Заяц пельмени ел
холодной осенней порой,
за окнами ветер свистел,
на печке спал домовой.
И стало вдруг как-то зябко,
подуло из всех щелей,
и на поЛ упала тряпка,
послышался топот коней.
Заяц на улицу смотрит,
за окнами темень и мгла
и будто-бы кто-то бродит,
и будто бормочет слова.
И стало вдруг невыносимо
в уютном избушки тепле,
и жизнь проносится мимо,
не помнит никто о тебе.
Ты словно плывешь по течению,
все дни как один похожи,
и давишься чаем с печеньем
и смотришь на скучные рожи.
И заяц одежду скинул,
и голый в ночь убежал,
чужие стандарты отринул,
другим он той ночью стал.
Нагой по земле он ходит,
и весть благую несет,
порой при честном народе-
нездешнюю песню поет.
Слова ее нам незнакомы,
язык тот давно забыт,
ее поют пилигримы,
чей путь на восток лежит.
На этом наречье гортанном
говорил тот древний народ,
чья родина легендарная,
сокрыта под толщей вод.
Где эти слова звучали,
теперь простор океана,
вот ёжик с челом печальным,
пьет воду сырую из крана.
И заяц, песню окончив,
на нас с улыбкой взирал,
и скрылся под сенью ночи,
а ветер листвой играл.