Женька боялся выходных.
Нет, конечно, как всякий нормальный младший школьник он считал дни и минуты до того момента, когда рано утром не зазвонит противный будильник и можно будет поваляться в тёплой кровати пару лишних часов.
Женька боялся отца.
О каком-то пиетете, замешанном на строгости и дисциплине, не было и речи. Напротив, патологическая приверженность старшего Боброва к порядку даже импонировала пацану, и ему было совсем не в тягость беспрекословно и точно в срок выполнять все задания, которые ежедневно “нарезал” ему Фёдор Иванович.
Женька боялся скандалов.
Трудовая неделя среднестатистического советского мужчины неизменно заканчивалась пятничным вечером, когда меньше всего хотелось домой к жене и детям, но зато непреодолимо тянуло в “бермудский треугольник” близких по духу и настроению коллег по работе. Требовалось не только смочить пересохшее с понедельника горло, но и, что самое-то главное – высказаться, излить душу развязавшимся от сорокоградусной языком, прокричать в пустоту о наболевшем, нисколько не боясь остаться не услышанным или не понятым.
Женька боялся за мать.
Её пятидневка начиналась чем свет, с неизменного приготовления завтрака (совмещённого с обедом) для главы семейства и скорейшего выпроваживания хозяина за пределы дворовой территории. Потом уже приступала к беглому осмотру своего нехитрого гардероба, а также костюмчика, портфеля и сменной обуви младшего сынули. Уезжала за’ город в набитом рабочим классом стареньком “ЛиАЗе”, где посреди огромной промзоны располагался склад лакокрасочных материалов, где собственно, Ольга Васильевна работала кладовщицей.
Вечерний досуг провинциальной женщины, проживающей в частном доме(вернее, в тесной половине), был всецело посвящён топке печи, варке борща, кормёжке голодных мужчин и домашней живности. В каком состоянии она добиралась до подушки, можно только догадываться. Тем желаннее должны были казаться наступающие выходные, как некий передых от бесконечной круговерти дел и забот. Отнюдь…
Женька боялся ночного кошмара в образе пьяного батюшки, размахивающего тощими кулаками и бесконечно выкрикивающего однообразные лозунги о его, якобы кристальной невинности, и каком-то запредельном, фантастическом блуде неверной супруги. Сия сентенция казалась дикой и неправдоподобной, зная характер, образ жизни и занятость по хозяйству мамы Оли. Когда обезумевший (более от выпитого, чем от приступа ревности) Фёдор пытался вконец уничтожить некогда горячо любимую жену, его младшенький вступался за мамку, насколько позволяло на тот момент его худосочное тельце и слабенькая воля. Кончалось же всё всегда одинаково – глубоко за полночь, Ольга с Женькой спасались огородами, мостком через Каменку, где по ту сторону берега возвышался на пригорке дом бабы Мани (мамкиной матери, то есть).
В одну из пятнично-субботних ночей Женька бояться перестал. Он просто подрос,
и при очередной пьяной выходке папаши так изловчился, что нанёс довольно ощутимый удар с правой под левый глаз домашнего дебошира и насильника.Сказать, что Фёдор оторопел, значит не сказать ничего. Он вдруг чётко осознал, что его абсолютная власть над бесправной русской бабой разом и навсегда закончилась, хотя ещё ни одну ночь он будет пытаться вернуть себе прежнее господство беззакония и безнаказанности, хотя и тщетно. И уж совсем ему было глубоко наплевать на то, как пережила все эти события детская психика, сколько комплексов и страхов впитал в себя мальчуган, и как дальше со всем этим ему жить.
“Мама, не бойся ни-че-го, Женька стал мужиком и в обиду тебя никогда и никому больше не даст!..”
28 ноября 2018 года
Ю.Урал – Санкт-Петербург