Проломлены кортиком Божьим в лице
две щели. Хоть панцирей и панацей
мой взгляд создан твёрже, разлапистых звёзд
не крепче его многолиственный рост.
О Господи невыносимый, разрушь
под зык негасимый нескованных душ
мой взгляд стройно-строгий! Под хохот луны
пускай догорают усталые сны.
С пророческим грифелем червь без лица,
я лучше вплетусь в оконцовку кольца,
как вздох незашитый, непроткнутый крик,
на облачном пыточном троне старик,
надевший ослиный колпак шутовской.
Скорбя равнодушной своей бородой,
я скорчусь в каморке, где шар из стекла,
весёлка, лучина, свеча и игла.