Фуфел

Сергеюс Сабаляускас
Он говорил, что очень крут.
На столько крут, что коты мрут.
От крутизны его понтов
Исход летальный у котов.
Сначала шок, потом инфаркт,
С его слов, значит не факт.
Ведь мы-то знаем, от его понтов,
Лишь смех до упада у котов!
Ему в курятнике смешить курей,
Таких, как он подонков, упырей.

Хотел он быть для них управой,
Ведь он такой холёный, бравый,
Что мог бы быть их вожаком,
Гладкошерстным кошаком!
Каждое утро все волосинки
Зализывал, ровняясь на картинки.
Не жалел ни фена, ни шампуни,
Ему хотелось быть, как Клуни.
Парфюм лил так, как воду в мойку,
Но запах был, как от помойки:
Шампунь, дезодорант, табак –
Всё вместе, как дерьмо собак.
За три версты псиной вонял,
Но замечаний не внимал.
Желание выделиться из толпы
Имеют жалкие жлобы.
Не обладая вкусом, взглядом,
Как проститутки крутят задом.
Не ясно, что курил и пил,
Мозг не включал, вечно тупил.
Способностей особых не имел,
И место в жизни найти не сумел.
Большой, огромный, круглый ноль!
В любой среде, как гнида, моль.

Вот так с понтами и голым задом,
Явился к одной Мурке на дом.
Та с дочкой, нахлебавшись горя,
Любви желала, счастья море.
Он ей поведал, что раним,
Родителями, тётей был гоним.
Все жили своей жизнью, забывали,
Ему мало внимания, тепла давали.
Обстирывать его им надоело,
Даже жена устала, отвергла тело.
Обижен всеми, вокруг дряни,
Теперь в поисках он новой няни.
Ему уже аж тридцать пять,
Но лишь привык от жизни брать.
Дать нечего, одни слова:
Мяукание, мурлыкание, как у кота.

Не требовалось много уговоров, сил,
Он лишь на жалость надавил.
Она поверила в рыдания на плече
И уложила рядом при свече.
Вскружилась голова у Мурки,
Купила ему новую тужурку,
Носки и сменное бельё,
И предоставила жильё.
Давала деньги на карманные расходы,
А он их тратил на вино-воды.
Радуется, хорохорится, кичится,
Что он с хозяйкой спать ложится.
Теперь и деньги есть, и крыша,
Грудь колесом, как будто грыжа.

А у хозяйки был кот в дому,
Жил не тужил, не мешал никому.
Персидский, как снег чистый,
Породистый, белый, пушистый.
Порою спокойный, порою игривый,
Иногда сонный, чуток ленивый.
Членом семьи по-праву считался,
Гулять выходил, но не скитался.
Дом свой надолго не покидал,
Изменений от жизни не ожидал.
Терпеть не мог, как все коты:
Хвастовство, враньё, понты.

Завидев, как наглеет он,
У кота не мяукание, а стон.
Шерсть падает, нет аппетита,
Даже хозяйкой тварь забыта,
Ведь он скрутил ей мозг и вот,
Уже подсчёт имущества идёт:
Гараж, машина, дом и сад –
Такой халяве он очень рад.
Есть ателье и есть бабло,..
Сбился со счёта, зависло ”табло”!
Спит, веселится, от пуза жрёт,
Хозяйку дурою зовёт,
Закатывает пьяные скандалы –
Нет у "животного" морали.
Уже кота прижал он в угол,
Хотел, чтобы любимчик убыл.

«Я тут гнездо своё создам,
Нет места тут двум кошакам!
Любимым буду я, не ты,
Уйди, не порть мои мечты!
Хозяйка, ведь моя невеста,
Ты поищи себе другое место.»

Кот сник, стал мягкотел,
Но уходить он не хотел,
Ведь это и его был дом.
Не мог смириться, в горле ком,
Переживал и воротил усы –
Всюду его вонючие носки, трусы!
Своё шмотьё принёс и гадит,
Бельё, рубашки он не гладит.
Харкает на пол, стряхивает пепел,
Ведёт себя, как чмо, как фуфел.
Окурков тьма в каждом углу,
Пустых бутылок нет числу!
К порядку не приучен был,
Всегда за счёт других он жил.
Подай, погладь и принеси,
А сам,.. да боже упаси!
В делах, в работе, был тип-топ –
Профессиональный "РУКОЖОП"!
Что не делает, будто специально,
Всё получается анально!
Даже под раковиной сифон,
Смог через жопу собрать он.
Конечно он не из приматов,
Но оценить такое не хватит матов!

И кот стал гадить по углам,
Шерсть оставлять по всем шкафам.
Потом забрался аж в камин
И там оставил кучу мин.
Царапал мебель, драл диван,
А для него готовился капкан.
Новый хозяин, словно вор,
Глаз положив на халявный двор,
Плёл паутину, как паук,
Надеялся, что сойдёт всё с рук.
Не важно как, отравить аль утопить,
В общем решил его "уйтить".
С котом в подвале вёл беседу,
И тот пропал, сгинул к обеду.
И хоть кота и так короткий век,
Укоротил его кот-человек.
А Мурке он сказал: «Ушёл.
Быть может новый дом нашёл.
Решил немного погулять,
Ведь нам скотину не понять.
Прости, что вместе не скорблю,
А дом твой, тоже я люблю.»

Так, расчищая себе дорогу,
Решил опустошить берлогу.
Ведёт себя паскудно, гадко,
А имя котоубийцы кратко,
Всего три буквы: "че", "эм", "о",
А вместе, коротко и просто – ЧМО!

Вокруг дебилы, дураки, придурки,
Один он умный, ведь живёт у Мурки.
За её счёт, она же дура,
Жертва коварного Амура.
Любовь затмила ей глаза,
Не промывает и слеза.
Оценки нет его поступкам,
Цены нет и её уступкам.
Наглеет и с каждым разом
Всё больше крутит своим тазом.
Хвостом виляет: «Всех уволю!»
Безнаказанность даёт гаду волю.
Понты всё круче, гуще брань,
Дерёт на Мурку "кошак" гортань.
Орёт и нагло посылает нах...,
А жертва ходит на сносях.

Жизнь на понтах покрыта мраком.
Нельзя такое венчать браком.
Неужто это есть любовь?
От которой в жилах стынет кровь.
Быть может это просто страх?
Без мужа жизнь, не жизнь, а крах?
На кой такой нужен мужик?
Чтоб в месяц раз сделал вжик-вжик?
Спальной комнаты сех-гарнитур,
Для слепых лохушек, идиоток, дур!

Вспомнив сказку про корыто,
В наши дни она забыта,
Надеемся, откроются глаза у Мурки,
Сгребёт она его окурки,
Бутылки, вонючее бельё
И опустошит от упыря жильё.
И изначально будучи никем,
Подумает он – остался с чем?
Как жизнь, похожая на сказку,
Дала такую жалкую развязку.

Понты понтами, а жизнь жизнью,
И это правда к сожалению.
У сказки с былью много связи,
Так возвращаются из князей в грязи.

07.2018