Юность удалая бешеным пожаром
Пронеслась со свистом и пропала даром.
Оглянулся, сзади ничего не видно;
Подавилось сердце горькою обидой.
Где вы ноченьки мои сердце сладко жгущие,
Где та силушка в плечах, многое могущая?
Расплескал ли попусту или проворонил,
На лугах просыпавшись бесшабашным звоном?
Комом встряла в горле жалость по утере.
На засове крепком в прожитое двери.
Грезилась ли радость,
Чудилась ли сказка,
Или взор укрыт был розовой повязкой?
Где вы легкие деньки в голубой оправе,
Где прогулки до зари с месяцем в упряге?
Обронил ли пьян в дугу, иль цыгану пропил,
Не упомню, не пойму, как я всё прохлопал.
Знать бы, не метался раненою птицей,
Подстрекая душу в кровь о прутья биться.
А забравшись в церковь, пал под образами
Да омыл недолгу буйными слезами.
Так бы гнулся в пояс, не жалея спину,
И творил молитву, пусть и пьян в дрезину,
Чтоб в церковных сводах ангелы запели
Чувственный акафист о моей утере.
Посетил бы тайный, с глаз сорвал повязку.
Снизошел скупою, да ненужной лаской.
Я б ему поведал о его обмане,
Затаивши кукиш в накладном кармане.
И бегом из храма в жуткую трясину
Так, чтоб стало тошно, как чертям в осинах.
И, не просыхая, так и сгинуть в тяжких,
Головой уткнувшись проститутке в ляжки.
Где вы легкие деньки в голубой оправе,
Где прогулки до зари с месяцем в упряге?
Обронил ли пьян в дугу, иль цыгану пропил,
Не упомню, не пойму, как я всё прохлопал.
Где вы ноченьки мои сердце сладко жгущие,
Где та силушка в плечах, многое могущая?
Расплескал вас попусту, сдуру проворонил
На лугах просыпавшись бесшабашным звоном…