Держи себя в руках, когда весь мир вокруг
теряя голову, тебя винит. Когда другие
тебе не верят – ты верь. Хотя (и может быть)
они не лгут. И, может быть, их правота – правее.
Терпи, когда терпеть нельзя, когда твой след
покрылся ложью. Не смешивайся с этим, нет.
И мира ненависть пусть плещет стороною.
Ты не мудрее и не лучше, ты такой же.
Мечтай, но не давай мечтам царить
и властвовать тобою. Ищи, но не позволь
досужим голосам стать смыслом в этом море.
Встречай Удачу и Беду с улыбкой, словно равных.
И не озлись, когда увидишь, как слова твои
упали в пыль, извращены другим на горе.
Похоронив разбитые творения свои, восстань
и вновь иди. И снова темнота могил
покроется кудрявою лозою.
А если уж играть, то всем рискни,
поставь на кон и проиграй все ставки.
Тот не парил над миром серой суеты,
кто плакал и считал свои потери.
Иди, пока хватает сил, ползи,
когда откажут ноги, не станет рук и глаз –
запой и проходящих попроси подмоги.
И пусть тебя несут терпение и вера.
С толпою смешивайся, но храни себя,
И с королями говори, как равный.
Предательству друзей и злобе дня не запятнать
тебя, пока в душе святая тайна.
И если мир считается с тобой, и если мир
проходит мимо. И время просыпается,
а может, ты несешь его с собой, то
Человек – твое земное имя.
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don’t deal in lies,
Or being hated, don’t give way to hating,
And yet don’t look too good, nor talk too wise:
If you can dream—and not make dreams your master;
If you can think—and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you’ve spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
And stoop and build ’em up with worn-out tools:
If you can make one heap of all your winnings
And risk it on one turn of pitch-and-toss,
And lose, and start again at your beginnings
And never breathe a word about your loss;
If you can force your heart and nerve and sinew
To serve your turn long after they are gone,
And so hold on when there is nothing in you
Except the Will which says to them: ‘Hold on!’
If you can talk with crowds and keep your virtue,
Or walk with Kings—nor lose the common touch,
If neither foes nor loving friends can hurt you,
If all men count with you, but none too much;
If you can fill the unforgiving minute
With sixty seconds’ worth of distance run,
Yours is the Earth and everything that’s in it,
And—which is more—you’ll be a Man, my son!