечерело. И полустёртым оболом
восходила луна и озаряла глаза у кукол
в музее мадам Тюссо, а заодно и Сент-Пола ***
освещая полу-готический купол.
Вечерело. Бесцельно слонялись по Пикадилли
толпы бездельников и ротозеев
с пяти континентов. И крокодильи
тушки застыли в Британском музее.
Вечерело. И зажглись фонари в тенистом
сквере Вестминстерского Аббатства —
где, опираясь на тросточку, бронзовый Уинстон ****
равнодушно взирает на разношерстную паству,
что течет в направленье Большого Глаза. *****
Вечерело. И умолкли одновременно
колокола Аббатства, куранты Биг Бена —
Лондон притих в ожиданье намаза…
_______
* Бэкингемский Дворец — резиденция королевского семейства
** Принц-консорт — титул супруга Её Величества Королевы Великобритании
*** Сент-Пол — Собор Святого Павла
**** Памятник Уинстону Черчиллю в сквере возле Вестминстерского Аббатства
***** "Большой Глаз" ("London Eye") — гигантское колесо обозрения на противоположном берегу Темзы
2018
* * *
ВЕЧНЫЙ ГОРОД
О, сладость остановленных мгновений,
Воспоминаний нежных дуновений!
Но как давно тебя покинул гений,
Город мой!..
Где карагач, жара, шашлык, цветёт урюк,
Где раструбом под клёш пошитых брюк
Очаровать пытался я подруг —
И вечный бой…
Где устремляясь к полю этой битвы,
Посредством безопасной бритвы
Скоблил мальчишеский пушок…
Но первый шок
От вида обнажившейся натуры
Я испытал в ЦПКиО — культуры
И отдыха: там древним ремеслом
Вовсю владела девушка с веслом…
Там с Партией единым был «халык». *
Я вспоминаю головной арык:
На берегу пустынных волн — пивной ларёк,
И каждый в нём — иль гений, иль пророк,
Где в радужной струе из пенных брызг
Сверкали жизни, пропитые вдрызг…
Был город тот воистину ужасен,
Когда на площадях толпа «Жасасын!» **
Орала исступлённо. А с трибун
Божок ей улыбался, как Вертумн...
О, вечный город у подножья гор,
Где серый ворон каркал «Nevermore»,
А каждый выходящий из сельпо
Лицом похож был на Эдгара По
Своей угрюмой и унылой простотой…
Те времена зовут теперь «застой»,
А нам тогда казалось — это жизнь,
Но малость ошибались мы, кажись…
О, город мой печалей и утех,
Где вырванные годы, политех —
Экзамены, зубрёжка, чертежи…
Где мыслились иные рубежи.
Когда же грянул гром, и вышел срок —
Их пересёк…
Прости меня, мой город! Городам
Несвойственны обиды... Аз воздам,
За то, что пестовал меня, порой ласкал,
За то, что в отражениях зеркал,
Оставшихся за красною чертой,
Я до сих пор безумно молодой…
О, вечный город у подножья гор,
Когда тебя увижу?.. Nevermore…
_________
* «Халык» (казах.) — народ. Мне вспоминаются неоновые лозунги, установленные почти на всех высотных зданиях Алма-Аты, на которых аршинными буквами было написано: «Халык пен партия бiртутас» («Народ и партия едины»)
** «Жасасын!» (казах.) — «Да здравствует!»
2017
* * *
У СТЕН ИЕРУСАЛИМА
Как перелётных птиц недремлющий инстинкт
зовёт тесниться на Галапагосских —
далёких островах, — так отголоски
молитв забытых, пращуров погосты
из глубины веков взывали... Но в пути
был слишком долго одинокий странник...
...Оливковые рощи, вкруг — песчаник
и отложения осадочных пород,
и жар ста тысяч адских сковород,
и это небо — нас под ним венчали, —
и миллионы глаз, исполненных печали,
и для печали избранный народ...
О, Эрец Исраэль, я вечный пленник,
и вечный твой должник — в забытых снах
ты мне являлась... Перелётных птах
я повторил судьбу — и преклоню колени
пред памятью ушедших поколений
и белизной сверкающих могил...
