Начало:
http://www.stihi.ru/2018/11/04/8041
Предыдущее:
http://www.stihi.ru/2018/11/12/5245
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ЗОТ
Я поднял дерево,
Оно росло не стоя,
Лесок его, как в битве, потерял.
Оно не говорило со звездою,
И соловей его не удивлял.
Оно, скажу, ползло в лесу заветном,
Что кронами встречает синеву,
Оно ползло,
Униженное ветром,
Им брошенное намертво в траву!
О нём уже не помнила округа,
Ликуя, вешней свежестью дыша...
Я поднял это дерево,
Как друга.
О, как заговорила в нём душа!
Александр Прокофьев.
За то и ценит лето русский человек, что - не зима оно: как ни мёрз ночью, - приласкает солнышко; Как ни жарился днём, прохладит вечер. От зноя в кустик
можно, от знобкости - в стожок. А дух-то! Благодать!
Селения, если с умом ходить, нередки: в любом ночлег найдёшь, варева похлебаешь. Заблудшему - тоже полгоря, - есть, чем нуду голодную унять: По болотам
нюньки растут - сытные стебельки; хвойная вершинка; Лист липовый; Кислица, опять же: - это помимо грибов, которые повсюду, только глянуть не ленись.
Одно бедствие - война. Тут - куда ни кинь, везде край.
Пока Витька хворостины заготавливал, Анисья разобралась с трофеями. Одёжу и обувь снимать не стала, лишь оснастку собрала и карманы обшарила.
Матчасть группы резко увеличилась и, кроме надувной лодки с прибамбасами, обрела: котелок, походный набор посуды на троих, три санпакета, шесть сырных
голов, десять килограммов крупы, девять буханок хлеба, восемнадцать банок тушёнки, двенадцать брикетов, собачьих галет для поощрений (основной корм отдельно),
стопку шоколадок, три фляжки с водой, три зачехлённых спальника, мешочек с разным барахлом, вроде зажигалок, сигарет, пузырьков с жидкостями непонятного
назначения. Документы и письменные принадлежности упакованы особь, в непромокаемую бумагу, или как это назвать...
Отдельный рюкзак - рация и к ней два комплекта аккумуляторов. Анисье понравилось приспособление для огня, таганок, вроде керосинки. Топливом туда твёрдые
белые кругляши, полтора десятка у каждого фрица.
Ничего себе, "Мальбрук в поход собрался!" * Немцы снарядились на долговременное пребывание вне цивилизации, а может, всегда так ходят? Вторая тройка тем
же оснащена? Сам он налегке бы гнал. И зачем столько собак, если воров полторы штуки!
Лодка-то одноместная? Анисья гребла, Витька балластом сидел, вода без волнений, и всё равно едва плыли из-за перевеса.
Что за фон-барон, ради которого поднялась погоня? Почему так стремительна и так основательна? Множество вопросов и главный: где спастись от этой недолги.
Проще всего забраться в трясины, на малый островок, до конца войны в Робинзона с Пятницей поиграть, только нельзя. Нужно к людям двигаться. Ни то, что
изоляция - отдых недопустим. Свалит одного расслабец с болезнью, и другому - пропадай. Они, каждый по отдельности, пустое место. "Вожатому" даже собаки
не помогут, а бабка спокон домоседлива. Лес - явная погибель.
Пути два: через топь и дальше - на хутора, или обратно - водой до камышовых проток, минуя Гащилинский лес, на Громовщину, Красное. После кульбитов следопытов
стало очевидно: западнее следует держаться. Речка, Ватуть малая, - лучший поводырь. Конечно, течёт она прямиком в Ступанки, есть вероятность пропустить
нужное место, но всё же, тут не Миссисипи с Огайей, за которыми негры от рабства спасаются. Можно Анисью в лодку, а самому обоч плестись, берег щупать.
В одном сомнений нет - безопасность. Собаки выучены, движутся строго: лишний листик не прошелестит.
