Была в ней чудь нездешняя, как половодье вешнее

Дмитрий Глазов
Была в ней чудь нездешняя, как половодье вешнее несёт по речке крест…


В глубинке бабы-кобылицы, тяжеловозы… С мая босые…

Не надо на меня сердится,
Но не люблю я женщин-пони,
К которым высший свет так склонен!..
В глубинке бабы-кобылицы,
Тяжеловозы… С мая босые…
По снегу, по грязи, по росам…
Дождь, ветер задубил им лица,
Разлапил стопы труд в землице,
Ладонь костистая под комель
Сильна поднять его на колья,
И закатить венец к венцу,
А лошадей запрячь чтоб в цуг?..
Особой стати мужиков
Для роботных родить оков
Бог чрево дал !.. 
Не от потехи!..
Не в ласках, а в трудах потели…
…Кровать ломалась под такой
Издревле, коль тащил в покои
Лощёный барин!.. Ей же ей!..
Отняв от мужа, а того
Сначала повязав в загон,
Потом  Владимиркою слякотною,
В Сибирь, с урядником, по тракту…
Не понимала, сколько дней
Не в зиму, не в отлынь от пашни,
А просто так боярин пашет,
Не засевая её поле,
Как муж пахал, так хоть бы больно!..
Вся зеленела от тоски
От ласк сопливых, не мужских!..
Нет!..  Эта праздная юдоль
Ей не пригожа!.. В дальний дол,
Её тянуло к топору,
К дороге, к  кедрачу, к бору!..
Накапливала ярь  душа!..
Однажды, бёдрами прижав,
Сломала барину загривок!..
Монгольских угнала кобылок!
До тракта,  где натужно злы 
В Сибирь звенели кандалы,
А там верхами…с кержаками…
За Волгу, за Урал, по Каме,
До Нерчи, выкупить у стражи…
Знай наших!..
 



Сермяжны крови

Саранка из тайги… что каллы…
Зимовие наше на Байкале...
Мечтая умереть без канители
Уже ненужного лечения, потели,
Смотря на старенькую клеть,
Привыкли где припас иметь
На зиму в неродящий год…
И вновь выказывать почтение
С припиской мелкой для прочтения
К портрету дедушки-купца
Какой-то гильдии, не помню!..
Он не любил - нет-нет! -  отца,
С его совсем сермяжной кровью…
И с новой властью на ножах,
Дед  уходил в кержачьи  горы…
Отец стоял в шинели, гордый…
Но год за годом был голодный!..
И дед с оказией слал мёд…
…Я и отцом, и дедом горд…
Они… и я… уже народ…
И в ипостаси просторечия,
Плодились, как и все, беспечно,
Под утро забывая, как…
Но утром совести игла
Нам зашивала рот… Мычали…
Смотря с надеждой и отчаяньем…
- Но-но!.  Иди!.. Уже зачали!.. -
И ставила чугун с картошкой,
И в пруд с бельём.. Чего тут проще!..
А я с кувалдой на железку…
Так в жизни находили место!..
Зудели фронтовые раны,
Большая снилась нам саранка…




Муж рано умер, бросив пить…

Была в ней чудь нездешняя,
Как половодье вешнее
Несёт по речке крест…
Работная, не нежная,
Как будто не из наших мест…
Из Божьих, может быть, невест?..
…Дрожала одиноко ложка
В пустом стакане на столе,
Казалось, что забыться можно
В безличном, не тревожном… сне…
И удивительно, что женщина…
А ведь могло бы и не быть…
Жизнь без побед и поражений…
Муж рано умер, бросив пить…
А плащ… так и висел лет десять…
И ей мерещилось в тиши,
Что он в карманы будто лезет…
Решила… утром их зашить…
Детей рожала без мучений…
Они бесцветно  подросли…
Родили внуков…  Дом, как пчельник…
И серые смотрела сны…
Подруги спорили о моде,
И мыли косточки жлобью,
К кому-то ревновали вроде,
Шептались, что, поймавши, бьют…
Её же тихо уважали,
Не замечая бабы в ней…
Ей становилось даже жалко,
Что никогда… никто… нигде
Не нарушал  покоя,  что ли,
Не гладил сзади, а за грудь
Один лишь раз потрогал в школе
Какой-то ненормальный плут…
И сморщился!.. И слава Богу!..
И расшалившись, пацаны
Вдруг уступали ей дорогу,
Подружек взявши под узцы…
Так… без побед и поражений…
Но почему по-бабски женщина
Рыдает в холоде кровати?..
А в лифчик… подтыкает… вату…