Посмотри вокруг - здания горят огнем,
я в аду, давит рать людских забот,
не хочу, моя утопия утонула Унрю,
уснул в алкогольном бреду чтобы уснуть.
Ведь я в кошмаре серых бетонных стен,
лабиринте грехов и экскрементов людей,
безразличия из стекла, безлюдности из кости,
под подошвами хрустят скелеты ненужных детей,
это Лимб или дворец, и там, и там заперт,
находясь в плену как опиумный китаец,
в руках затертые дыры будто был распят,
каясь за дочерей своего больного разума.
Стоп.
Меня изнутри жгет бензин, пепел печени,
вопли людского начала и темного беса,
что склоняет к насилию аля Мэнсон Брейвик,
моя секта идей совершила самоубийство,
лежа на подушке монтажной пены, склеил небо,
с пришитом миром, из рук торчат штыри жилобъектов,
свиснув на перекрестий балок лжемессией,
жаренный в пламени мясом для дешевых шаверм.
Люди любят меня? Люди любят меня!
Они порвут меня на части за мой аромат!
С желудочным соком у рта, каннибалы!
Обожание зашивает куклой в кожаный саван.
Это мой ад!
Это твой ад!
Это наш ад!
И я утону в нем как моряк Террора в Антарктике,
воспоют свои мантры ангелы, опуская в пламя
грузом двести, хоралы злых голосов лжи личи личей,
я иду за тобой, иду за тобой моя Беатриче.
Пять утра. Туман за окном,
в преисподней снова стало холодно.
Спи, дорогой, все пройдет.
И ты потухнешь, упав в ничего.