- Как же так, - интересуется Анисья, - шли оттуда, и опять туда; были немецкие, а стали наши? Слыхала я, энти своих не предают!
- Бывают свои, а бывают свои, - ответил Хванасовыми словами Витька. - Не родился ещё на свете пёс, который причинит мне вред. Хватануть зубами в азарте
или по звериной сущности - допущу, но не более. Припоминаю этого Курта!
- Какого?
- Ну, немец, что слева от меня стоял.
- И чего Курт?
- А того. Псину свою с деревенской стравливал, а я запретил.
- Послушала тебя, аль как?
- Да, послушала. Он и топотал, и хлыстиком хлопотал! Упёрлась, будто врытая, хоть убей! Вот почему он меня приметил.
- Хочешь сказать: по твоей настойчивости та собака прежнего хозяина перестала бояться?
- Дедка так объяснял: пёс два вида власти чует, двояко подчиняется. Первая болью и подачкой обусловлена: "выполняй, или хуже (лучше) будет". Вторая - правдой,
дескать, за него ты или против. При выучке собак обе применяются. "Условие" наглядней, "правда" прочней.
- Эх, Господи, Боже мой, прости за всё сразу! Не хочу я той выучки, а животин прост-таки ужахаюсь. Глядят прямо в душу до подкишок! Вот веришь ты! Каженное
движенье подграфирвают. * А пахнут как! Лежалые рыбы, и те слаще.
- Сравнила тоже... рыбы! Кстати, подкрепляться когда будем, что ты думаешь?
- Твои подопечные. Как хошь, так и корми.
- Собаки - понятно. Я про нас спросил.
- Про нас - вот что: Теперь провиянту много, спешить некуда. Возможна будет передышка, поедим. Нет - дождёмся её.
- Скупой с ключом в руке
От голода издох на сундуке,
И все червонцы целы! *
- Помню такое, да. Ты, если хочешь, пожуй, дам тебе, а я боюсь. Видишь ты: сколь ходим, ан - водицы нету. Девались Ватути, как некто сглотнул: ни большой,
ни малой!
- Обоснованно боишься. Водораздел примят. Русло большой Ватутки правей свернуло, значит, прокружили поворот, и до следующего идти. Искать берега нельзя
восточнее. Где-то здесь Зотова елань * лежит, самое последнее место на свете. Ступаешь, вроде, по твёрдому, и вдруг раздвигается земля, только под тобой
раздвигается. Трава и всё живое - в сторону, а ты хвататься не смей.
- Почему?
- Зот не велит.
- Слыхала я про Зота, да не верится, чтобы так вот всех!
- Зачем всех? через одного! Хуторские, сказывают, выбирались. Если девок не забижал, стой без страха. Оно тебя вниз потянет до подгорла, придержит так
сколь-то времени, кверху выдавит, и сызнова твёрдая земля. Беги тогда в любую сторону, только поскорей!
- Ты, малый, идёшь налево - песнь заводишь, направо - сказки говоришь! Твоими законами физики чудес подобных объяснить нельзя! Сестру, сказывают, загубил
Селищенский барин, а Зот вымолил, чтоб на охоте расступилось под ним. Проваливаются - понятно, а вот вытолкновение!
- Нам не грозит, мне, по крайней мере. С девками не привык церемониться. Третьего дня Мельниковой Наташке заушину отвесил за то, что немцу в ведро плюнула!
И других могу припомнить, только не всех. Грешный я человек. Зот таких не любит.
- А с крестным знамением?
- Причём тут крест! Не ведьмак он, Господне возмездие или испытание.
- То и дело, что Господне. Окстись, и минует тебя. Знаешь, говорят, страх да суета пуще смерти убивают. Я про то, сколь идём, всё и помню. Сперва плавилось
во мне. Теперича страх этот в колобок свернулся, будто сижу на нём.
Витька замер по сигналу поводка. Собаки разом стали. Что такое? Вот задача слепому! Даже спрос ударит в нос!
