"Гражданин, ваш билетик!" Хриплый мужской голос железнодорожного контролёра прервал мои романтические сновидения и вернул в серые будни. Я скажу честно, неохотно долго рылся в многочисленных карманах и отделениях дорожной сумки, где должен был покоиться билетик, похожий на кассовый чек самого захудалого, как теперь говорят, супермаркета.
Контролёр, исчерпав остатки служебного терпения, окинул меня испытующим взглядом и, видимо уверовав в моё благочестие, с явным не русским акцентом произнёс: "Та, харасо, долга капайся" и удалился в сторону, одиноко сидящего в конце полупустого вагона, молодого человека. Стандартная фраза, с которой контролёр обратился к нему, не была услышана мною в шуме мчащейся электрички, но по реакции молодого человека было понятно, что ни удовольствия, ни радости она ему не принесла. Общение двух людей с разными интересами по тому же поводу, раскалялось и принимало не ординарный, но в общем-то привычный в условиях пригородного поезда, характер.
Молодой человек представлял ту часть интеллектуального молодого поколения, которое в предосеннюю пору гордо звучит - абитуриент. Из перекинутой через плечо сумки, торчали свёрнутые в трубку, листы ватмана.В одной руке он держал, истрёпанную в боях за место на студенческой скамье, книжку с загнутыми уголками страниц, в другой руке мелькала трёхцветная авторучка, затвором которой он нервно щёлкал, будто собирался из неё выстрелить в назойливого контролёра.
Относительно мирная беседа и длилась не более трёх минут. Затем юноша вскочил, как ужаленный. Взору предстал верзила двухметрового роста. Подумалось, вот достойный кандидат в сборную страны по баскетболу. Красивое и внешне достаточно умное лицо молодого человека залилось багровым пламенем, на щеках выступили бледные пятна, а длинные каштановые патлы, затянутые в узел на затылке,поднялись, как хвост, приготовившейся к нападению злобной собаки. Юноша убедительно, как ему казалось, жестикулируя длиннющими руками, внушал контролёру общеизвестную истину о том, что у студента денег нет и быть не может, а ехать надо, ибо его ждёт неумолимая приёмная комиссия. Аргументируя свою позицию, он вдруг перешёл на грубый крик. Слова его стали слышны даже в моём конце вагона. О, какие это были слова! Я уверен и вы, мой читатель, подобной речи не слыхивали за всю свою жизнь. Их не встретишь ни в одном толковом словаре, тем более в википедии.
Железнодорожный контролёр опешил под напором будущего студента. Но служба, есть служба. Стараясь перекричать парня, он раздражённо объявил: "Шьтрафь, или мылиць!" Две сердобольные пенсионерки на соседнем сидении о чём-то пошептались между собой и, встряв в разгоревшийся скандал, как народные заседатели в зале
телевизионного судебнго шоу, встали на сторону "пострадавшего", дескать чего привязался к парню, откуда у него деньги! Сам то нашёл работёнку не пыльную, понаехали тут всякие, езжай в свою (тут они назвали одну из южных бывших советских республик)и наводи там порядок! С другой скамьи раздался неожиданно визгливый женский голос: "А вы бы молчали! Чего защищать его! Вон какой разодетый, да лохматый. Отрастил волосёнки, небось папашка не из бедных. Пусть платит, как все. Во, нынешняя молодёжь!"
Парень совсем растерялся. К какому лагерю апеллировать? Схватив в охапку свои пожитки и что=то бурча себе под нос, он двинулся впереди контролёра...
На следующей остановке его видели в толпе молодёжи, перебегающей в хвост поезда.
Вот так-то! О, времена, о нравы!