О, как моя любовь невыносима!
Я вновь стою у стен Иерусалима —
и снова эта тишь, и эта осень...
Когда же Высший Суд ответа спросит —
пройдя лихой судьбы чересполосье,
скажу лишь в оправданье: "Я любил..."
2017
* * *
МАЗУРКА
Уходят из Варшавы поезда...
Александр Галич
Пепел Клааса стучит в мое сердце
Тиль Уленшпигель
А время всё сотрёт рукой шершавой —
и к Рождеству украшенный костёл,
и клочья дыма над пустой Варшавой,
и голоса взошедших на костёр,
и бодрый ритм мазурки, что звенела
и заглушала раннюю капель
словами "Jeszcze Polska nie zginela",
предсмертный плач детей — "Шма, Исраэль!"
"Внемли, Израиль! Наш Господь единый —
и возлюби Его всем сердцем и душой..."
Но верное извечной парадигме,
нас время растирает в порошок...
А смерть уже свои крыла простёрла
над черепицами кривых варшавских крыш,
над звонницами старого костёла,
в которых поселилась злая тишь...
О Польша, ты пребудешь в нас всегда!
"Nie zgine Polska — kiedy my zijemy"
Уходят из Варшавы поезда —
а в небе одинокая звезда
напрасно ищет путь свой к Вифлиему...
________
"Jeszcze Polska nie zginela" (польск.) — "Еще Польша не погибла" — слова из национального гимна Польши, иногда называемого "мазуркой Домбровского"
"Шма, Исраэль!" (иврит) — "Слушай, Израиль!" — главная еврейская молитва.
"Nie zgine Polska — kiedy my zijemy" (польск.) — "Польша не погибнет, пока мы живы"
2017
* * *
ЛУГАНО
Я в Лугано...* Тротуары здесь моют шампунем.
Рядом сверкает озеро, горы со всех сторон —
облака придают им сходство с седеющим лунем,
завершая собою пейзажный оксюморон...
В местных водах обитают — форель и окунь,
поедая друг друга — ибо здесь запрещен улов.
Мошкара летит на свет незашторенных окон,
заполняя собою пространство пустых углов.
Здесь турист, выходя ввечеру из отеля,
неизменно окажется наедине с темнотой —
убеждаясь в том, что единственный путь отселя
лишь обратно — туда, откуда ты вышел — т.е. в пустой
вестибюль отеля... Надравшись у стойки бара,
ты по-прежнему чувствуешь, что унизительно трезв,
наблюдая с тоской за — поодаль сидящей парой,
понимая, как одинок здесь — с женщиной, или без...
Городок безупречно красив, но лишен апломба,
цветники и фонтаны, в парках — созвездия роз,
аромат источающих всуе — словно нейтронная бомба
всех унесла куда-то. И пустота порождает невроз,
невзирая на пение птиц, услаждающих слух, и,
без различия времени года и времени суток —
населенье Лугано представлено в виде старухи,
коркой хлеба бессменно кормящей прожорливых уток.
Воздух свеж и прозрачен, не пахнет бензином и гарью,
и за каждым углом — восхитительная панорама...
Тем странней здесь столкнуться с растрепанною Агарью,
что покинула в спешке, с младенцем, шатер Авраама.
Тем нелепей, гуляя по тихим бульварам Лугано,
средь фонтанов и роз, и побегов цветущего хмеля,
на себе ощутить холодок — от улыбки поганой
неизменно навстречу шагающего Ишмаэля...
________
* Лугано — курортный городок в итальянской Швейцарии
2017
* * *
МОСТЫ
И.Н.
Милый друг (дорогая, любимая) имярек,
я любил бывать в городах, где теченье рек
заменяет течение времени. Где дворцы
и мосты долговечней, чем их творцы…
Где бульвары ведут иль в бордель, иль в храм,
но ни там, ни там не унять боль душевных ран...
