Любовь и тапочки.
Тут кум в гости приехал. Из столицы. Он там давно живет. Тамошние порядки и моду уже выучил, нам в деревню привозит иногда.
Вот он в аккурат мне и подвернулся. Я из продлавочки только что вышел, на вокзальной площади. За водкой приезжал. У нас с Капусей юбилей – 20 лет как вместе. Вот и решили по-людски отметить – с водкой. Некрасиво как-то с самогоном-то.
Кум меня как издалека завидел, закричал:
- Василий! Я же помню. У вас с Капитолиной годовщина должна быть. Подарки вам привез. Вам ведь уже за сорок – возраст опасный! Инфаркт очень даже возможен. Вот и надо бы вам бегом заняться.
И достает из коробки из-под мышки тапочки белые. Одни-то сразу вижу по размеру, на Капусю. Где-то в 60 затерялся.
- Да ты че, кум? С ума, что ли сбрендил? Сам говоришь бегом заниматься, а сам тапочки белые нам прикупил уже. Да и к тому же Капусе. Она меня с этими тапками на церковный крест посадит. Ей и лестница для этого не нужна. И буду я там до своих белых тапочек сидеть.
- Какие тапочки? – говорит кум. - Это же последняя мода спортивная – полукеды, а белые – специально взял. Они в темноте светятся. Представляешь? Бежите вы с Капой вдвоем по дороге, и, только пятна белые мелькают в темноте. Пол-Москвы сейчас так бегает.
Ну, в общем, уболтал меня кум, тем более, что дареному коню в зубы не смотрят.
Поговорили мы с ним ещё минут двадцать. Тут бац: у меня зуб прихватывает. Да ещё как и прихватывает-то. Слёзы из глаз сами катятся. Здоровенные. Крокодильи прям. Вторую неделю болит, а зубной врач как назло с дизентерией в районе валяется. Куму рассказываю, а у самого слёзы ещё сильнее катятся.
- …Вот такая беда у меня, кум, приключилась, - говорю куму.
Тут, как нарочно восьмидесятилетняя соседка Агаповна проходила. В город к внукам ездила. Ну, и как положено, всё что «надо» и увидела и услышала. И слёзы и «…вот такая беда у меня кум…». А самое главное-то – тапочки белые Капусиного размера у меня под мышкой и сумку водки.
Постояли минут двадцать, автобуса подождали. В подошедший автобус с кумом сели спереди, Агаповна где-то сзади устроилась. Едем с кумом, разговариваем, смеёмся. Слышу, Агаповна на весь автобус, тихо так прошипела: «Не успел жену схоронить, а уже от радости ржёт как мерин. Всю жизнь я ей говорила. Что кобель он».
В деревне мы с кумом пошли сначала к куму. Там с матерью его посидели, чаю попили.
Агаповна же первым делом к нам домой помчалась. До дому не добежала, дочь мою Аньку увидела, обняла её, в голос зарыдала, запричитала:
- Ой, сиротинушка, ты моя. Да как же ты теперь жить – то будешь?..
Слезами полила, слюнями обмазала.
Дочь ничего не поняла, но, за компанию с ней тоже запричитала.
Агаповна бросилась теперь к себе домой, бросив на ходу Аньке:
- Я сейчас Митьку на мотоцикле пришлю, подмогнуть.
Анька моя в дом, к матери на огород, бежит, ревмя ревёт. Капа моя спину разогнула: - Чего ревёшь-то?
- Батя помер, тётка Агаповна только что сказала. Прибежала, плакала и меня сиротинушкой называла.
Капа как стояла, так и села. Её вой, как заводская сирена разнесся по округе. Собаки хором затянули прощальную. Подслеповатая соседка Политовна выглянула в окно – что за «воздушная тревога».
- Капа, чегой-то на огороде сидит воет. Не иначе мать померла, хотя бабка ещё в силах была. Да, вот иногда только на сердце жаловалась, - говорила она уже внучатому племяннику Ромке.
- Ну-ка, Ромка. Беги в похоронку, венок с лентой возьми: «любимой маме и бабушке», а я пойду, может чего пособить надо.
«Воздушная тревога» сделала своё дело. Через десять минут у дома Василия уже собралось полдеревни. Гул стоял как на стадионе. Никто ничего толком не знал, но помочь хотели поучаствовать все.
Когда Агаповна возвращалась к дому Капы, навстречу ей ковыляла Кузнечиха.
- Вот, мать, какие наши дела-то соседские. Дети-то, круглыми сиротами остались. А, ведь завтра у них годовщина свадьбы должна была быть. Двадцать годков почитай, как вместе прожили.