Анисья почуяла ток в руках, "вожжи" дрогнули. Упряжка собачьей волей в теньке оказалась, вроде, скрыта за большим кустом, но куда там! Плат с рубахой белеют,
кофту, приспособленную вместо юбки, тоже видно.
И почему на Турковом лугу не вздумала обмотать! Сошло бы по предрассветью! Лежали бы теперь у братки Игната на печи!!! Вот где недоразумие!
Малый меж псов присел, вровень с ними. Глядя на него, и она тоже сделала.
Ездовая пара сомкнулась впереди, собой от чего-то заслоняя. Тихо пошли, медленно-медленно, крадучись средь низкорослого кустарника.
Не привыкла старая на четвереньках, но пришёл миг, - по-пластунски ползти, собаки примером показали.
Кусты кончились. Луговина впереди большая. Такие уже встречались. Тут лес нерадив, еланей много, а Зотову не угадать. Тайная, видишь, она, только в несчастье
открывается и на разных местах бывает. Коля, гидрофизик, говорил: из-за неустойчивых грунтов, Хванас считает, по грехам человеку, по алчности.
Грунты - дело обычное, и с алчностью сегодня полный порядок! Был же знак, ничего не брать, ан нету! подвернулось добро, и не расстались!
Продвигается Анисья, мнёт ладонями травяную щетину, жёсткую ость * и чутно, будто не просто земля под ней, а чрево земное: дышит, урчит, перекатывается.
Хотела остановить, не ходи, мол, да Витька сам стопорнул, как бы в неведомую преграду ткнулся, и псы туда же.
высунулась меж затылков собачьих и обмерла. Прямо из сухих осок, из-за позапрошлогодних быльев глянули три головы без тел и как глянули!!!
- Витя! откуль это! Я не могу! - на голос завопила Анисья. - Немцев, трое! Зот сожрал! За что нам, Господи!!!
- Что значит, сожрал?
- А то! Как ты говорил: до подгорла! Теперь либо проглотит, либо вытолкнет! Делать-то что, а?
- Ответ на вопрос получать. Вот тебе свои-чужие собаки: и нам бережение, и им помощь.
- Какая помощь! А ну ка, вызволим их, а они нас и туды!
<Тогда гляди на гибнущих, ведь не уйдёшь>, - хотел сказать Витька, но удержался.
- Может, знаешь ты, вот как будем, зачастила Анисья, - знаешь ты, как! Давай ка мы... Жердей им кинуть, а самим убечь!
- Ага, убечь. Тоже, беглые нашлись! Бежал бродяга с Сахалина звериной узкою тропой! Деревья тут какие, скажи ты?
- Осинки всё, две ольхи, но далёконько. Срубить - не дотащим. Если шесты наши скреплённые... Авось достанут?
- Руки-то у них поверх?
- Тама, поднизом. Видимо, Зот за глотку взял, или боятся вкруг себя плотное поломать, на чудо надеются. Вот и разбирай правых с виноватыми: ближе подойти
- страх, а кинуть - цепляться нечем.
- Уцепятся, если жить захотят. Крайнее дерево где?
- За шаг от тебя. Нет, сзади... Вот оно!
- Сколь до них, бабка, не пойму?
- Метров тридцать-сорок.
- Почему молчат?
- Занемели с ужаса. Если б ты только видел!!! Вздохнуть трусят, ни то, что дёрнуться. Сосёт, наверно.
- Далековатенько. А друг от друга как?
- Грядочкой посажены, что твоя капуста... ну, чуть ширше трёх лаптей! *
- Влево от солнца, так надо понимать? *
- Ага, в сторону от луны. И знаешь чего, сумки ихние вона. Мы дальше сумок проползли.
- Оружие тоже там?
- Нету! Отнял кто, или с собой забрали.
- У тебя-то есть?
- Есть, как без него! Пушки длинные тяжелы, пришлось в дупло засунуть, а маленькое в запазуху взяла, другие - в мешок. Потроха повынула у них с карманов,
одинаковые все.