Где, свободой шальною упившись в хлам,
смотришь в мутные воды, свесившись пополам
через перила чугунного (каменного) моста:
мысль о полете, порой, чрезвычайно проста…
Мысль о полете, порою, весьма сродни
мысли о смерти, желанной — когда мы одни…
Милый друг (дорогая, любимая) имярек,
я прожил без тебя свой недолгий век,
перешел сотню рек через сто мостов,
но никто не окликнул меня: «Постой!»
…Вновь стою на мосту — подо мной вода…
Мне послышался голос твой: «Эй, сюда!»…
«Я иду! Я иду!» — неуклюже шагнув с торца,
я лечу к тебе, дорогая, противу воли Творца…
Paris, 1995
* * *
ПЕТЕРБУРГ
Ах, Петербург! Колосс среди болот,
рыгающий от качки корабельной,
возглавившей октябрьский комплот...
Глядишь в Европу сквозь пустые бельма
фанерой заколоченных окон, —
где даже артефакты от Растрелли
и царственной наложницы балкон —
здесь все напоминает о расстреле...
Классический навязчивый декор —
ты Плотника Всея Руси наивный вызов
панславянизму, каменный укор,
возникший лишь по прихоти, капризу...
Колонны, арки, шпили, купола —
как ряженые средь российской дичи,
и панихидою звонят колокола
по прошлому имперскому величью…
И строй атлантов и кариатид,
мостов размах, дворцов великолепье
мой разум не смутят. Зане их вид
давно напоминает мне о склепе...
Ты бутафорией стоишь у невских вод:
река и время завершат незримо
распад и разрушение — вестгот
уже толпится у подножья Рима...
1988
* * *
НЬЮБЕРИ
Такси исчезло, свернув за угол.
Птиц не пугает вороньих пугал
вид — они ухитрились даже снести
яйцо в соломенной шляпе Страшилы.
Все заведенья закрыты после шести,
пустеет город, и без того унылый...
Темень — хоть выколи глаз — в округе,
одинокий прохожий, как Фредди Крюгер:
свет случайно горящего фонаря
освещает лицо понурого звонаря,
что последним покинул предел собора.
"Страх и трепет" (цитата из Кьеркегора) —
вызывает обилие мрачной готики.
Одиночество — это наркотик... И
не с кем выпить, и даже не с кем
обмолвиться словом, затеять шашни —
некто идущий от ратушной башни
наверняка окажется полицейским...
Зябко. Я продрог и устал смертельно.
Возвращаюсь в отель, разрезая тенью
чешую брусчатки, сверкающей под луной —
в эту ночь только ей по пути со мной...
Ньюбери, 1999
* * *
НА ОКСФОРД-СТРИТ
Британский лев сбежал, поджавши хвост,
На Оксфорд-стрит не встретишь англосакса –
Как будто Бог измазал город ваксой,
Оповещая новый Холокост.
Не переплыть никак – ни вплавь, ни вброд
Людские реки, что текут по Пикадилли…
Марихуаной вьет дымок в паникадиле,
Чтоб освятить колониальный сброд.
Не избежать убийственного тренда –
Куда ни плюнь – бурнусы да хиджабы,
Их обладательницы, мерзкие как жабы,
С достоинством фланируют по Стрэнду…
И, проиграв сражение без схватки,
Падёт непобедимая армада –
Не от меча священного джихада –
Грядет Армаггеддон арабской матки...
London, 2015
* * *
КОРДОВА
Мне лето вспомнилось – две тысячи второго…*
Над всей Испанией безоблачное небо**,
У ног моих лежит прекрасная Кордова –
О, вечных странствий сладкое плацебо!
Казалось мне, что прошлое забыто…
О Боже, как тогда я ошибался!...
В тот день по залам сумрачной Мескиты ***
Бродил бесцельно… И людская масса
Вся растворилась в дебрях колоннады,
Поток туристов направлялся к алтарю…
Я тихо прошептал: «Благодарю...
О, Господи, мне ничего не надо –
Прошу я лишь покоя и свободы…»
А под мостом ревел Гвадалквивир, ****
Неся свои пенящиеся воды...
…И я не знал тогда – всего через полгода
Звонок раздастся в тишине... И рухнет мир.
