По ночам он вставал, пил воду,
и, напившись, в пустыню сна
возвращался, как на свободу
старый зек, отмотавший сполна.
И Сахары ветер горячий
налетит вдруг и унесёт
вместе с тучей песка в придачу,
бросит наземь, закончив налёт.
И летящий над миром лётчик
в страшном крене заложит вираж,
чтобы ночь шла без проволочек,
чтоб трудился, поймав кураж.
Просыпаясь в необходимость,
неосознанную никем,
превращаться ему приходилось
в элемент социальных схем --
в винтик исполинской махины,
той, которой умом не понять,
и которая непостижимо
вдаль летит безответно опять.
Он обычно через Сахару
на метро возвращался домой
в шлеме пробковом и сигарой,
с перегруженной головой.
В океане Сахара невольно
глаз пытается отыскать
берег или корабль, но волны
из песка всем дают понять –
скорость времени здесь иная,
и секунда Сахары – год.
Качку дикую ощущает
только тот, кто в ней долго живёт.
Жар Сахары рождает жажду.
Ночью встал, чтобы выпить воды,
шёл на кухню; ветер вальяжно
заметал на песке следы.
Подошёл к окну – серебрится
приземлившийся аэроплан.
Ходит лётчик с Маленьким Принцем
яко посуху – по волнам.
Звёзды – все! даже самые тусклые,
высыпали, осветив пустырь;
Мальчик лётчику не по-русски:
- Tu auras, toi, des etoiles qui savent rire!*
Несвобода была – и пропала.
Скорость времени можно менять.
И ожили волны Сахары --
больше незачем умирать
* У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться! (фр. "Маленький Принц" Экзюпери)