- Эй, эсэсманы! - гаркнул Витька, чтоб расстояние определить, и вспомнился сказ, как кривляется звук на Зотовке. Врунами зовут такие места или кындиками.
Споёшь ему чего, кындику, а он через вздох отзывается. Можно подтянуть другим голосом, потом третьим, только с каждым разом тише и тише, тогда складно
выйдет.
Витька спробовал Ягодиночку. * Немцы аж глазами захлопали, по тому Анисья определила, что живые, а не видение.
- Наводи на них ствол для острастки, - велел Витька.
- Негоже наводить. - Возразила Анисья. - Только расквилим, да в нас палить зачнут. А вот мы что: делай, как задумал, а нет, - поворачиваемся и уходим.
Такое будет пострашней ствола. Давай, будто уходим? Видишь, отозвались. Ну, делай, чего хотел.
- "Ломит он у дуба сук и в тугой сгибает лук", вот чего! Жерди им не досунуть, верёвки даже с камнем не докинуть, а изобретение князя Гвидона - самое оно.
Привяжу бечеву выше комля, пружиной сверну, а на конце - посох в качестве стрелы, чтобы летела. Промахнусь, оттянуть удобно. На десятый раз попаду, потом
сами пусть вылазят, как станется им.
Палочку достоверную надо подобрать. Наши кривоваты, старые, должно. Может, там лучше найдётся? Подай мне, бабка!
Шагнула Анисья, альпенштоки взять, да сразу три пса дорогу заступили.
- Ужо, хозяева! надо же! не пущают к имуществу, для энтих берегут. А ну, ты поди.
Витька лишь вознамерился в ту сторону обратиться, как все собаки сразу заволновались, впереди сгрудились.
- Эх! - Огорчённо бормотнул Витька. - Чего ж вы такие бессловесные! Объяснили бы, в чём опасность! Не можете? Сам разберусь.
Сел на корточки, поднапрягся и пошёл ноги переставлять туда, где рукой место проверено. Псы рядом, над головой нависают, но лишь потом осознала Анисья:
собой от осколков её заслоняли.
- Безумие! что делаешь!
Закричал немец.
- Делаю. Мне нравится. - Раздельно и внятно ответил Витька и прополз чуть дальше. - Узнаю причину запрета, не буду делать.
Кто такие альтруисты? Те, которые вне корыстолюбия. Добрый какой попался: "Сам погибай, а товарища выручай!" * Видел, гад, как Витька бечеву к осине привязал,
как бросить примеривался. Значит, так он решил, спасать их собрались, но может намерение остаться праздным, только почему? Витька погибнет. От чего? Направление
опасно. Чем?
- Не трогай это! Взорвётся!
Объяснил немец.
Ага! Слыхали о таком, миной зовут. Ступанским детям Михал Петрович строго-настрого наказал по военному времени не поднимать на улице непонятные предметы
и понятных оберегаться. Ладно, обережёмся, а вы дрищите там, в Зотову елань!
Легче ветра коснулся Витька мешка пальцами, ножиком ткнул, тихохонько поводит... Ого! Брешь, а в ней консервная банка. Ну ка! Вынуть... Пёс возьмёт, Анисье
подаст. Дальше следующая. Торопиться незачем. Главное, не дёрнуть чеку, к чему-то привязанную, и наглядность важна, чтобы у фрицев нервы совсем сдали,
тогда сами объяснят, где взрыватель, и как разминировать.
- Ты сума сошёл!
Надрывно завопили сзади. А он подумал про тех, кто за грибами сюда придёт, когда война кончится.
Что заставило немцев пристроить мешки, можно лишь догадываться. Только не выйдет по-вашему, подлые!
- Есть хочу, - начал политбеседу Витька. - Этот рюкзак безопасный. Всё заберу.
- Верёвок не касайся и не режь!
