Цикл статей об англоязычных хайку взять в интернете и слегка отредактирован... но где именно я это взяла уже не найду.
Еще одна тема посвящена сезонным словам. Я об этом кажется упоминала, но честно признаться не помню.
Одним из главных различий между японскими и англоязычными хайку является употребление сезонных слов (kigo). Японское хайку унаследовало от хокку два формальных требования: разделительное слово (kireji), делящее семнадцати сложный текст на две части, и сезонное слово. Англоязычное хайку не знает разделительных слов, используя в качестве эквивалента средства стихотворной графики, пунктуации (скажем, тире), синтаксиса: эффект достигается очень похожий, и многие удачные тексты построены именно на удачном разделении текста. А вот у сезонных слов аналога в англоязычном хайку нет.
В Японии всякое сезонное слово влечет за собой длинный шлейф ассоциаций, которые развивались, совершенствовались и заботливо передавались из поколения в поколение на протяжении доброй тысячи лет, сохраняясь и видоизменяясь в особых сезонных справочниках, и сегодня широко распространенных.
Во времена Басё сезонные слова складывались в своего рода гигантскую пирамиду, на вершине которой располагались пять ключевых слов классической японской поэзии вака: «кукушка» (hototogisu) для лета, «вишенный цвет» для весны, «снег» для зимы, «луна» и «яркие осенние листья» для осени.
От этой вершины расходились другие характерные слова классической поэзии: «весенний дождь», «дерево ивы», «цветы апельсина» и т.д. Наиболее широкой зоне у основания пирамиды соответствовали сезонные слова, введенные недавно поэтами, работающими уже с хайку, а не с вака, - в отличие от возвышенных образов на вершине пирамиды, это слова из обыденной, повседневной жизни: например, «одуванчик», «чеснок» или «влюбленные коты» для весны.
Еще с XI века классическому поэту полагалось использовать сезонное слово в соответствии с его поэтическим содержанием (hon'i) - предустановленным кругом ассоциативных связей. Так, о соловье (uguisu) следовало говорить в связи с приходом или окончанием весны, либо представляя картину вылета птицы из горной лощины, или же рисуя отношение птицы к цветам сливы. «Поэтическое содержание» (essence) сезонного слова мыслилось как высшая точка многолетнего поэтического опыта: обращаясь к этому содержанию, поэт тем самым разделял опыт поколений, наследовал его и проносил в будущее (так же и в других традиционных искусствах Японии: начинающий автор должен сперва освоить основополагающие формы - kata, - в которых сосредоточен опыт мастеров прошлых поколений).
Поэты изучали классическую литературу, будь то «Сказание о принце Гэндзи» или «Кокинсю», извлекая из нее поэтическое содержание сезонных слов, а также знаменитых местностей. Знаменитые местности (meisho) в японской поэзии играли роль, близкую к сезонным словам: за каждой из них издавна стоял ряд ассоциаций. Так, Тацутагава (река Тацута) ассоциативно связана с momiji – «яркими осенними листьями». Знаменитые поэтические места - Ёсино, Мацусима, Сиракава - давали поэтам прямой доступ к общему телу национальной поэзии. Потому-то и Сайгё, и Басё непременно отправлялись к этим местам, чтобы к нему приобщиться.
Таким образом, и сезонные слова, и названия знаменитых поэтических местностей в японской поэзии привязывают текст не только к определенным явлениям и картинам природы, но и, на вертикальной оси, к общему телу национальной поэтической традиции, соединяют с другими стихотворениями. По сути, каждое хайку представляет собой часть одной грандиозной сезонной поэмы.
Именно с этим связан ответ на часто возникающий вопрос о краткости японских стихов (ведь семнадцати сложное хайку - кратчайшая из мировых поэтических форм, тридцать одна сложная вака, или танка, как ее теперь называют, - вероятно, вторая по краткости): как это возможно, чтобы такой короткий текст был все же поэтическим, чтобы в таком коротком и простом стихотворении содержались подлинная сложность и художественное совершенство?
С одной стороны, краткость и неприкрытая простота позволяют множеству людей попробовать себя в этой форме, делая ее формой общения, общественной жизни. С другой - стихотворение может быть очень коротким и при этом весьма сложным, когда оно является, собственно говоря, частью гораздо более обширного поэтического целого. Избирая в качестве темы одно из слов с вершины «сезонной пирамиды» или путешествуя к знаменитым поэтическим местам, поэт вступает в пространный воображаемый мир, общий для него, его предшественников и его читателей. Обращаясь к «поэтическому содержанию» слова-темы, новый автор подключается к накопленному поэтами прошлого опыту.
