КЕНТАВР
Вот он едет по центру
разрезанный общим движеньем
правосторонним, вниманием светофора
к огням поворота,
слышит: лошадиные силы
изливаются синим снегом,
рвутся, как нарывы,
взрываются снежным потом.
Провода на груди у него в короткие переклички
смыкаются, словно псы
во дворе, клацают в белом горле отмычки
снега косого (теперь тоже косые)
и на лицах двойных, зияя под маской вора,
скорость свистнувшего,
свернувшего её в перекрёсток
ложится костьми и запахом тёмного бора.
Вот он едёт и чует, как прирастает трасса
к пяткам его машины, птичия биомасса
бьётся в овал, люминесцирует, хнычет внутри машины
и остывает, как Стикс, разводами на бензине,
пятнами на прохожих призраках слева и справа,
чувствует, как его выжимает в своё оцепленье лава
картинок роршаха, сыплющаяся снегом
снизу и вверх, справа и влево.
На руке у него – округлой реки баранка,
в спину его колется обезьянка,
пришпиленная на скорость, влитая в позвоночник
ему свинцовым расплавом. И вот он, заочник
курсов Гадеса, ускоряет растение зренья,
сам обращает себя в обочину, в стержень тени.
Снег окружает его, а он едет, едет –
кентавром растёт в хлопьях света и лошадиных звеньях.