II
Небесная синь расстилалась над ветхой беседкой,
И жаром полуденным землю сжигало Светило,
Я чай разливал по пиалам под сакуры веткой
И всё мне казалось в природе знакомо и мило.
Был день этот длинным и всё же безудержно сладким,
Как терпкая влага в пиале небесной царицы.
И даже шершавое было отчаянно гладким,
И кротость горела в очах вавилонской блудницы;
А в капище Дыя засиженный мухами идол,
Томленья исполненный весь, приуныл древоликий;
И после молчания долгого всё-таки выдал –
Не то промычал, или может быть, выкрикнул крики.
Сказал он Герою, подобному ясному Солнцу,
Подобный же сам Геркулесовым медным колоннам:
«Судьба не подвластна не турку, не даже японцу –
Любезный Герой, не суди этот мир по шаблонам»…
«О, идол добрейший! И верно – Дельфийский Оракул
В подмётки Тебе не годится, о, мудровещатель!»
Промолвил Герой наш и будто беззвучно заплакал,
Единый не видя в беседе такой знаменатель.