- Да ладно, прожили. Промаялась она, бедолага, с кобелём энтим, - «отдуплилась» Агаповна. – Пенёк ей до плеча даже не достаёт. Сватала я за неё своего Витеньку, нет, выбрала этого недомерка.
Поцеплявшись языками, поплевавшись друг в друга, соседки разошлись. Одна поковыляла дать своим указания насчёт столов и лавок, другая – направилась к дому Капуси утешить домашних.
Подойдя к дому, Агаповна раздвинула толпу и, причитая, вошла в дом. Капа как сидела, так и сидела на огороде.
Я же, откушав с кумом чаю, и, пригласив его с матерью завтра на годовщину, пошёл домой. В руке – сумка с водкой, под мышкой – две пары белых полукед. Деревня как вымерла. Зато у моего дома толпился народ, и подъезжали и отъезжали мотоциклы и мопеды. Раздвинув толпу, я протиснулся к дому.
С одной стороны крыльца стоял гроб синего цвета и венки с надписями на лентах:
«Любимому мужу и отцу. Помним, любим, скорбим.»
У меня задрожали ноги.
- Тесть дуба дал?! Во даёт. Уезжал, был живее всех живых, как
Ленин.
С другой стороны крыльца как атланты, которые держат небо, стоял другой гроб, красного цвета. Венки с ленточками. Как полагается тут же:
«Любимой жене и маме».
- Ну, слава Богу, хоть тёща не подвела, а то без тестя, я бы долго не протянул, вслед за «папой» отправился бы. А, вообще, чего хоть случилось-то? Братская могила какая-то получается.
Из дома донеслись причитания тёщи.
Не понял?! Тогда по какому случаю выставка-продажа ритуальных принадлежностей?
Во двор стали вносить столы, скамейки, табуретки.
Политовна, по-деловому растолкав толпу зевак, со-слепу, не заметив Василия, начала раздавать указания, кому поросёнка резать, кому картошку копать, кому петуха рубить.
С огорода доносился вой Капы, уже больше похожий на вой пожарной машины. Из дома неслись причитания и завывания тещи и Агаповны. Бегающие из дома в дом племянницы и племянники в упор не замечали Василия.
Наконец, Капа поднялась и пошла в дом. Причитания Агаповны с тёщей прекратились, как оборванные. Агаповна задом, задом направилась из дома. Пожарная сирена переросла в вой дальнего бомбардировщика, и, тоже стала приближаться к выходу из дома.
Я отступил от крыльца, чтобы был лучше обзор предстоящего действа.
Агаповна, двигаясь задом, в конце концов, уперлась в меня. Обернувшись, она оглядела меня с ног до головы и произнесла:
- У-у, кобелина, - и, плюнув мне под ноги, стала продираться сквозь толпу на улицу.
Теща, которая поняла, что её дочь жива, в сенях уже попробовал первые аккорды новой серенады, теперь уже по мою душу.
- Ой, доченька, сиротинушкой остались теперь ты и дети твои…
Выйдя на центральную авансцену, и, упершись в меня взглядом, как Агаповна задом, тёща как заезженная пластинка остановилась на одной фразе:
- Да на кого ж ты… Да на кого ж ты…
Капа, продвигаясь ледниковым валуном, вытолкнула мать с крыльца. Вой дальнего бомбардировщика прекратился, видно он дошёл до цели.
- Вася! Васенька, - речитативом запела Капа, двигаясь на меня как скала.
- Капа! Капа! Капа!... Оставшаяся часть фразы утонула в губах жены.
Политовна спиной почуяла, что отработанный годами сценарий помощи соседям в экстренных ситуациях дал сбой. Команды повисли в воздухе. Настала тишина.
Петух, который понял всю суетность жизни, и уже обречённо выдергивал из себя перья, не делая лишнего шума, выкарабкался из рук насильника и бросился бегом в курятник, под крыло к клушке, прикидываться цыплёнком.
Поросёнок, который тоже уже распрощался с бренным миром, так же вырвался из цепких лап ранней смерти, но, особенно не соблюдая конспирацию, рванул по двору.
Сцена застыла. У Васнецова она была бы как «Василия вызывали?».
Через полчаса, когда уже смеркалось, и, в конце концов разобрались с ситуацией, которая возникла благодаря стараниям, всегда не любившей Василия Агаповны, решили начать праздновать наш юбилей совместной жизни уже сегодня. Зря, что ли готовились?
Как и положено, один из «молодожёнов» нес другого на руках от калитки до стола. Вместе с водкой. Вернее на руке. На другой руке моя Капа держала белые тапочки. Тьфу ты. Спортивные кеды.
Агаповну тоже пригласили. Да она не пришла чего-то. Может тапочки не понравились белые? Не знаю.
06 04 2018 г.