- Понял. Вот вопрос: Тут моток верёвки, бумагой обклеен. Его можно взять и вам перекинуть?
- Можно. Бери и уходи оттуда! Ненормальный!
- Все мы тут ненормальные, все до одного! Гнездо сумасшедших на полмира! Зачем только принесло вас сюда? Ты, если живой выберешься, внукам и правнукам
завещай, чтобы забыли, в какую сторону к нам ноги ставить. Первый блок кончился. Понятно, как устроено. Второй подобен ему?
- Тебе мало!
- Верёвку ищу, для вас стараюсь.
Изгиляться очень приятно, просто нектар с амброзией * пьёшь! Даже не страшно, что улетишь под облака!
И здесь рация, и здесь документы. Третий пук бечевы распаковал, конец привязал за ткань, малый отрезок зафиксировал обнаруженной в мешке зубной щёткой,
в землю воткнул её, к траве примотал, чтобы до срока не сработало... Теперь можно отойти подальше, дёрнуть и взорвать пустоту.
- Чего они вопят, - спросила Анисья, - Жаль, что ли, - ихние крупы побрали? А палки-то совсем не тут, за деревом, где попало брошены.
Витька почувствовал, как встали дыбом волосы. Действительно, безумие по всем параметрам! Вот она алчность, опять превзяла! Да! Так рисковать! И груз потяжелел,
транспортировочное "гнездо" может, не выдержав, развалиться. Горькая, подкатила под горло желчь: напрасно, что ли, старался?
Ну, нет! Кто в доме хозяин! Хватило нахальства, не клоня гордой головы, добрести до осины и выполнить задуманное.
На пятом выстреле упала чрезвычайная стрела, куда следует, Поймали её там, вервие натянулось. Теперь сами пусть разбираются.
Зачем свершил? На что рассчитывал? Сколько времени понадобится тренированным мужчинам, перебирая руками, проползти четыре десятка метров? Не стоит гадать,
дело покажет. Навряд догонят и убьют. Автоматы Зот отнял, - обузой стали утоплым.
Надежда, что эсэсовцев такое приключение чему-то научит, весьма призрачная. Ладно, хоть Анисья в горькую минуту не будет помнить, как погибающих бросила,
и на том спасибо.
Добавили в упряжку третьего пса выстроились, прежним порядком. Размоталась верёвочка, кончик собаке в зубы, пусть сидит до особой команды.
Идут себе... Никто не догоняет. Денёк через верх перелез. Предстоит самый жар! Догадался Витька, зачем у немцев вода: чистая она, кипячёная. Чтобы напиться
без отравлений, из непопадного болота не брать. Сделал глоток и только флягу закрутил, да к поясу приладил...
Хрооо-ка-ка-ка-ках! Не взрыв (псу команды не было), но запредельный хрип, будто на порубке дерево упало. Вселенский кашель, так зовётся звук, и не к добру
он!
Со страху Витька собаку отозвал, грянуло вслед, заключительным аккордом и стихло.
Что там? Отошли достаточно, скрыт обзор. Сбегать, поглядеть? Ну, нет, Зотушка сам разберётся, небось, большой уже! Вернулась невредимой собака, и пусть
бы их. Они никого не щадят, ни старых, ни малых, и довольно.
Нам же, если в церковь выберемся, до конца дней Зота поминать и Меланью, девицу, барином загубленную. Барина-то как звали? А вот, не помню, хоть ты что!
Идём куда? Совсем от всех речек! Солнце притомилось, голову склонило на плечо! Остановиться бы, да нету: ровный ход, лишь псы переменят тройку, и вперёд
- пошибче, посмелей.
Есть правило при пути для непутёвых: знай, сколь наметил, а первый день, главное, - не лечь, иначе - край.
Малому в труд умом работать, собаки ведут! Ну ладно, звери мудрые, без политической окраски. Надобно слушаться их и веровать, что свыше сил Господь испытаний
не даёт.
