О мичмане-декабристе Лопареве

Сергей Лучковский
Еще недавно был он мичманом гвардейского экипажа,
А теперь он всего лишь государев преступник,
Отказался он присягнуть царю Николаю.
Получил мичман награду за то,
Осужден по 3 разряду царского алфавита, 
Двадцать лет каторги,
А потом в Сибири вечное поселение!
Только кто выдержит эти двадцать лет…
Ночью гроза бушевала с дождем
И чудился ему чей-то далекий голос,
Словно кто-то тихо шептал: «Бежать, бежать…»
И ушел он с этапа в ночь,
Не остановили его кандалы на руках и ногах.
Он не помнил, сколько дней бредет
И сил не осталось уже совсем,
И мучала его нестерпимая жажда…
Голубело под утро над степью небо,
Подняла его сила какая-то и шел он, и шел,
А впереди, как мираж, полыхало зарево,
Доносился, откуда-то, едва слышный собачий лай.
Мичман снова упал и впал в забытье,
Казалось ему, что снова он в камере,
Каменный пол, железная дверь и тишина…
Перед ним всплывали вытаращенные глаза царя,
Выглядел Николай трусоватым и жалким,
В тот декабрьский день на Сенатской площади
И никто не выстрелил в престолонаследника.
А потом возили из камеры его в Зимний дворец,
Возвышался царь над столом,
Но мичман не встал на колени,
Твердо и спокойно смотрел он в глаза царю,
Не признал он за собой никакой вины
И не было против него никаких доказательств,
Но ездил в Варшаву во время отпуска мичман,
А это все равно, что к дьяволу в пекло!
Дрогнул голос царя, увлажнились глаза,
Но не тронули мичмана мнимые слезы,
Хоть и не знал он, как купился на них Каховский,
Написал он признание и приговор себе подписал…
Мичман очнулся, вокруг него лохматые псы
И старцы стояли, не меньше заросшие.
Строго смотрел на мичмана главный,
В белой рубахе, с бородой до колен
И восьмиконечный крест золотой на груди.
«За что тебе, человече, железа надели?»
А когда узнал, что мичман царя не признал,
Подобрели глаза его: «Наш человек!
Что с того, что себя осеняет тремя перстами,
Кто топор на царя-антихриста поднял,
Тот нашей, правильной веры!»
Спали оковы с него под умелой рукою мастера,
Засыпал и не знал он, что ждет его впереди,
Видел мичман лишь облик далекой невесты.