_________
* Воспоминание относится к 22 июня 2002 года
** «Над всей Испанией безоблачное небо» — позывной, послуживший сигналом к началу гражданской войны в Испании. В данном контексте – начало трагических событий в жизни автора
*** Мескита – Кордовская соборная мечеть
**** Гвадалквивир – река, на берегу которой расположена Кордова
2001
* * *
ПРОГУЛКИ ПО ФЛОРЕНЦИИ
Искусства ген Италии,
Как прежде, чист и свят.
Давида гениталии
На солнышке блестят
На площади Уффици.
Повсюду запах пиццы.
Я снова во Флоренции!
Виват!
Флоренция, Флоренция,
Мой город золотой!
Воздушная проекция,
Совпавшая с мечтой…
Резные окна, портики,
Античные карнизы.
Здесь ничего не портится,
В отличие от Пизы,
В которой вечно падают –
Иль башни, или нравы,
В отличие от Падуи,
Где Орден Алкатравы.
Иду по узким улицам,
Вдыхая запах древности,
Мой глаз блаженно жмурится,
А сам дрожу от ревности
К дворцов великолепию,
Соборов благолепию
И блеску куполов…
Под звон колоколов
Марии дела Фьоре
Течет людское море,
Стекаясь ближе к ночи
На площадь Санта-Кроче.
Взойдя на Понте-Веккио,
Забыл, в каком же веке я,–
Здесь замерли столетия.
Вздыхаю о Джульетте я...
Ночь в звездных многоточиях.
Здесь бродят одиночки, и,
Обнявшись, млеют парочки,
Запрятавшись под арочки…
Гуляю с итальяночкой.
На смуглых щечках ямочки
Мою вскружили голову –
И ночь мы делим поровну
С Лаурой и Петраркою.
Целуемся под аркою,
Луна нам корчит рожицы,
И наше счастье множится…
Но отпуск мой кончается,
И мир вокруг качается...
Прощай, моя Флоренция!
Здесь оставляю сердце я –
Ведь дважды в воды Арно я
Едва ль войду, коварная!
Мне долго будут сниться
Дев италийских лица,
А без небес Тосканы
Обещана тоска мне
Разбитого корыта…
Прощай же, dolce vita!
2014
* * *
ВЕНЕЦИЯ
Венеция пестра и разнолика,
И щурится мой глаз от солнечного блика,
Осколки неба плавают в воде.
А что вода? Она везде, везде…
Здесь все растет в воде –
Дома, палаццо, церкви,
И с криками «Gardez!»
Несутся канонерки,
И по-лебяжьи гордые гондолы
Плывут. А в них одни монголы…
О, счастья светлый миг!
Не верится, что дожил,
И что щекой приник
К палаццо древних Дожей,
И что бреду в толпе
По площади Сан-Марко,
И радуюсь судьбе,
Хоть нестерпимо жарко...
Венеция – венец
Моих земных мечтаний!
Отрада для сердец,
Уставших от страданий,
Прибежище для тех,
В ком гаснет жизни пламя,
Кто принял за успех
Свою игру словами,
Кто жизнь свою на кон
Поставил – и продулся…
Какой прекрасный сон!
Как жалко, что проснулся…
И все вокруг так серо и безлико,
И я дрожу от собственного крика,
И сердце замирает: быть беде!
А что беда? Она везде, везде…
2014
* * *
ТЕБЕ СНОВА СНИТСЯ ПАРИЖ...
На бульваре Клиши
в этот час ни души:
обиталище душ —
в Мулен Руж
или в Фоли Берже:
там девушки в неглиже
отплясывают канкан.
Я наполняю стакан,
ты поднимаешь вуаль.
Над площадью Этуаль
восходит звезда.
Ты говоришь мне: "Да!"
Улыбаясь во сне, говоришь —
тебе снова снится Париж.
***
Спи, мой ангел, засыпай:
а не то придет бабай...
Спи, мой милый шалопай —
ждет тебя бульвар Распай.
Пусть блестят в твоей слезе
фонари Шанзелизе
и огни Рю Риволи...
Je vous aime, ma chere - bonne nuit!
* * *
UN PETIT PARISIEN
Осип осип.
Архип охрип.
Се — архетип,
артефакт.
