Надеюсь я, что мой загробный голос
Пройдет сквозь расстояния, года.
Хочу я поделиться правдой голой,
Как сгинула в Сибири я тогда.
Мне было 29 той весною.
Имела трех детей. Один другого мал.
Мой муж погиб геройски под Москвою.
Меня погнали на лесоповал.
В деревне Енисейские дали
Единственной калмыцкою семьей
Мы тяжко на отшибе проживали
В избе почти сравнявшейся с землей .
Когда я уходила на рассвете
С мужчинами валить таежный лес,
То сердце разрывалось, мои дети
Одни ведь оставались на день весь.
Перед уходом я им оставляла
Картофель мерзлый, черствый хлеб и жмых.
По тем годам считалось, что немало.
Ведь не было такого у иных.
В те дни, как помню, снега навалило.
Такое там случалось и весной.
С Эрдни, калмыком-юношей, пилила
Обычною двуручною пилой.
Работала и думала о детках:
"Вдруг разобьют окно? А вдруг угар?
И не дай Бог, шалуньи-малолетки
Устроят ненароком там пожар!"
Я каждый день так думала с тревогой.
И каждый день гнала те мысли прочь.
Я каждый день в душе молилась Богу.
Просила поддержать и мне помочь.
И как ждала я голос бригадира:
"Кончай, братва! До завтрашнего дня!"
И не было тогда в подлунном мире
Желанней той команды для меня.
О, как домой врывалась я орлицей!
Как плакала, что был напрасным страх.
Увидев их описанных. Их лица
Немытые, чумазые, в соплях.
Я целовала деток, в голос воя,
И крепко прижимала их к груди.
И дети тоже плакали со мною:
" Ну, мама, никуда не уходи!"
В тот я уходила из деревни,
Не ведая, что больше не приду.
С напарником пилили мы деревья,
Работала в тот день я как в бреду.
Какое-то предчувствие дурное
Меня одолевало день-деньской.
"Ну почему так сердце мое ноет?",-
Я с непонятной думала тоской.
Потом себе сказала: "Успокойся.
И перестань копаться так в себе? "
Сквозь ветер не услышала я: "Бойся!"
И получила я по голове!
Удар сосны пришелся рикошетом.
Потом она дала мне по спине.
Я, получив такой удар дуплетом,
Упала враз, как воин на войне.
Когда я без сознания лежала,
Меня везли в деревню на санях.
Санями управлял с лесоповала
Эрдни, мы были с ним в друзьях.
Мальчишка плакал, громко сам с собою,
Глотая слезы, горько говорил:
"Уж лучше бы случилось то со мною.
Какое горе! Нет уж моих сил!"
Эрдни был парень вовсе не могучий,
Но в дом занес меня он на весу.
Сказал детишкам, что несчастный случай
Случился с вашей мамою в лесу.
Затем сказал он дочери, Деляше:
" Ты старшая. И на тебе весь дом.
Надеюсь, станет лучше маме вашей.
А я поехал в центр за врачом!"
...Пришла в себя. Мне было очень плохо.
Мои детишки смотрят на меня.
Вокруг меня сгрудились они, крохи,
Друг друга держат и ревут ревмя.
С тоскою поняла я: в этом мире
Недолго быть, и я покину их.
Последний я приют найду в Сибири,
А не в степях калмыцких дорогих.
"Любимые мои,- сказала детям тихо.
- Простите маму, скоро я уйду.
Меня не поминайте, детки, лихом.
В раю я буду жить, а не в аду.
Вас воспитает нахцх эгчя Ногана.
Как я уйду, Деляша, дай ей знать"...
И я ушла. А утром рано-рано
Деляша собралась уже бежать.
Но младшие заныли:"Не бросай нас!"
А сапоги - у Дели лишь одной.
Цаган бежала по снегу босая,
У Дели - братик Миня за спиной.
В пути они менялись сапогами.
О боже мой, за что же тогда нас?
И даже дети значились врагами!
Будь проклят, Сталин! Волчий твой указ!
Еще молюсь, чтобы на белом свете
На "наших" не делились и "чужих."
Чтоб радостно смеялись ваши дети
И лишь от смеха были слезы их!
Молюсь за вас, мои родные люди!
Желаю счастья, мира и труда!
Страданий наших пусть у вас не будет
На белом свете больше никогда!
14.11.18