Анисья тоже пристроилась в шаг дышать и сказала: <так-то - лучше>.
Дорога - кочкарь, да неудобье. Вот догадались, каверзни слепить! Правда в ноге от них, уверенность. А ну ка ты! Проще стало, чище лес пошёл.
Просторная гладь открылась вдруг, ударила несносным блеском. Озеро, большое-большое, тихое-тихое! Солнышко в нём вымылось только что и лишнюю позолоту
воде оставило.
Подошла партия, но псы пить не бросились, а вправо свернули, вдоль по берегу, будто след ведут.
- Лутовня! Вон, куда мы вышли! - обрадовался Витька. Чудеса в решете, ничего не скажешь!
Действительно - чудеса. Однако, самые обычные для блуждающих: круг вершить. С ковыляньем две трети обошли; радиус - пятнадцать вёрст, а центром - Ступанки.
Ватуту малую болото поглотило, точней, - не успело на свет родить. До неё теперь, как до луны: дороги цивильные отгораживают, заставы немецкие. Прочь надо,
куда ни дальше. Озеро ныне - главный ориентир.
- Перьплывать станем, ай что? - Спросила Анисья и уточнила интерес: - Может, за Лутовнёю той не достанут немцы нас?
- Они и сюда-то не вдруг сунутся. Мы, видишь ли, тонкой тропочкой прошли, неприметной меж зыбей. Псы постарались, или Хванаскиной просьбой вывело! Можно
остановиться и поесть. Дождёмся, где собаки нужным сочтут, там и сделаем привал.
Но собаки не думали задерживаться. Пришлось велеть. Они вне терпения, вперёд рвутся. Перекусили, не садясь, барахлишко увязали повнятней, дальше двинулись.
По ногам из тени потянула сырость предвечерья. Витька почуял предельную усталь, когда псы взяли разгон. Очевидно: близится нечто, в их головы заданное,
то, ради чего затея. Сил нет, с ними бежать, остановить без понимания сложно, одних пустить - кругом беда: Кого ведут, что сделают, настигнув?
- Эй, Сомовы!
Раздалось сверху. Вот оно! Точнячок, на том свете мы! Взорвались, наверно, и не заметили. Нет. Стой. Там бы всё увидел. Этот свет! Должно быть, мнится,
без памяти.
- Слышишь ты, Витька, - повторился призыв. - Церберов своих укроти!
Простое дело, укротить. Стали все. Только чей это голос? Лида, комсомольский секретарь? Быть того не может!
- Кочеткова, ты?
- Ну да. Возьми их как-нибудь, на поводок! Уж больно грозные.
- Не бойсь, не тронут. Скажи лучше, куда это мы угодили?
- Ты, сомов, спрашиваешь? В трёх километрах отсюда хутор Ясенев, самое, что ни наесть, партизанское гнездо.
- Значит, вот так вот, запросто можно сюда пробраться? Ничего себе, партизаны!
- Не запросто. Вас давно заметили, нарочно пропустили, потому что свои, узнанные.
- Ты где, Лидка?
- На дереве сижу, тебя дожидаюсь. Справа за кустами телега. Ступай, да привяжи свою команду, просто вот, честным словом прошу!
1. Подграфирвают - фотографируют (диалект(.
2. <Скупой> - Басня Крылова.
3. Елань - обширная голая равнина среди леса.
4. Ость - (аллигория) длинные жёсткие волосы в шерсти.
5. <Лапоть> - приблизительно четверть аршина, 18-20 сантиметров.
6. Выражение: <На три лаптя влево от солнца> указывает на точность замера и попадания.
7. <Ягодиночка девочка, несмелой росла> - песня, каждая фраза которой поднимается на терцию.
8. <Сам погибай:> - Александр Васильевич Суворов. <Наука побеждать>.
9. Нектар, амброзия - питьё и пища античных богов.
10. Цербер - страж входа в царство мёртвых.
Продолжение:
http://www.stihi.ru/2018/11/15/5077