Дворняга

Исаак Розовский
Пятая миниатюра из цикла "Монологи на грани"

На пустыре между двумя домами, там, где буквой П выстроились мусорные баки, умирала дворняжка. Девочка лет пяти ее раньше видела. И очень боялась. Среди бездомных собак квартала эта была самая маленькая и самая злющая. Скорее всего, мальчишки палками ее забили. Девочке теперь казалось, что еще полчаса назад она слышала их ликующие крики и отчаянный лай, а потом захлебывающийся визг. Теперь мальчишек не было. Должно быть, они убежали в соседний двор в поисках новых приключений.

От баков несло тухлятиной. Дворняга между ними забилась, да еще зарылась в ворох грязных целлофановых пакетов, так что ее и видно почти не было. Только слышно. Дворняга лежала там, дрожала, поскуливала изредка. Поначалу еще перебирала лапами, то вытягивала их, то прижимала к окровавленному брюху. Люди, шедшие мимо, слышали этот скулеж и иногда делали несколько шагов к помойке, чтобы лучше рассмотреть, что там происходит. Но тут же морщились, отворачивали голову и убыстряли шаги. Женщины иногда выдыхали: «Хосподи!..» Зрелище, действительно, было не из приятных

Только девочка не отходила от дворняжки. Вернее, все время норовила убежать, но не могла. Снова к ней возвращалась. Словно, магнитом ее тянуло. Ей было очень жалко собачку, но и страшно на нее смотреть. Она несколько раз протягивала руку, чтобы ее погладить. Но тут же отдергивала и отбегала на несколько шагов. И опять возвращалась. Сейчас ей больше всего хотелось пойти домой, но она не могла вот так взять и оставить собачку в беде. Девочка отыскала не до конца обглоданную куриную косточку и положила рядом с дворняжкой, придвинула поближе к ее морде. Но той было не до еды. Она все тише скулила, и глаза ее еще несколько минут назад со страхом, злобой и болью глядевшие на девочку, когда та возвращалась после очередной попытки бегства, начали уже затягиваться тусклой перепончатой пеленой, и зрачки стали мутно-белесого цвета. А девочка вновь протягивала ладошку, чтобы ее погладить, и опять не решалась. «Ужас, ужас!» - повторяла девочка и закатывала глаза, как всегда делали мама и ее подруги, когда рассказывали друг другу о чем-то плохом. Она что-то шептала дворняге – успокаивала, пыталась утешить. Хотя сама нуждалась в утешении. Видно было, что она вот-вот расплачется, но изо всех сил сдерживается. Потом девочка нашла какую-то мягкую и относительно чистую тряпку и укрыла собаку, чтобы той холодно не было. Потом быстро побежала к дому, в котором жила, и стала громко звать: «Мама! Мама!». Наконец, занавеска в окне на третьем этаже отдернулось и появилось встревоженное лицо женщины. Она приоткрыла одну створку, чтобы слышать, что кричит девочка, маша рукой в сторону помойки. 

«Мама! Скорее! Там собачка… болеет!»–«Какая еще собачка? Где?» – «Там!..» Девочка продолжала махать рукой. Женщина высунулась из окна: «Ничего не вижу. Какая еще собака? Сейчас выйду. А ты не вздумай без меня туда подходить. Здесь стой, поняла?» Девочка кивнула, шмыгая носом. Она стала дожидаться у подъезда, хотя все время оглядывалась туда, где ее и маминой помощи дожидалась собачка.

Наконец, женщина вышла. Поверх халата она набросила оранжевую спортивную куртку, а в руке держала мусорное ведро. Девочка схватила ее за другую руку и потащила к бакам.  Женщина вытряхнула ведро в ближайший из них. «Мама! Ну, мама же!..» – девочка продолжала тянуть ее. Дворняга мелко-мелко дрожала. Шерсть в тех местах, где еще оставалась, стояла дыбом. Девочка хотела броситься к дворняге, но женщина вцепилась в ее руку мертвой хваткой и не отпускала: «Куда ты? Не подходи! Она же заразная! Фу, гадость! Еще подхватишь чего-нибудь, не дай бог! Пошли отсюда…» Женщина с силой тянула ее в сторону дома. Девочка, уже не сдерживаясь, пустилась в рев. Ей все-таки удалось вырваться, и она бросилась к дворняге. «Стой, тебе говорят!» – зашипела женщина, не помня себя от злости и брезгливого омерзения. Но девочка как будто ее не слышала. Она подбежала к дрожащей тушке и, позабыв о страхе и отвращении, стала ее гладить. Она склонилась над собакой, так, что женщине показалось, что она хочет ее поцеловать. «Стой! Не смей к ней прикасаться! –  что есть мочи завопила женщина, отбросила ведро, кинулась к девочке и поволокла ее, незанятой рукой несколько раз больно шлепнув по попке: – Вот тебе! Вот тебе! Дрянь!» Она тащила упиравшуюся дочь к подъезду, продолжая с затихающей злостью приговаривать: «Быстро! И не реви, дрянь такая! Надо руки одеколоном помыть. Только столбняка мне не хватало!». И продолжала ее шлепать свободной рукой. Уже не сильно, больше в воспитательных целях. Потом вдруг остановилась и сказала: «Ох, ведро забыла…» Но возвращаться не стала, а впихнула девочку в подъезд. Рев доносился уже из него, пока она тащила девочку на третий этаж.

Вот такое случилось в то солнечное утро малоприятное происшествие. И женщина, и девочка через несколько дней об этом, казалось, забыли. И только спустя много лет я поняла, что в тот день возненавидела собственную мать.