Химеру странную лепить
не устаёт судьба-коррида:
безмерно женщину любить,
одновременно ненавидя.
…Испить нам истины полынь
жизнь предлагает на излёте:
пока июльская теплынь,
не думай о плохой погоде.
Она придёт, дождей пора…
Поймёшь, есть прелесть и в ненастье:
длиннее станут вечера,
дороже станут крохи счастья.
Уменье божие прощать
в скорлупку в полночь застучится.
Как гной созревшего прыща,
захочет ненависть излиться.
Любовь, одна оставшись, вдруг
себя почувствует, как будто
единственный ей верный друг
её покинул, вспомнив Брута*:
«И ты, Любовь!..» – «Что ж, презирай,
клялась я ненавидеть вечно,
но…». Дальше, хочешь, выбирай
любую из причин сердечных.
Не странно ангела порой
нам видеть в свите негодяя:
чёрт забавляется игрой,
в дар божий перца добавляя.
…В ряду божественных химер
одна не ведает предела:
смесь суеверий всех и вер –
живая смесь души и тела.
*Гай Юлий Цезарь произнёс с горечью «И ты Брут!», увидев среди своих убийц Марка
Юния Брута, ранее прощённого и приближенного к себе врага, увенчанного почестями
и славой, нанёсшего ему последний – смертельный – удар.