Потому-то читатель хайку способен находить удовольствие даже в едва заметных вариациях на знакомые темы.
Это общее тело национальной поэзии, эта вертикальная ось, разумеется, постоянно требует обновления. Поэт прибегает к горизонтальной оси ради нового опыта, нового языка, новых тем, новых партнеров по творческому диалогу. «Сезонную пирамиду» можно представить себе и в образе древесного ствола с его концентрическими кольцами: пять классических слов-тем в самом центре, далее слова из ранних стихотворных цепочек, из традиционных хайку и, наконец, наружные круги - лексика современного хайку. Внутренние круги - это история, воображаемый мир, они почти не меняются; внешние - повседневная жизнь с ее сиюминутными переменами, многие из этих слов возникают на мгновение и тут же исчезают из поэтического лексикона, но без постоянного наращения новых колец дерево гибнет или превращается в окаменелость. Вспомним один из идеалов позднего Басё: «неизменность и вечная изменчивость» (fueki ryuko) - где «неизменность» подразумевает стремление к «истине поэтического искусства» (fuga no makoto), в частности, через обращение к поэтической и духовной традиции, а "вечная изменчивость" - постоянную жажду обновления, которую может удовлетворить только родник повседневности.
Между тем хайку на английском языке, рождаясь из японской традиции, не может слепо воспроизводить японские правила. Сезонные слова (а вернее - те или иные указания на время года) содержатся примерно в половине североамериканских хайку - но они не выполняют той роли, о которой шла речь применительно к японским хайку: круг ассоциаций, вызываемых этими словами, сильно различается от региона к региону даже в Северной Америке, что уж говорить об остальном мире, да и не носит столь определенного характера, не позволяет читателю мгновенно опознать отсылку к той или иной сфере литературных и культурных источников.
Так же и со знаменитыми местностями: в Америке, можно считать, не существует таких мест, за которыми закреплен устойчивый круг поэтических ассоциаций. А потому англоязычное хайку, если хочет быть жизнеспособным, должно опираться на другие измерения японской традиции.
Сэнрю и хайку в англоязычном мире
Добрая половина англоязычных хайку, в т.ч. и многие лучшие среди них, на самом деле гораздо ближе к другой традиционной японской форме - сэнрю: это семнадцати сложное стихотворение, не требующее сезонного слова, в котором говорится о человеке, о его положении, о каких-то общественных обстоятельствах, причем зачастую в ироническом ключе.
В Японии второй половины XVIII века развившееся в самостоятельную форму сэнрю носило ярко выраженный сатирический характер, высмеивая людские слабости и новомодные обычаи.
Современные англоязычные издания обычно публикуют хайку и сэнрю в разных разделах, относя к первым стихотворения с образами природы, а ко вторым - с другими образами.
Согласно определению Американского общества хайку, собственно хайку «связывает природу с человеческим характером», тогда как сэнрю «преимущественно имеет дело с человеческим характером, часто в юмористическом аспекте», - думается, что для англоязычного хайку, совсем не так резко (из-за отсутствия сезонных слов) отграниченного от сэнрю, это слишком жесткое определение.
Следствие это излишней жесткости - картина, которую мы видим в большинстве англоязычных собраний хайку: журналы и антологии переполнены текстами с деревенскими мотивами, тогда как подавляющее большинство авторов живет, естественно, в городе.
Слегка утрируя, можно сказать, что североамериканским авторам хайку предоставляется выбор: писать серьезные стихи о природе (определяемые как хайку) или иронические стихи о других предметах (определяемые как сэнрю).
А как же серьезные тексты о городском окружении человека? Метро, городские дороги с транспортными потоками, огни кинотеатров, просторы супермаркетов - разве это не богатейший источник для современного хайку и разве это не часть природы в самом широком смысле слова? Вот поэтому я занят в настоящее время составлением антологии нью-йоркского (городского, даже урбанистического) хайку: эти тексты в большинстве своем были бы отвергнуты, если следовать узкому пониманию хайку, но именно они выражают подлинный дух японской традиции, осмысляя непосредственное предметное окружение человека.
В этом же отношении вдохновляют и обнадеживают такие проекты, как «Хайку на 42-й улице» Ди Эветта (разместившего хайку на городские темы на стенах неработающего кинотеатра).
http://www.stihi.ru/2018/10/25/5705