Гоголь. "Шинель".
Полишинель.
Запах "Шанель".
Инфаркт.
Светоч угас
словно фугас.
Вновь Фортинбрас
грозит.
Взмахом ресниц,
падая ниц,
дамы из "Ритц"
визит.
Снова напасть
хочет напасть -
пагубна страсть
Ла Скал:
там парвеню
на авеню
дам в виде ню
ласкал.
Взялся за гуж -
сдохни, но сдюжь
и в Мулен Руж
спеши,
где Боливар,
как делавар,
шел на бульвар
Клиши.
Рядом Монмартр,
маленький театр,
где Жан-Поль Сартр
блистал.
Ты, словно стриж,
в небе паришь...
Снизу Париж
листал
календари.
Спален дари
ласк Бовари
мадам.
Вид изнутри —
словно Гран-При,
как де-Пари
Нотр-Дам.
* * *
МЮНХЕН
Я вошел в эту реку дважды –
И вышел сухим.
Умирающим от жажды,
Слепым и глухим –
К чужому горю,
К плывущим по морю,
К бредущим в пустыне –
С тех пор и поныне...
Я увяз в зыбучих песках,
Заблудился в чужих веках,
Задыхаясь от сигаретного дыма
Праздных орд, проплывающих мимо.
Я устал от бессмысленных толп
И закатов, пылающих словно огненный столп.
Я устал наблюдать торжество бесполезнейших жизней,
Подавлять естество, горевать об отчизне...
Я не то чтобы дважды вошел в эту реку –
А, скорее, отважно прыгнул в воду с разбегу.
Но зеркалом вдруг обернулась река,
Я взглянул в отраженье свое – и увидел лицо старика...
А вокруг плывут облака...
2014
* * *
1989 ГОД. ВОСПОМИНАНИЯ.
Алма-Ата 1989
Снится
Южная столица...
Карагач. Шашлык. Жара.
Ночью — пенье комара,
Лай собак и вой котов.
Пыль и тлен. И отчий кров.
Блеклы лозунги и лица.
Всех пугает сальмонелла.
Дремлет южная столица,
Глядя в телек ошалело,
Запасая соль и мыло,
Чебурек жуя уныло.
На задворках мирозданья
Зреет нац. самосознанье…
А я, стройный, моложавый,
У дверей стою ОВИРа —
Двери те – ворота Мира...
...А вокруг трещит Держава.
На фото: вокзал, с которого автор навсегда покинул Родину.
***
Ленинград 1989.
Юдофобии рассадник
Ленинград, где медный всадник:
под копытами змея —
и змея та — вы и я...
Был на улице Растрелли
мой еврейский дух расстрелян:
гражданин с брегов Невы
мне поведал: "Здесь не вы,
нет, не вы — здесь я хозяин!
С Малороссии окраин
налетела жидовня...
Что касается меня,
выслал б всех в теченье суток...
Я? шучу? — мне не до шуток!
Кто ж собраться не успел —
к высшей мере, под расстрел!..."
Блещет златом Исаакий,
Здесь бывал народец всякий.
Сын славян, набычась гордо,
Вновь толкает речь народу:
"Надо Родину любить!
Надо всех жидов убить —
и тогда наступит рай!"
Also Russland — Juden Rain...
И неведомо вояке —
иудеем был Исаакий:
встретив, сбросили б с моста,
и распяли б вновь Христа...
У Казанского Собора
"памятников" место сбора.
У носителей культуры
поднялись температуры...
Тонкий шпиль Адмиралтейства,
как указка для еврейства —
место вам на небесах.
Жизнь снова на весах.
_______
И бредут по Петербургу
сплошняком стада Панурга...
Где же люди? Где народ? -
все уехали в Ашдод...
***
Москва 1989 ("Память")
А в России опять
Над великой страной
Смута.
Время движется вспять,
Вновь запахло войной
Лютой.
Снова черные сотни,
Как вороньё,
Кружат.
И несет в подворотни
Шпану и ворьё
Ужас.
Липкий страх заковал,
Как палач в кандалы,
Душу.
Все в начале начал?
Снова дыбы, колы?
Душно...
* * *